Псионикум

Винсент, как и Майлз, придерживался этой версии. Ведь всё однозначно указывало на это. Кажется, их нисколько не смущал уж слишком болезненный способ суицида. А самым главным аргументом было отсутствие травм на теле. Но, блин, заживо сжечь себя — это ж просто пиздец. Но и это объяснялось вполне логично: под психозом от наркотиков Кевин мог легко сорваться. Плюс — он интересовался машинами и подрабатывал в автосалоне, значит, легко мог достать горючее, а тяжёлая жизненная ситуация в семье и в школе послужила катализатором для принятия рокового решения. И в особо тяжкий момент помутнения рассудка под действием веществ он шагнул за пропасть. Делу не помогали и его «друзья», да, именно в кавычках. Они мало что знали о Кевине. А их показания лишь сильнее укрепляли версию Майлза с Винсентом.

Как же, юноша не был суперпопулярным, не отличался хорошей успеваемостью, успехами в спорте, ни с кем особо не дружил — самый обычный паренёк с неблагополучного района ещё со вспыльчивым характером. По словам одноклассников он был немного странным, да и учителя все как один отмечали частую переменчивость в его настроении. Не раз от него несло травкой и перегаром, за что его наказывали. В глазах у всех, кроме родителей, он автоматически становился юношей с нестабильной психикой и тяжёлой судьбой, который легко мог решиться на подобное.

И самое главное — эта версия была удобной. Причём для всех. Естественно, только не для миссис и мистер Стюарт. В какой-то степени мне было жаль родителей, но что они знали о нем? Что могли сказать? Их слова об их любимом и заботливом сыне не слишком котировались в нынешней ситуации. Ведь даже у самых жестоких убийц есть любящие близкие, которые в них души не чают. Хотя, может я не права, что я вообще знаю о семейных отношениях, верно?

Исходя из всего, создавалось странное представление, словно все хотят побыстрее закрыть это дело, отправить в архив и забыть. Их тоже можно понять, тема самоубийства испокон веков не слишком, скажем так, открыта и тяжела. Она вызывает праздный интерес только у газетчиков и любителей сенсаций, но настолько страшна и некомфортна для остальных людей, что они не знают, что говорить или делать, когда столкнутся с этим лицом к лицу.

Подсчитано, что каждое самоубийство оставляет после себя в среднем до восьми человек, которых непосредственно и очень глубоко коснулась трагедия. Это они мучаются годами, это их терзают вопросы и чувство вины — люди, чьи родственники или друзья покончили с собой. Они чувствуют себя безнадёжно, чувствую неутихающую вину.

Но я не была уверена в версии старших коллег. Я всё прокручивала в уме тот образ с красными глазами. В отличие от образа Кевина, Черныш, назовём его так, источал живые псиэманации. Кто бы ни оставил там свой псионический отпечаток, он был зол, высокомерен, труслив и… жив. Его аура не даст соврать. Правда, все равно она не была похоже на ауру обычного человека. Возможно, замешан псионик. Это слишком маловероятно и притянуто за уши, но я верила своим ощущениям.

До обеда мы кое-как справились со всеми приглашёнными и отпустили по домам, так ничего полезного и не выяснив.

— Да, это было очень продуктивно… — зевая, потянулась я всеми конечностями. От долгого сидения затекли аж все мышцы.

— Так, теперь что?

— Для начала необходимо подкрепиться, Кэс, — энергия от утреннего кофе и пончика давно исчерпалась.

— Мистер Доккинг сообщил, что у него есть для нас интересные сведения. Просит зайти.

Чарльз Доккинг, низкий щупленький мужчина лет тридцати в очках с круглой оправой был ведущим судмедэкспертом, прикреплённым к нашему отделу. Ну, как сказать прикрепленный, это ему приходится разбираться во всех «странных» смертях и в «странных» трупах. Но, как нас уверял сам специалист, в основном все причины «необычных» смертей оказываются довольно-таки тривиальны. Однако это может подтвердить только он сам.

— И ещё не помешало бы проверить дом Стюартов. Мне нужно проверить, увидеть собственными «глазами». Возможно, парень и в самом деле мог совершить подобное и обдумывал свой роковой шаг не один раз. Винсент, ты же сам знаешь, что такие мысли редко появляются спонтанно и точно оставляют след.

— Думаете, родители правы, мисс Рейн? И вы идёте туда, чтобы убедиться, что его убили?

— Не будет лишним иметь альтернативный вариант. Я же сомневаюсь в суициде.

— Я тоже, — поддержала меня Кэс. — Значит, разделяемся? Винсент? Мы с Анной можем туда съездить.

Агент Мурье не любил, когда к нему обращаются по фамилии. Потому и просил обращаться по имени. А сам в свою очередь всегда обращался предельно вежливо и учтиво.

— Я с вами согласен. Пока есть время, разработать другие версии не помешает.

— Также порасспрашиваем на районе, — дополнила я.

— Тогда решено, я отправлюсь к мистеру Доккингу, сообщу, если что-то узнаю. И вы тоже будьте на связи.

— Наши аналитики ничего интересного не раскопали?

— Не знаю, насколько полезным будет их информация. Всю актуальную информацию они будут кидать вам по мере поступления.

— Что ж, трущобы ждите нас. Снова.

— Я думала, ты скучаешь по родным пенатам, Анна?

— Чего? Да ни в жизнь. Я рада, что выбралась оттуда. Пошли уже. А хотя… Не пригонишь машину к входу?

— Я тебе что, личный водитель? Топай давай ножками, не развалишься.

— Ну, Кэс… — жалобно взмолилась.

— Не Кэскай мне тут, пошли.

— Ла-адно.

***

— Я уверена, тот, кто способствовал его смерти, обладает даром — похоже, внушением или даже контролем, — делилась мыслями с Кэс в машине.

— Нужны доказательства, мотив, и самый сущий пустяк — сам злоумышленник. Думаешь, у кого-то вроде Кевина вдруг среди недоброжелателей затесался псионик? Всё указывает на него самого. Он облился бензином и поджёг зажигалкой. И то и другое криминалисты обнаружили в парке. В семье проблемы. Со школой также.

— Но они не видели того, что видела я.

— Я знаю, Анна. Я тебе верю.

— Гм… — пришло уведомление в телефоне. — Наш аналитический центр отправил.

— Что там?

— Видео какое-то.

Камера дорожного видеонаблюдения на автостраде в районе Авенсон-авеню издали засняла, как нечто горящее выбежало из курилки в скейт-парке.

— Качество просто отстой, конечно, — у меня с моим-то зрением имеются определённые трудности с «просмотром» и «чтением» даже при хорошем качестве, а тут вообще мыло мыльное.

— Дай, я посмотрю, — Кэссиди убрала руки с руля.

— Там отстой… Вот, что ты делаешь, скажи мне?

— Вожу силой мысли.

— Ты в курсе, что подвергаешь риску невинных граждан?

— Ага. В пробке. Дай сюда телефон.

— Держи. Только, верни, пожалуйста, руки на руль.

— Мм… Качество и вправду полный трэш. Это вообще оно?

— Наверное, или сомневаешься в аналитиках?

— Анна…

— Что?

— Там вроде мелькают другие скейтеры. Кевин ведь не был любителем спорта, что он там делал?

— Мм… Покупал травку?

— Вот именно. Возможно закупается у одного и того же дилера. Последний может знать больше, чем все его «близкие» и «родные».

— Личный дилер? Гм… Это как личный доктор, что ли?

— Найдём дилера — найдём его самого лучшего «друга».

— Мило. Чувствуется уровень сервиса, отточенная годами. А ты откуда это знаешь?

— Меня удивляет, что ты этого не знаешь, — сказала она и демонстративно затянулась сигаретой.

— Ладно, оставь свою тёмную тайну при себе. А я же никогда не интересовалась наркотиками, просто денег лишних никогда не было, наверное.

Спустя полчаса мы, наконец, избавились от пробок и благ цивилизации. Ухоженные аккуратные улицы с хорошим асфальтом и красочными знаками, вывесками закончились, началась ухабистая и ямистая дорога из одних выбоин, что даже благовоспитанная мисс Уильям ругалась, жалея свою машину.

Совсем рядом с райским Нью-Эдемом существует совсем другой Эдем. Трущобы мегаполиса — грязное пятно, которое пытаются не замечать наши власти, за последние десять лет заметно увеличилось. Да, здесь не совсем фавелы как в том же Рио, но нищета и преступность везде имеет одно и то же лицо.