Страница 30 из 82
Провидец оказался чрезвычайно худ и долговяз. Он напомнил мне шнурок с узлами, завязанными то тут, то там. С лица с острым подбородком и частыми росчерками глубоких морщин внимательно смотрели хищные зеленые глаза. Над высоким бугристым лбом в разные стороны топорщились кое-как остриженные, словно драные, волосы неожиданного темно-синего цвета.
Из одежды провидец носил латаный фиолетовый пиджак из вельвета, зеленую рубашку и мятые узкие штаны невнятного сизого оттенка.
Он встретил нас без приветствий. Молча велел следовать за ним и, развернувшись, сгорбленно зашаркал по полу стоптанными солнечно-желтыми тапочками без задников.
В темной захламленной квартире, обычной двушке, пахло старостью и какой-то тухлятиной. И хотя пахло несильно, но этот душный, сладковатый аромат буквально ввинчивался в мозг, пробуждая тревогу и дурные предчувствия.
Мы прошли в одну из комнат - грязную и голубую. Голубым здесь было всё: обои, шторы, ковер, продавленный диван и кресло, стоящие друг против друга. Покрытая слоем вековечной пыли люстра флегматично покачивала многочисленными подвесками из голубого стекла. Они приятно позвякивали от дуновений теплого ветерка, что влетал в комнату из распахнутой настежь балконной двери.
Похоже, провидец, так же, как и простые смертные, страдал от жары, неослабевающей даже ночью.
Он усадил нас на диван, а сам сел в кресло, вальяжно откинувшись на засаленную спинку.
- Иди на юго-восток, - сказал он неожиданно высоким и мелодичным, как не у всякой оперной певицы, голосом.
Я непонимающе заморгала.
- Что?
- Зови меня дядюшка Мунк, Рассветная.
Он, было, потянулся ко мне, словно намереваясь по-отечески пожать лежащие на коленях руки, но резко отпрянул, едва Безымянный отрицательно покачал головой.
Недоумение моё росло.
- Что ты хочешь знать, дитя?
Древний фейри улыбнулся, обнажив настоящий частокол белоснежных, острых, точно пики, зубов.
Запретив себе бояться, я только теснее прижалась к своему бессмертному телохранителю. Наверное, если бы не его присутствие, уже неслась бы отсюда на всех парах.
Прозвучавший вопрос застал меня врасплох. Верно говорила наша учительница по истории: «Иногда самое главное в жизни - знать, о чем спросить». Я растерянно посмотрела на Безымянного.
- Не заигрывай с нами, старик. Если хочешь получить свою плату, то говори честно, что видишь. А если же твоя магия покинула тебя окончательно, лучше признайся. Ты же помнишь - я плохо выношу, когда мышка воображает себя кошкой…
- Нет, нет, - торопливо проворковал прорицатель. - Я всего лишь проявляю гостеприимство. Девочка так сочна… Я хотел сказать, так юна, а все юные горячие человеческие сердца… - старик практически облизнулся, - особенно девичьи… желают предсказаний о любви.
Уместив локти на подлокотниках, он чинно сложил перед собой руки и стал как две капли воды похож на карикатурного вампира.
- Ведь так, деточка? Ты наверняка хотела бы спросить у дядюшки Мунка о том, какая любовь тебя ожидает? Кто твоя… как это вы люди говорите? Судьба?
- Совсем нет, - не согласилось я.
Вот уж совершенно точно ничего ни о какой любви знать я сейчас не хотела. Конечно, на самом деле, еще какой-то месяц назад я бы с большим интересом послушала предсказание на сей счет, но не теперь. Всё, что меня волновало сегодня, было выживание. Что надлежит предпринять, дабы моя прежняя жизнь вновь стала моей?
Об этом я и спросила. В ответ провидец заливисто рассмеялся. Он хохотал, сотрясаясь всем телом, и поэтому мы даже не сразу сообразили, что у фейца начался припадок. Я кинулась ему на помощь, но не успела даже прикоснуться.
Ломаным движением, словно марионетка на ниточках, дядюшка Мунк выпрямился в кресле и резко открыл глаза. Я имею в виду те дополнительные шесть глаз, что, оказывается, незаметно прятались, маскируясь под глубокие бугристые морщины на лбу и щеках. Каждый глаз прорицателя отличался размером, формой и, по всей видимости, цветом. О последнем было сложно судить наверняка, так как четыре из них оказались затянуты плотной пленкой бельма. Пятый, желто-серый, был поражен наполовину, и лишь последний, ярко-красный, смотрел ясно и отливал здоровым блеском.
А затем дядюшка Мунк заговорил:
- Ту реку вспять не обратить,
Она иссохла и мертва.
За Чары надобно платить,
Или исчезнуть без следа.
Своею сутью напитай
Ты берег Безымянных вод
И смело по воде ступай,
Веди к Рассвету свой народ.
Казалось, весь мир вокруг застыл подобно кадру в фотоаппарате. Даже ночной ветерок исчез. Не покачнулась ни одна стекляшка на люстре. Занавески висели унылыми складками, а я старалась даже не дышать, захваченная важностью момента. Была готова поклясться, что чувствую, как чары переливаются вокруг нас невидимой радугой. Предсказание отпечаталось в моей памяти так, словно кто-то обвел его через копирку. Хорошо бы ещё понимать о чём оно.