Страница 302 из 460
Удалась лишь вторая попытка. С белым флагом, сделанным из единственной в округе простыни командира 96-й дивизии, орденоносные парламентеры пошли вперед и остановились за двадцать метров до немецких позиций. Сержант дул в трубу, а немцы искали офицеров. «У нас письмо вашему командующему». Двое советских офицеров и сержант пересекли линию фронта. В карманах у них уже приготовлены были повязки, которыми им завязали глаза, и они были доставлены под белым флагом на германский контрольный пункт. Парламентерам развязали глаза только в блиндаже, где было холодно, а в углу стояли два мешка с уже испортившимся зерном. Они вручили предложение Рокоссовского некоему капитану Виллигу. Тем, кто сложит оружие, гарантировалось возвращение после окончания войны домой, в Германию. Солдаты сохранят свои личные вещи. Офицерам будет оставлено даже холодное оружие. «Все офицеры и солдаты, которые сдадутся, немедленно получат пищевой рацион. Раненые, больные и обмороженные получат медицинскую помощь». На размышления давались сутки. Негативный ответ означал уничтожение. Это предложение Паулюс передал Гитлеру и запросил «свободы действий».
Сержант Сидоров, который играл прежде на трубе, а по пути часто падал на скользких местах, достал папиросы «Люкс», специально выданные перед заданием. Он попросил перевести, что участвовал в трех войнах, но никогда еще не видел более миролюбивой кампании. Однако прибывший от Паулюса полковник был мрачен. «Вам следует завязать глаза и пройти обратно на передовую. Там вы получите свои пистолеты. Пакет оставьте себе, я не имею права принимать решение». На передовой парламентерам развязали глаза и они вернулись к своим. Начальник дивизионной разведки тотчас же попросил «трубадура» Сидорова обозначить схему немецких огневых точек, и тот быстро испещрил фронтовую карту.
Истекал срок советского ультиматума. Гитлер приказал держаться.
Немцы вспоминают о сталинградских условиях в это время. «Каждому в день раздавалось от двадцати до тридцати патронов с приказом использовать их только для отражения атаки. Рацион хлеба был снижен с 120 до 70 грамм - один ломоть. Воду добывали из талого снега.
Килограмм картофеля делился на пятнадцать человек. Мяса не было; мы съели наших лошадей еще до Рождества». Давка около улетающих самолетов была значительной. «Пришел лейтенант люфтваффе и сказал, что самолет перегружен и двадцать человек должны выйти. Начался страшный шум, все кричали в один голос: один кричал, что он летит по приказу штаба армии, другой - что он из СС и везет важные партийные документы; многие кричали о своих семьях, о том, что их дети были покалечены во время бомбардировок германских городов, и так далее. Только те, кто лежал на носилках, молчали, но их ужас был написан на их лицах». Для значительного, растущего числа германских военнослужащих дорога домой начиналась вот так: «Я пошел в ту часть здания, где лежали тяжелораненые и где было относительно спокойно - многие потеряли сознание, многие умерли. Одного из них я сбросил с носилок. Я сделал три выстрела в мою левую ногу и лег на носилки. Я потерял сознание.
Было темно и боль была ужасной. В помещении было ни огонька. Я продолжал говорить себе: «Это продлится час или два, и мы полетим».
Прошло два дня и кровь вокруг моей раны затвердела, но я старался не привлекать ничьего внимания. Двое лежащих рядом умерли. Но - о радость, они начали нас грузить». Однако пришел врач и увидел следы пороха вокруг раны и пришел к выводу, что имеет дело с самострелом - за это на Восточном фронте следовала смертная казнь. Его бросили в подвал Универмага, началась гангрена ноги, и русский врач после капитуляции спас немцу жизнь, отрезав ногу до бедра.
На горизонте «Сатурн» 22 декабря Ставка заслушивала оперативный план командующего Воронежским фронтом Голикова. Ему была поставлена задача наступления между Воронежем и Кантемировкой. Он предполагал синхронизированное наступление трех колонн, успех которых означал подступ в середине января к Украине. Северная группа - 40-я армия генерала Москаленко - двигалась на Алексеевку, где она должна была соединиться с южной группой (3-я танковая армия Рыбалко). По центру же шел генерал-майор Жуков во главе 18-го стрелкового корпуса. Москаленко завершил свое планирование к 25 декабря. Планы проверял сам «большой» Жуков, к которому позднее присоединился Василевский, а также генерал В.Д.
Иванов из оперативного отдела Генерального штаба. Жуков добивался тщательного предусмотрения мельчайших деталей. Он был свиреп в следовании всем мерам предосторожности. Войска соблюдали все средства маскировки. В результате самолеты противника не сумели разглядеть масштабных приготовлений наших войск. Венгерские командиры докладывали, что ничего особенного на фронте не происходит. Советские войска перемещались ночью, мешали снежные метели.
На Ростов советские войска устремились с северо-востока (Юго-Западный фронт Ватутина), с востока (Южный фронт - так с 1 января назывался прежний Сталинградский фронт), юго-востока (Северокавказский фронт) и юга (Закавказский фронт). Основная задача была поручена в конце декабря 1942 года Закавказскому фронту - выход на Краснодар - Тихорецк - и Южному фронту, движение на Сальск - Тихорецк; после занятия этих позиций оба фронта штурмовали Ростов. Тогда германская группа армий «А» попадет в подлинный переплет.
Для реализации этих планов Южный фронт запросил 300 новых танков. 4 января ставка пообещала 150. Во исполнение этих планов 2-я гвардейская армия Малиновского и 51-я армия Труфанова вышли 11 января 1943 года к реке Маныч между ее устьем и железнодорожной станцией Пролетарская. Малиновский рассчитывал, что он бросит на ростовское направление на предварительном (отдаленном) этапе прежде всего 3-й гвардейский корпус; а 2-й и 6-й механизированные корпуса и 98-ю стрелковую дивизию выдвинет уже непосредственно для боев за Батайск и Ростов. Ротмистров получил распоряжение захватить плацдарм на южном берегу Маныча к утру 17 января и, если обстоятельства окажутся благоприятными и вера в удачу не ослабеет, броситься на Ростов.