Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 111 из 460

Присутствующим стало ясно, что, пользуясь «житомирским коридором», Клейст стремился прямо к Киеву, чтобы захватить мосты через Днепр и выйти на Левобережье. Соответственно, задача - прикрыть Киев и не допустить немцев к Днепру. Стоя у большой карты, генерал Кирпонос огласил приказ об очередном контрнаступлении. Следует «закрыть житомирский коридор», взять Житомир, Радомысль и Каменец-Подольский.

Несчастья Красной Армии на Украине начались тогда, когда, потеряв связь с тылом, танки Кирпоноса потеряли свою ударную силу и оборонительная линия Ровно - Дубно - Тернополь начала крошиться. 10 июля Ставка объединила Южный и Юго-Западный фронты под началом маршала Буденного. Сталин категорически отказался даже обсуждать возможность оставить Киев. Войска Буденного концентрировались вокруг двух центров:

Киев и Никополь - Кривой Рог. Советские танки у Киева страдали от недостатка бензина. Немцы двигались по периметру вокруг Киева как волки в поисках бреши. А Буденный хвалился «мощными оборонительными сооружениями».

Созданная в ОКХ аналитическая оценка состояния армии противника № 14 (середина июля) вела к однозначному выводу: «Положение Красной Армии начинает становиться критическим». На севере началась битва в пригородах Ленинграда (по «линии Луга»). Германская группа армий «Центр» начала битву за Смоленск, и танки Гудериана пересекли Днепр.

На юге группа армий Рундштедта сокрушила правое крыло оборонительных линий Кирпоноса и подошла к Киеву. Собственно, Сталин со своей стороны высказал схожие с приведенными немецкими мысли, когда 10 июля объявил о новой конфигурации вооруженных сил на фронтах.

Страна ощутила себя над бездной. У Ставки были проблемы с резервами. Генералы воочию увидели мощь танков. Сталин больше и больше советовался с маршалом Шапошниковым, определенно стремившимся восстановить некоторые традиции старой России, дореволюционной армии.

Более суровыми стали требования к передаваемой в центр информации.

Создавались новые дивизии, лихорадочно готовились офицеры, осмысливался горький опыт. Шеститысячные дивизии военного времени были вдвое меньше кадровых дивизий, с которыми страна встретила 22 июня, но набор в эти дивизии шел спокойно и уверенно - общее понимание сложности переживаемого момента было очевидным.



Упрощенное руководство войсками Ставкой его теперь уже не устраивало. Никакой коллегиальный орган не был способен быстро и адекватно реагировать на калейдоскопическую смену обстановки. В критических обстоятельствах была образована Ставка Верховного Командования под председательством Сталина. (Тремя неделями позже Сталин примет титул Верховного главнокомандующего советскими вооруженными силами). Три главкома взяли на себя ответственность за три основные направления: Ворошилов за северо-западное (Северный и Северо-Западный фронты, Северный и Балтийский флоты); Тимошенко за западное (Западный фронт и Пинская флотилия); Буденный - за юго-западное (Юго-Западный и Южный фронты, Черноморский флот). Было создано отдельное Командование ВВС Красной Армии, воссоздан пост Главнокомандующего артиллерией.

Конструкция армия - корпус - дивизия не показала свою надежность в управлении. Инструкция № 1 от 15 июля 1941 года гласила: «Опыт войны показал, что существование больших и громоздких армий с большим числом дивизий и большим административным аппаратом мешает организации боевых операций и управлению войсками в бою, особенно ввиду молодости и неопытности наших штабов. Ставка полагает, что следует осуществить постепенный и не вредящий текущим операциям переход к системе небольших армий с пятью, максимум шестью дивизиями, не имеющими корпусного управления и с прямым подчинением дивизий командиру армии.

Ставка требует от фронтовых командиров принятия во внимание этих соображений по поводу опыта трехнедельной войны с германским фашизмом и ввести их в практику». Танковые дивизии теперь не подчинялись механизированным корпусам. При этом было также решено увеличить число кавалерийских корпусов - как дань традиции. К концу июля на фронте были 240 дивизий из общего числа 350 дивизий, которыми располагал Советский Союз.

Во всей стране водился всевобуч. ГКО специально обсуждал слабости противотанковой борьбы. Особое внимание в этот горький и трагический час уделялось новым видам вооружений. Было решено опробовать новую ракетную установку «Катюша» близ Смоленска, и уже рассматривались возможности массового производства этого вида оружия. Именно в июле была осуществлена централизация военного производства, служб тыла, транспортных и медицинских служб. Отставлено было достигнутое маршалом Тимошенко в 1940 году единоначалие; в армии снова вводился институт политических комиссаров как (директива № 81 от 15 июля) ответственных за дисциплину, за сдерживание паники, за предотвращение проявлений трусости и паникерства. Отчасти это был знак определенной потери веры Сталина в офицерский корпус. 27 июля всем военнослужащим был прочтен приговор военного трибунала, осудивший девятерых генералов начиная с генерала Павлова. Все они были расстреляны. 20 июля Сталин издал приказ о «чистке нежелательных элементов» с целью выявления «германских шпионов». Все выходящие из окружения военнослужащие должны были пройти тщательную проверку Особых отделов. В один лишь день 25 июля НКВД рассматривало дела более 1000 «дезертиров» и приговоры были нередко неимоверно суровы.

В письме Черчиллю 19 июля Сталин признал сложность положения. Но, по его словам, оно было бы еще хуже, если бы Красная Армия не встретила вермахт на рубеже Кишинев - Львов - Брест - Каунас - Выборг.

Десятью днями позже, стараясь не обескуражить посланца президента Рузвельта Гарри Гопкинса, Сталин сказал, что линия Одесса - Киев - Смоленск - Ленинград оптимальна для обороны. Разумеется, он бравировал. По прогнозу Сталина, фронт должен был стабилизироваться к 1 октября, а в середине октября погода остановит все активные действия. К этому времени фронт будет «не более чем в ста километрах к востоку от нынешней линии фронта». Москва, Ленинград и Киев будут в русских руках. Красная Армия удержит свои позиции на протяжении всей зимы, а весной она начнет свое контрнаступление. Неизвестно, поверил ли этим словам Гопкинс, но ему определенно хотелось в это верить. И на него произвели впечатление реализм и суровая уверенность советского руководства, о чем он не преминул сообщить Рузвельту.