Попытка номер три

Одежду осмотрели, ничего особенного. Украшений никаких при поступлении в больницу при девушке не было, вся одежда скорее удобная и добротная, чем модная. Да, перчатка одна. Надо будет еще раз осмотреть все в подъезде, где произошло нападение, расспросить уборщицу и соседей. Если найдется, может на ней есть хоть какие-то следы…

Галина Викторовна сняла очки и потерла уставшие глаза. Сегодня нужно еще постановление составить о возбуждении уголовного дела, а завтра уже трясти экспертов с их умозаключениями, вдруг да всплывет что-нибудь.

Она посмотрела на часы. Вот-вот должен подойти свидетель еще по одному делу. «Мутный дяденька», – так определили его оперативники. Поглядим, что он там мутит и мутит ли. Может, человек просто испугался контактов с органами и зажался. Такое, кстати, с честными гражданами случается гораздо чаще, чем с тем контингентом, с которым правоохранителям приходится иметь дело.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Можно? – в проем просунулась взлохмаченная рыжая шевелюра.

– Проходите, Самойлов, присаживайтесь, – она достала из сейфа очередную папку. – У меня возникли к вам дополнительные вопросы. Чтобы их прояснить, ознакомьтесь, пожалуйста, вот с этими документами.

– Ты еще работать не начала, а уже по башке получила, – посмеивался над Инной ее брат, Гоша. Родственники приехали навестить девушку в больнице. Что они пережили за эти дни – не передать словами, но теперь ужас прошел, и к молодежи вернулось чувство юмора, чего нельзя было сказать о старшем поколении – матери Инны и Георгия, – я думаю, ты засняла попытку мафиозных кланов отмыть «бабосы» через строительство пандусов и теперь тебя ждет страшная месть!

– Ой, отвали, шуточки у тебя дурацкие, правда! – Инка сморщила нос, – просто какой-то урод покусился на мой фотик, точнее, не на мой, а на редакционный, пас меня, по ходу, пока я щелкала, причем не только затвором, если судить по тому, что случилось, но и другим местом… Что же теперь будет?

– Ничего не будет, тебе за героизм еще медаль дадут, – продолжал балагурить брат.

– А ну-ка, брысь отсюда, – шикнула на весельчака подошедшая мать, – нашел, над чем смеяться. Как ты? – она смотрела на дочь с нескрываемой тревогой.

– Да все хорошо, ма, – Инка старалась говорить с улыбкой, но ныло все тело, даже кожа на лице, – ты две минуты назад об этом спрашивала.

– Мне когда позвонили из больницы, я чуть с ума не сошла, – призналась Ольга Юрьевна, – картины рисовала себе жуткие, не знаю, как сюда доехала. Ну вот зачем тебе понадобилось переезжать в ту квартиру? Нам вместе всем плохо жилось, что ли?

– Ма, перестань, я уже большая девочка и мне давно пора жить отдельно. И я ни «где-то там», а в бабулиной квартире живу, причем, заметь, уже скоро десять лет. Я же тебя не бросаю, я к тебе постоянно приезжаю. И хорошо нам всем было, да, но тесно. Гошка уже вон какой кабан здоровый, ему своя комната нужна, своя территория, чего мы будем в двух комнатах тесниться?

– Замуж тебе надо, милая, замуж, и не спорь со мной, – Ольга Юрьевна увидела, как недовольно сморщилась Инна, – не все же такие козлы, как твой Славик, не все пьют и шляются по бабам, вокруг полно достойных мужчин, а ты еще достаточно молода, чтобы ставить на себе крест.

– Ма, давай поговорим об этом в другой раз, – она устало закрыла глаза. Да, со Славой они расстались пять лет назад, до этого три года прожили семьей, но любовь испарилась, как только муж попался с поличным – она застукала его в процессе любовных утех со своей подругой Женькой. Простить их она не смогла, выкинула обоих из своей постели, квартиры и жизни. Теперь эта счастливая парочка растит двоих детей, а растолстевшая мать семейства постоянно жалуется на измены своего разлюбезного, который, как оказалось, совершенно не в состоянии удержать в штанах свои причиндалы, едва только в поле зрения появится хоть какая-то представительница противоположного пола. Ну и бог с ними! Устраивает их такой расклад – флаг в руки. А она, Инна, больше не верит в розовые сны и никогда и никого не пустит больше в свою душу.

– Скажите, доктор, с моей дочерью все будет в порядке? – Ольга Юрьевна с тревогой всматривалась в глаза молодого врача, щурившего близорукие глаза под ее пристальным взглядом.

– Знаете, такого рода травмы всегда несут в себе некоторую опасность, – заговорил он нерешительно, – но организм у Инны Сергеевны молодой, крепкий, девушка она решительная, так что все у нее наладится. Но понаблюдаться у врача все же немного придется. Голова – это не шутки.

– А вы женаты, доктор? – она сама не ожидала, что вот так, в лоб, станет задавать мужчинам подобный вопрос. Инка узнает – прибьет ее на месте.

– Нет, – он покраснел до самых корней волос, а потом смущенно улыбнулся, – не берет никто при моей-то работе.

– А сколько вам лет?

– Тридцать три. А что случилось?

– Пока ничего, – загадочно улыбнулась женщина и поспешила к выходу. Доктор удивленно и задумчиво смотрел ей вслед.

Подъезд, в котором нашли раненую Инну, осматривали во второй раз, опрашивали уборщицу, дворника – злосчастную перчатку никто не видел.

– Может, потерпевшая ее совсем в другом месте потеряла?

– Все может быть, все может статься, – ворчала Шувалова, стоя на заплеванных подсолнечной шелухой ступеньках. Рядом, со скучающим видом стояли соседи потерпевшей, приглашенные в качестве понятых, и, лениво перебрасываясь между собой короткими фразами, делали вид, что внимательно следят за работой полицейских. Действительно, может так оказаться, что перчатка вообще не имеет никакого отношения к делу и потеряна она была где-нибудь километров за сто от места происшествия, а может быть, все как раз с точностью «до наоборот» – с таким ей тоже приходилось сталкиваться – не учтешь порой какую-нибудь безобидную мелочь, а потом окажется, что на этой мелочи вся доказуха, собственно, и держится. – Кстати, вы опросили соседей, когда в подъезде в последний раз убирали? Может быть, с уборщицей стоит поговорить?

– Да такое впечатление, что тут вообще никто и никогда веником не махал, – бубнил себе под нос один из молодых оперативников.

– Не всегда то, что очевидно и есть истина, – глубокомысленно изрек старший группы Антон Тихонов, – я ведь прав, Галина Викторовна?

– А то, – усмехнулась она, – так что поговорить с техническим персоналом все же придется, ребятки.

Уборщица и по совместительству дворник тетя Оля жила в соседнем подъезде.

– Не поверите, через день лестничные клетки мету, а толку – ноль, – возмутилась она, когда официальные лица поинтересовались регулярностью уборок, – да ведь результатов своего труда совсем не вижу. Молодежь местная торчит сутками в подъезде, пиво хлещет, да семечки грызет, вот и безобразие такое под ногами. Каждый раз по огромному мешку мусора на помойку уношу, а вечером можно все сначала начинать.

– Скажите, Ольга Константиновна, а после нападения в этом подъезде вы давно уборку делали? – осторожно прервала поток слов Шувалова.

– Так на следующее утро. Тут ведь все в кровище было, я панели протерла, пол с хлоркой промыла, убрала все.

– А вам не попадалась случайно женская перчатка, легкая такая из кожзама, светло-коричневого цвета?

– Была такая, – поразмыслив, произнесла пожилая женщина, – она тут валялась на ступеньке, чистенькая такая, кровью не испачкалась. Я ее подняла и в почтовый ящик Инне сунула, подумала, что это ее перчатка. На этой площадке из молодых она одна живет, ее соседкам в обед сто лет, они такие вещички носить не станут. Я ведь Инну с детства знаю, она сейчас в квартире своей бабки живет, Полины Архиповны, царство ей небесное. Она, бабка, Инночку очень любила и квартиру свою ей по завещанию оставила. Девочка здесь часто бывала, а когда Полина слегла, то и переехала, чтобы за ней ухаживать. Потом бабку схоронила, замуж вышла, развелась и все это у нас на глазах.