Страница 63 из 71
Он будет просто лежать и ждать стрелы графа.
Это уж всяко не хуже, чем бегать впотьмах.
Над собой он видел луны, Маннслиб и Моррслиб.
Он обратился к Морру, богу смерти, моля того подождать. У него еще впереди экзамены, которые нужно сдать, жизнь, которую нужно прожить.
Боль в желудке опять напомнила о себе, и он перекатился на живот. В нем уже не могло остаться ничего, что можно было бы отрыгнуть, но брюхо его сокращалось, и он кашлял, давясь желчью.
Вот так он и умрет.
Он опустил лицо в ледяную грязь и ждал стрелы в спину.
После него останутся три непризнанных незаконнорожденных ребенка, о которых ему известно, да неоплаченные счета из дюжины таверн. Он не знал точно, убил ли кого-нибудь, но он швырял камни и ножи в драках, и сколько угодно народу могло умереть от его кулаков. Он служил своему Императору и с нетерпением ждал, когда же придет время защищать Дом Вильгельма Второго от врагов.
Острие вонзилось ему между лопаток, и он знал, что это конец.
- Убивай, - сказал он, перекатившись снова и подставляя мечу брюхо. - Убей меня в лицо.
Графа позади него не было.
Вместо этого оказалось, что он уставился в огромные янтарные глаза, посаженные по обе стороны длинной морды. Животное ткнуло его растущим между глаз сияющим рогом.
Самка единорога вздохнула, из ее ноздрей вылетело облачко пара.
Единороги - те же лошади с рогами, только у лошадей не бывает такого выражения лица.
Эта самка улыбалась, она смеялась над ним. Глаза самцов застилал туман, но у самки они были ясные, горящие, тревожные.
Он застыл, чувствуя, как между ног у него потекла струйка, наполняя штаны теплой влагой.
Самка насмешливо заржала и убрала рог.
Она была выше любой кавалерийской лошади, какую Ото когда-либо видел, с длинной гривой и мощными мышцами. Очень сильная, она казалась одновременно гибкой и женственной.
Ото, как бы ни был перепуган, не мог не воспринимать ее как женщину.
В первый раз в жизни Ото Вернике видел нечто, показавшееся ему прекрасным.
Потом она исчезла, белый сполох во тьме.
Ото не мог поверить своему счастью. Он облегченно всхлипнул и громко рассмеялся, давая выход бушующим внутри него чувствам.
Потом он услышал, что к нему приближаются другие звери.
Они рычали, лаяли, стремительно сокращая расстояние между Ото и собой.
Два пса вылетели из тьмы и вонзили зубы в его жир.
Ото завопил.
8
Доремус скользил по склону, раскинув для равновесия руки, к тявкающему, визжащему клубку.
- Карл! Франц!
Он звал собак, но они не слышали или не слушали.
Позади, на гребне холма, стоял Рудигер и смотрел, как собаки рвут Ото.
Это зашло слишком далеко. Он не намерен дать убить этого толстого олуха. Непохоже, чтобы отец так уж беспокоился о своей любовнице. Насколько Доремус мог судить, он скоро бросил бы Сильвану. Вполне естественно, что женщина принялась подыскивать себе другого покровителя. Конечно, она проявила дурной вкус, но Ото все-таки герцог, хоть и худородный выскочка.
- Карл! - заорал Доремус, и собака подняла голову. Зубы ее были измазаны красным.
Он схватил Карла за ошейник и оттащил. Франц вгрызался в колено Ото, разрывая материю, чтобы добраться до плоти.
Магистр ложи был еще жив. Похоже, он даже не слишком сильно пострадал. Лицо и шея исцарапаны, но собаки не знали вкуса человеческого мяса.
Доремус оттащил Франца.
Угомонившись, собаки уселись и распустили слюни. Доремус потрепал их по головам.
Ото стонал и плакал.
Доремусу почему-то вспомнился Шлихтер фон Дюрренматт, низкорослый парень, который не прошел посвящения в Лигу Карла-Франца. Ото и его дружки безжалостно пинали и избивали мальчишку, бросили голым в Рейк, советуя плыть домой, к мамочке. Доремус хотел бы, чтобы Шлихтер, теперь послушник Мананна, оказался тут и посмотрел на вонючего, униженного Ото Вернике.
Доремус бросил Ото платок.
- Утрись, - велел он.
К ним уже подошли его отец и Магнус. Рудигер не пытался вмешиваться и холодно смотрел, как всхлипывающий Ото, из чьих детских глаз слезы ручьем лились на лицо жирного развратника, протирает свои раны, вздрагивая от прикосновений платка.
- Эта добыча совсем жалкая, - сказал Рудигер. - Даже на память взять нечего.
- Отрежь ему, по крайней мере, уши, - предложил Магнус, мягкой усмешкой показывая, что шутит.
Ото, не видевший улыбки, захныкал.
- За то, что он сделал, я бы лучше отрезал ему яйца, - без улыбки ответил Рудигер. - Но мужчина есть мужчина, он не несет особой ответственности за то, что творят его чресла.
- Самка, - вспомнил Ото. - Она была здесь…
Рудигер улыбнулся.
- Вот как? Куда лучшая добыча, чем ты, хотела оказаться на твоем месте? Но это ни к чему. Единорог у нас запланирован на завтра. Сегодня мы охотимся за самкой человека.
Магнус был озабочен.
- Это может оказаться опасным. Единороги не соблюдают охотничью этику.
Ото обхватил себя руками, трясясь от страха и xoлода.
- Господин Вернике, - произнес Рудигер, - слушайте меня внимательно…
Ото заткнулся и, полусидя, воззрился на графа.
- Возвращайтесь в охотничий домик, и повозка отвезет вас в Миденхейм. Скажете кучеру, что вы должны уехать до того, как я вернусь с этой охоты.
Ото кивнул, лицо его расцветало облегчением. Он склонился поцеловать сапог Рудигера. Граф пихнул его в грудь и с отвращением заворчал.
- Мой сын будет следующим магистром ложи?
Ото повторил «да» несколько раз, исходя обильными слезами.
- И он восстановит честь Лиги Карла-Франца.
Магнус помог Ото подняться. Было ясно, что добыча обмочилась. Даже Доремус уже не испытывал отвращения к этому дураку.
- Прочь с моих глаз, - приказал Рудигер.
Ото нервно поклонился и полез вверх по склону, пыхтя и хрюкая, роняя изо рта пену.
Последнее, что заметил Доремус, - его пышный зад, исчезающий за гребнем холма.
- Когда рассветет, он отыщет дорогу, - сказал Магнус.
Рудигер пожал плечами и с упорством двинулся дальше.
- Женщина предпочла левый рукав ручья, вот тот, - сказал он. - Она направилась к ручью, чтобы сбить собак со следа.
- Отец? - выговорил Доремус. Рудигер и Магнус оба повернулись к нему.