Страница 49 из 71
- Монтони, - произнес вошедший. - Дедушка, это я.
Это был Пинтальди. Он проскользнул в комнату и протянул руку. На руке не хватало трех пальцев, обрубки все еще кровоточили.
- Это Фламинея и Шедони, - выдохнул он. - Они пытаются исключить нашу родовую ветвь из завещания.
- Завещания?
- Да. Состояние должно быть нашим, дедушка. Я знаю, ты для этого и вернулся.
- Я не…
Пинтальди рухнул в кресло и принялся бинтовать руку шарфом.
- Я узнал тебя по портрету в галерее, дедушка. Ты не очень изменился за шестьдесят лет. Все тот же Монтони.
Торговец чувствовал себя смущенным. Он знал, что он не этот Монтони, и все же тут было кое-что…
- Состояние, говоришь?
Пинтальди кивнул:
- Теперь оно огромное, с учетом процентов, набежавших со времен отца Смарры. Невообразимо огромное.
Д'Амато попытался представить невообразимо огромное состояние. Попытался представить его в монетах. Груда мешков с золотом, размером и формой с город. Или с гору.
- И, дедушка, у меня есть половина карты. Она вытатуирована на спинах моих детей. Теперь, с вашей половиной, пиратское сокровище наше! И к чертям все эти дурацкие истории о проклятии Черного Лебедя.
Сокровище! У д'Амато затвердел член. Сокровище! Он взглянул на бумагу из саквояжа, небрежно отброшенную в сторону, потом снова на Пинтальди. Теперь он был само внимание и слушал. Но он не упоминал про найденную им половину карты.
- Они все время строят нам козни. Фламинея, Равальоли, Шедони, все. Интригуют, чтобы исключить нас из завещания. Ватек за нас, а вот Вальдемар - нет. Я могу запросто завоевать Кристабель. Она любит красивые лица. Но Женевьева - ведьма. Мы должны убить ее.
Он уже начал повторять:
- Ведьма, да. Ведьма.
- Амброзио - это действительно проблема. Твой брат. Жокке знает, что вас подменили в детстве и что на самом деле это он Монтони, а ты - Амброзио. Но это можно уладить. Ты был Монтони, когда сбежал, когда королева разбойников произвела от тебя на свет моего отца, когда убил лесного эльфа, который мог бы дать показания против нас.
Монтони вспомнил, что использовал имя д'Амато только для маскировки. Он забыл, но вернулся домой, и все снова встало на место. Состояние его по праву. Сокровище его по праву. Шедони и Фламинея - узурпаторы. Им не достанется ни монеты.
- Пинтальди, любимый мой внук! - Он обнял юнца. - Мы победим.
Пинтальди подобострастно склонился перед ним, потуже перетягивая руку.
- Мы должны убить Женевьеву. И Амброзио.
- Да, - ответил он. - Конечно, должны.
- Сегодня ночью.
- Да, сегодня ночью.
20
От пола до потолка оставалось не более двух футов. Их прижало друг к другу, сплющило в единый комок, из которого под нелепыми углами торчали их руки и ноги. Потолок продолжал опускаться.
Клозовски никак не мог воспринять это всерьез. Такой нелепый способ погибнуть.
- Антония, - сказал он, - я должен сказать тебе, что я известный революционер, приговоренный в Старом Свете к смерти. Я принц Клозовски.
На ее лице, совсем рядом с его, промелькнула слабая улыбка.
- Мне все равно, - ответила она.
Они попытались поцеловаться, но мешало его колено. Восемнадцать дюймов. Это было похуже повозки с трупами. С сырого потолка сочилась вода.
Он подумал о том, как мог бы жить, не посвяти всего себя делу революции. Одобрение вдовствующей принцессы, хороший дом, отличная одежда, обширное поместье, прелестная жена и чудесные дети, сговорчивые любовницы, легкая жизнь…
- Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, - сказал он, - я хотел бы просить тебя…
Потянуло свежим воздухом, и потолок, дернувшись, с грохотом устремился вверх. Стена скользнула вниз, уйдя в пол, и впереди открылся проход.
- Да?…
Клозовски не мог закончить фразу.
- Да? - переспросила Антония, и в ее глазах заблестели счастливые слезы.
- Я хотел бы просить тебя… просить…
Нижняя губка красотки задрожала.
- …оставить мне пару бесплатных билетов, когда ты в следующий раз будешь танцевать на сцене. Я уверен, что ты прекрасная актриса.
Антония проглотила явное разочарование и, пожав плечами, улыбнулась одними губами. Она крепко обняла его.
- Да, - ответила она, - конечно. Пошли, выберемся из этих туннелей, пока не случилось еще чего-нибудь.
21
В желудке Равальоли было пусто, будто он не ел несколько месяцев.
Он выпутался из толстого материала, в который его завернули, и осмотрелся. Ульрик, да у него рана в животе!
Он лежал на каменном столе в одном из подвалов. Равальоли попытался вспомнить, что случилось. Ему что-то попалось в каше. Он что-то проглотил. Это все Фламинея, он уверен. Это она отравительница. Пинтальди пустил бы в ход огонь, Кристабель - свои руки.
Пошатываясь, Равальоли проковылял по каменному полу и без сил свалился около тяжелой плиты, закрывающей выход. Ему придется напрячь все силы, чтобы отодвинуть ее. Потом он отыщет Фламинею и поквитается с ней.
Его жена ненавидела насекомых, а Равальоли знал, где отыскать гнездо молодых хищных червей. Он наберет их яиц и затолкает ей в глотку, и пусть черви выведутся внутри нее и прогрызают путь на волю. Он ей отплатит.
Равальоли изо всех сил налег на камень. Он думал о мести.
22
В главном зале она нашла Шедони, лежащего на огромном плоском блюде. Из груди у него торчал вертел, но он был еще жив и истекал кровью.
Кровь возбудила Женевьеву. Что-то шевельнулось в ней.
Ударила молния, и по залу заметались тени. Она увидела стоящего у окна Жокке с окровавленными руками. Он был пьян и казался оцепеневшим изваянием. С ним была одна из служанок, Танья, обнаженная и натертая маслом, она стояла на четвереньках, как животное. Она оказалась не вполне человеком, с широко раскрытыми глазами на месте сосков и крошечным чешуйчатым хвостиком, торчащим между ягодиц.
Шедони прерывисто дышал, его кровь растекалась по пудингу, в котором он лежал.
Женевьева кинулась через зал к столу. Танья зашипела, но Жокке удержал ее.
Был ли Шедони ее дедом или прадедом? Она не могла припомнить.
Рубашка на старике была порвана, и вертел поднимался и опускался в такт движениям грудной клетки. Рот Женевьевы жадно приоткрылся. Ее клыки скользнули из десен. Древний инстинкт взял верх. Она вырвала и отшвырнула прочь вертел, потом прижалась ртом к ране Шедони. Она сосала, и кровь старика толчками вливалась в нее.