Страница 19 из 71
Сцена сменилась. Нита была теперь одна, напевая песенку, пытаясь выклянчить у невидимых прохожих копейки, на которые она могла бы подкупить привратника, чтобы тот выпустил ее из города. Вдали от Хайды у нее еще был бы шанс. Вернувшись в свою деревню, она сумела бы обрести новую жизнь.
Половина зрителей пыталась скрыть слезы.
Руки ее опустились, она чувствовала оскорбительное, как пощечины, равнодушие кислевитов. Ее песня оборвалась, и она тихонько побрела по сцене, вокруг нее кружились трепещущие клочки бумаги, изображая знаменитый снег Кислева. Нита дрожала в своих обносках, обхватив себя руками.
Потом тень Хайды упала на нее. И ее участь была решена.
12
После каждого следующего представления Детлефу, чтобы восстановиться, требовалось все больше времени. У него по сценарию было три крупные драки, четыре бурные любовные сцены и шесть убийств плюс невероятно тяжелые физически сцены превращений. Синяков и ушибов на нем было как на профессиональном боксере. Потел он так, что должен был терять вес фунтами, правда, на его животе это почему-то не отражалось.
Сегодняшним вечером он едва смог выйти на бис. Когда спектакль окончился, груз усталости обрушился на него со страшной силой. В любом случае, все вызывали Еву. Он мог бы спокойно затеряться среди декораций.
Занавес опустился в последний раз, и Рейнхарду пришлось помочь ему сойти со сцены, выбирая дорогу между канатов и задников.
Перед женскими гримерными громоздилась гора цветочных подношений размером с добрый воз. Все для Евы.
Соскребая с лица грим, избавляясь от уродств Хайды, он дотащился до своей гримерки и рухнул на диван. Голова гудела, как наковальня. Рейнхард наверняка зацепил его в поединке, но боли в нем накопилось столько, что он не мог вычленить какую-то отдельную рану. Его костюмер намочил полотенце и положил ему на лоб. Детлеф фальшиво пробормотал слова благодарности.
Он все еще дрожал, мистер Хайда не отпускал его.
Закрывая глаза, он видел изуродованную и расчлененную Еву Савиньен. Видел потоки крови, текущие по улицам Альтдорфа. Видел детей, которых кидали в огонь. Растерзанные людские тела, валяющиеся в грязи внутренности, выклеванные воронами глаза, вырванные языки.
Он очнулся от дремоты, но ужасы продолжали жить в его мозгу.
Рядом стоял Гуглиэльмо с газетами. Все писали о последнем преступлении Боевого Ястреба.
- Стража не знает, кто этот попрошайка, - сообщил Гуглиэльмо. - Постоянные нищие с Храмовой улицы клянутся, что никогда его не видели, хотя у него даже не осталось лица, которое можно было бы опознать. Он носил амулет Солкана, но есть предположение, что он украл его. Никакой связи с другими жертвами. Никакой связи с театром.
Детлеф мог представить, как шипы на когтистых лапах Ястреба впиваются в человеческое тело, как клюв протыкает кожу, долбит кости.
- Я заказал дополнительный патруль ночной стражи на нашу улицу и на ночь оставлю в здании несколько здоровых парней. Все это пахнет неприятностями. Что до разбитого зеркала Евы и жертвы Боевого Ястреба, я думаю, может, это начало действовать какое-нибудь проклятие.
Детлеф сел, спина и руки у него болели. В комнате с важным видом стоял Поппа Фриц.
- В этом театре проклятия уже случались, - объявил старик.- «Странный цветок». Похоже, Демон Потайных Ходов был против него. Спектакль так и не дошел до премьеры. Болезни, несчастные случаи, неудачи, критика, разногласия. Все вместе.
- Нет никакого проклятия,- бросил Детлеф.- «Доктор Зикхилл и мистер Хайда» - это успех.
- Значит, это проклятый успех.
Детлеф фыркнул. Но не смог собраться с духом и сказать, что презирает непрошено возникшее когда-то суеверие, когда все вокруг толковали о проклятых спектаклях. Актеры вполне способны испортить пьесу и без потустороннего вмешательства.
- Тибальт снова призывает нас прекратить спектакли, - продолжал Гуглиэльмо. - Я не знаю, что за муха его укусила. На улице какие-то борцы за нравственность или еще кто весь вечер маршировали взад-вперед. В здание театра швыряли гнилыми фруктами, и пара бугаев пыталась побить обладателей билетов.
Появилась Женевьева.
- Жени, - обрадовался он. - Наконец хоть кто-то здравомыслящий.
- Возможно, - отозвалась она, целуя его в щеку. Как ни странно, от нее пахло свежим хлебом.
- Где ты была?
Она не ответила, но в свою очередь спросила:
- Кто такой Бруно Малвоизин?
- Автор «Совращения Слаанеши»? Этот Бруно Малвоизин?
- Да, этот.
- Драматург прошлых лет. Бретонец по происхождению, но писал на рейкшпиле, так что, наверно, был гражданином Империи.
- Это все?
- Все, что мне известно, - сказал Детлеф, не понимая. - Он, должно быть, умер лет пятьдесят назад.
Поппа Фриц покачал головой:
- Нет, сэр. Малвоизин как раз не умирал.
Женевьева обернулась к старику:
- Вы знаете о нем?
- К чему все это, Жени? - поинтересовался Детлеф.
- Секрет, - ответила она. - Поппа Фриц?
- Да, мадемуазель. Я знаю про Бруно Малвоизина. Я давно в театре. Я видел, как они приходили, видел, как уходили. Все великие, все неудачники. Когда я был молодым, Малвоизин был знаменитым драматургом. И режиссером.
- Здесь, в Альтдорфе?
- Здесь, в этом театре. Когда я стал учеником билетера, он был постоянным автором театра. На него вечно сыпались несчастья. Некоторые его работы запрещали, снимали с показа. Тогдашний Император обозвал «Совращение Слаанеши» непристойным…
- Да, про это я знаю, - перебил Детлеф. - Удивительно противная вещица, хотя и не без определенного стиля. Мы могли бы на один сезон поставить ее снова, соответствующим образом изменив и дополнив.
- Он был задумчивым, одержимым человеком, с ним было трудно работать. Дрался на дуэли с директором театра. Снес ему полголовы за то, что тот сократил его монолог.
- Какой милый парень, да?
- Гений, сэр. Гениям надо делать скидку.
- Да, - кивнул Детлеф. - Конечно.
- Что с ним стало? - спросила Женевьева.
- Он начал меняться. Должно быть, его коснулся варп-камень. Говорили, что «Совращение Слаанеши» оскорбило богов Хаоса и Тзинч страшно отомстил ему. У него лицо изменилось, и он начал превращаться в… в нечто нечеловеческое. Он писал, как бешеный. Мрачные, бессмысленные, непонятные вещи. Безумные пьесы, которые никогда не могли быть поставлены. Он сочинил эпический роман в стихах, приписав Императору любовную связь с козой. Напечатано было анонимно, но ищейки вынюхали, что автор он. Тогда в нем уже едва ли оставалось что-то от человека. Наконец Малвоизин, которого все сторонились, загадочно исчез, ускользнул в ночь.