Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 7

А что же Франция? Ведь она более других была заинтересована в сохранении Чехословакии как ее главного союзника в Центральной Европе. Между Францией и Чехословакией был заключен договор о взаимопомощи, и это как раз тот самый случай, когда она обязана была помощь оказать. Однако французы войны не хотели, к тому же они не были готовы действовать в одиночку и ориентировались на позицию Великобритании. При этом Советский Союз, подписавший перекрестное соглашение о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, никем в расчет не принимался. Двадцать первого сентября советский нарком иностранных дел Максим Литвинов сделал в Лиге Наций заявление о том, что Советский Союз готов выполнить свои обязательства по франко-советско-чехословацкому пакту, однако его заявление было проигнорировано. В каком-то смысле оно как будто не имело практического значения, поскольку у СССР не было общей границы ни с Чехословакией, ни с Германией, а Румыния и Польша не соглашались пропустить советские войска через свою территорию. Правда, по мнению Уинстона Черчилля, великие державы и Лига Наций могли добиться такого разрешения от Румынии. Тем не менее, как сам он признавал уже в период холодной войны, «вместо этого все время подчеркивалось двуличие Советского Союза и его вероломство». К советским предложениям «отнеслись с равнодушием, чтобы не сказать с презрением, которое запомнилось Сталину. События шли своим чередом так, как будто Советской России не существовало. Впоследствии мы дорого поплатились за это».

Во второй половине сентября начались интенсивные переговоры, имевшие целью добиться согласия чехов на передачу Германии Судетской области, а также умиротворить Гитлера, который постоянно менял свои требования. В это самое время Гитлер предлагал Польше и Венгрии участвовать в «чешском празднике». Польша в уговорах не нуждалась, она давно претендовала на Тешинскую область, а регенту Венгрии адмиралу Миклошу Хорти Гитлер еще в августе объяснил: «Тот, кто хочет сидеть за столом, должен помогать и на кухне». Двадцать шестого сентября, выступая в берлинском Дворце спорта, Гитлер назвал точную дату передачи Судетской области – 1 октября, одновременно заявив, что не заинтересован в аннексии всей Чехословакии: «Это последнее территориальное требование, которое я должен предъявить Европе… не хотим мы никаких чехов!»

Живший в Париже русский эмигрант Борис Гершун, умный и тонкий наблюдатель, писал об этих днях: «На улице видны были такси и частные автомобили, нагруженные людьми и вещами: всё бежало из Парижа. Деловая жизнь остановилась. Картина незабываемая: предвкушение будущей войны». Французы, потерявшие в годы мировой войны (никто еще не знал, что она – первая) свыше миллиона трехсот тысяч человек, очень не хотели повторения чего-либо подобного. Не хотели воевать и «простые» немцы. Гитлер приказал 2‐й моторизованной дивизии на пути из Штеттина к чехословацкой границе пройти 27 сентября через столицу рейха, рассчитывая на бурную поддержку населения. Войска должны были пройти через центр города, в том числе перед рейхсканцелярией. Американский корреспондент Уильям Ширер записал в дневнике:

Я вышел на угол Вильгельмштрассе – Унтер ден Линден, ожидая, что увижу там огромные толпы народа и сцены вроде тех, которые описывали в момент начала войны в 1914 году – с криками восторга, цветами и целующими солдат девушками… Но сегодня люди быстро исчезали в метро, а те немногие, кто остался стоять, хранили полное молчание… Это была самая впечатляющая демонстрация против войны, которую я когда-либо видел.

Гитлер приветствовал войска с балкона рейхсканцелярии. Послушать фюрера собралось самое большее две сотни человек, и вскоре он в ярости ушел. В тот же вечер он написал «примирительное» письмо Чемберлену. А затем случилось «чудо»: Гитлер согласился на посредничество Бенито Муссолини и проведение 29 сентября конференции в Мюнхене. Между двумя и тремя часами ночи 30 сентября соглашение, предусматривавшее передачу Судетской области Германии, было подписано. Проект соглашения представил Муссолини, хотя на самом деле его составили Геринг, Нойрат и Вайцзеккер. Подписали документ Чемберлен, Гитлер, Муссолини и французский премьер Эдуар Даладье, которому было явно не по себе. Сопровождавший премьера посол в Берлине Андре Франсуа-Понсе заметил: «Вот так Франция обращается с единственными союзниками, которые остались ей верны». Чехов на конференцию вообще не допустили, и они были вынуждены согласиться с навязанным им решением.

Первого октября 1938 года вермахт оккупировал Судеты. Чехословакия потеряла около пятой части своей территории, около 5 млн населения (из них 1,25 млн чехов и словаков), а также треть промышленных предприятий. Как писал Черчилль, «немцы были не единственными хищниками, терзавшими труп Чехословакии»: 1 октября польские войска заняли Тешинскую область, а Венгрия «получила кусок мяса за счет Словакии». В начале ноября Венгрия, по решению Германии и Италии, получила также южные районы Словакии и Подкарпатской Руси (современную Закарпатскую область Украины), в которых большинство населения составляли венгры.





А что же остальной мир? Он ликовал! Немцы овациями приветствовали британского премьер-министра, когда он проезжал по Мюнхену. Не потому, что он подарил им Судетскую область: главным подарком был мир. Чемберлен представлялся героем дня. К тому же 30 сентября он провел с Гитлером двустороннюю встречу, и по ее итогам они подписали англо-германскую декларацию, в которой заявили о намерении «содействовать обеспечению мира в Европе».

Когда Чемберлен и Даладье вернулись в свои столицы, вместо гневных демонстраций, которых они опасались, обоих сопровождали бурные проявления восторга, словно, по выражению одного британского дипломата, речь шла о «великой победе над врагом, а не предательстве малого союзника». Предъявив экземпляр Мюнхенского соглашения, Чемберлен заявил, что привез «мир для нашего поколения». Через одиннадцать месяцев началась мировая война… Но пока что приветствовавшая премьера толпа возле его резиденции на Даунинг-стрит, 10 в его честь дружно пела For He’s a Jolly Good Fellow («Он отличный парень»).

Борис Гершун писал из Парижа: «Истерическая радость населения, считавшего войну неизбежной, в сущности начавшейся. Благословения, посылаемые Чемберлену, который на несколько дней стал героем». Даладье, вместо улюлюканья встреченный ликующими толпами, обращаясь к своему статс-секретарю, пробормотал: «Идиоты!»

Свое выступление в прениях о Мюнхенском соглашении, проходивших в британском парламенте, Уинстон Черчилль начал со слов: «Мы потерпели полное и абсолютное поражение». В зале разразилась буря негодования, заставившая его сделать паузу, прежде чем продолжить речь. Черчилль был не одинок: первый лорд адмиралтейства (военно-морской министр) Дафф Купер подал в отставку, заявив: «Премьер-министр считает, что к Гитлеру нужно обращаться на языке вежливого благоразумия. Я полагаю, что он лучше понимает язык бронированного кулака…» Тем не менее подавляющим большинством голосов парламент одобрил политику правительства.

Американский дипломат Джордж Кеннан прилетел в Прагу в день, когда стали известны результаты Мюнхенской конференции. Ему «навсегда запомнились толпы людей на улицах со слезами на глазах: они оплакивали потерю независимости, которой их страна наслаждалась всего двадцать лет». Он не сомневался в том, что Германия не удовольствуется Судетской областью, и информировал Вашингтон: «Немцы смогут без особых трудностей одержать верх». Накануне немецкого вторжения американский посол в Лондоне попросил пражских коллег помочь одному из его сыновей попасть в Прагу, чтобы на месте «ознакомиться с происходящим». Просьба разозлила Кеннана, поскольку молодой человек, не имея официального статуса, собрался в Прагу в самый неподходящий момент. Тем не менее Кеннан выполнил просьбу коллеги и показал нежданному гостю всё, с чем тот захотел ознакомиться, после чего «с удовольствием» с ним распростился. Как оказалось впоследствии, время он потратил не напрасно: молодого человека звали Джон Кеннеди, и Кеннану еще довелось послужить под его началом.