Ничья 2

– И за кошельком следите, ворья хватает. Возле порта всегда босяки крутятся. Кто за мелкую монетку мешки носит, кто нищенствует, кто чужое добро сплавляет.

Взгляд упал на брюнетку с грудным ребенком в дверном проеме. Она выставила вперед оголенную высоким разрезом ногу и зазывно улыбалась. Чулка под видавшей виды красной юбкой я не заметила. Женщина одновременно кормила сына или дочь и предлагала себя. Она даже не пыталась прикрыть обвисшую грудь, в которую жадно впилось дитя.

– А, не связывайтесь! – Не только я обратила внимание на женщину, и капитан поспешил предостеречь. – Такие между ног половину города пропустили. Еще дурную болезнь подцепите.

– Но, но, – возмутилась владелица красной юбки, – я каждый год к доктору хожу! И тело у меня не дряблое. Вот!

Она безо всякого стыда подхватила свободной рукой юбку, обнаружив полное отсутствие нижнего белья.

– Беру недорого, а ублажаю качественно, – продолжала нахваливать себя женщина. Ребенок мешал ей, поэтому она сунула ему подоспевшей товарке. – Могу троих сразу, если доплатите. Три лиры в час за одного. Если трое, возьму десять. И никаких ограничений, любые фантазии.

Мне стало ее жаль. Едва ли не голая, она уговаривала случайных мужчин трахнуть ее за пару медяков. Лира – самая мелкая фрегийская монета, на нее можно купить половину пресной лепешки.

– Ну, покажи сиськи, – лениво приказал капитан.

Мое присутствие его не смущало, он оценивал предложенный товар.

Женщина опустила юбку и, чуть повозившись, до конца расстегнула посеревшую от постоянных стирок кофту. Лиф под ней отсутствовал, да я и не ждала его увидеть. Проститутка явно брала количеством, опять же белье дорогое, еще порвут.

– Обвислые! – скривился капитан.

– Зато большие.

Женщина отчаянно цеплялась за потенциального клиента и приподняла груди, стремясь выставить их в лучшем свете. Легкий загар выгодно оттенял светло-коричневые соски.

– Не возьму! – покачал головой привередливый великан. – Не люблю, когда трясется, по рукам бьет.

– Зато я люблю! – послышался голос справа. Обернувшись, увидела наполовину беззубого мужчину, с вожделением таращившегося на приунывшую красотку. – У меня полгода бабы не было, с удовольствием жахну.

– Деньги покажи! – В брюнетке проснулась деловая хватка.

Покупатель отвязал от пояса кошелек и потряс им в воздухе.

– Заходи! – Женщина посторонилась. – Только без криков, ладно? У меня на втором этаже дети, муж отсыпается. И деньги вперед.

Изумленно распахнула глаза. Так она замужем?! Даже вслух спросила.

– А как же! – хмыкнул капитан. – За рыбаком, грузчиком или моряком, одним из бывших клиентов. Хотя и честные жены частенько телом подрабатывают. Если муж пьяница или лентяй, придется юбки поднимать.

– Но можно же устроиться в трактир, работать честно, – возмутилась я.

Великан посмотрел на меня как на дурочку, а Тебо терпеливо объяснил:

– В портовых трактирах платят меньше, а заниматься любовью все равно придется. Рано или поздно найдется желающий. Обычно девушку зажимают бесплатно. Если повезет, она получит лиру на булавки. Больше не выйдет, проститутки не допустят. Они следят, чтобы посторонние не отнимали их хлеб. Именно поэтому женщины заманивают клиентов с порога дома. Улица – уже чужая территория.

– Гадко!

Отвернулась, вперившись взглядом в стену. Скоты, как так можно?!

– Это жизнь, – философски заметил помощник жреца. – Порт – особая территория, тут порядочных людей нет, а изнасилование не считается преступлением.

По-моему, оно во Фрегии нигде им не считается. Мнение оставила при себе: чужой мир не переделаешь. Шла и пыталась угадать, какая из многочисленных женщин, сновавших с корзинами белья, покупавших еду с лотков разносчиков, занималась домовой проституцией. Может, попадались среди них и честные, не могли же все отдаваться случайному мужчине на кухне, пока варится обед или ужин. Однако абсолютно все они отличались от женщин, которых я видела прежде. Настоящая бедность жила здесь, в портовом квартале Недева, а не в Джалахе. Заштопанная одежда, дырявые башмаки и куча детей. Все грязные, часто босые, но удивительно бойкие. Младенцев матери носили в повязанных особым образом платках, дети постарше держались либо за ее юбку, либо за руку братьев и сестер. Работали здесь с малых лет. Я видела паренька, ровесника Ноны, который развозил питьевую воду. Замуж выходили тоже рано – вон та беременная девчушка от силы погодка Куколки, а у нее уже есть один ребенок, кареглазый мальчик. И ведь для местных – это норма, иной жизни они не знали. Поневоле почувствуешь себя избалованной королевой. Хозяин ей не нравился! А хочешь с моряками за три лиры? Даже капитан, и тот выше тебя оценил. Только вот ориентироваться на местные порядки я не желала. Нужно стремиться к лучшему, а не брать за эталон худшее.

Догадываюсь, в родном Рьяне тоже не все благостно. Раньше я об этом не думала, считала Фрегию обителью порока и зла, но ведь бедные, нищие существовали в любой стране. И в нашем городке тоже имелись такие семьи. О них не говорили открыто: не принято, но от этого они не исчезали. И отвращение сменилось жалостью. Женщины в дверном проеме банально хотели прокормить семью, вот и торговали, чем могли. Уверена, у них и другой заработок имелся, то же плетение корзин. Но много ли их купят на базаре? А тут какой-нибудь моряк да согласится сэкономить, закрыть глаза на неидеальное тело и орущих детей. Самое печальное, мужья тех женщин не испытывали угрызений совести. Я осторожно спросила одну, в курсе ли супруг, чем она занимается. Женщина усмехнулась:

– Конечно. Он вдобавок поколачивает, если монетку утаю.

Вскоре я едва не пала жертвой второй категории обитателей городских трущоб – зазевавшись, лишилась саквояжа. Вертлявый паренек выхватил его и бросился бежать, но Тебо оказался резвее. Помощник жреца неведомым образом ориентировался в хитросплетении улочек и загнал воришку в тупик. Не помешало бы при случае выяснить, где родился Тебо. Может, его знания о местной жизни почерпнуты из собственного прошлого. Так или иначе, саквояж мне вернули, велев тщательнее следить за вещами.

Но вот самые бедные жилища остались позади. Улочки по-прежнему петляли, изгибаясь под всевозможными углами, но стали шире. Появились балконы, цветы в горшках. Замелькали вывески многочисленных кабачков и дешевых гостиниц. На перевернутых бочках за такими же столами ели и пили моряки. В воздухе витал запах кислого эля, жареного лука и подгорелого мяса. Его готовили на жаровнях прямо на улице. Тут же, у ног моряков, вертелись бродячие псы, магнетизируя голодными глазами, надеялись на подачку. Разумеется, не обошлось без представительниц древнейшей профессии, но они изменились, не походили на женщин за три лиры. Далеко не все носили яркую одежду, никто не манил обнаженным бедром – тут предпочитали оголять плечи. Иногда поверх них накидывали шаль. Проститутки сидели вместе с посетителями или лениво подпирали стены у входа в питейное заведение. Каждая сверкала золотом. Поддельным, разумеется, так называемым «золотом дураков». Его продавали на ярмарках и делали из меди, сверху нанося специальную краску.

Тогда же, в Недеве, я впервые увидела сутенеров. Я бы не обратила на них внимания, обычные мужчины, так же пьют, курят. Только вот перед тем, как уйти с клиентом или подняться в номера, девочки в обязательном порядке подходили к ним.

Капитан предложил развлечься в таверне «Русалка». Над ней, на втором этаже выходившего на небольшую площадь дома, располагались меблированные комнаты с таким же названием. Сдержав слово, Адриан выкупил одну для меня. Оставить там саквояж не решилась, вместе с ним опустилась за стол.

Время походило на пружину. Оно все сжималось, грозя в любую минуту нарушить степенный ход вещей.

Сначала все шло привычно. На столе возникла скатерть – редкая вещь в подобных местах. Вертлявая девчонка бойко посоветовала заказать бараньи ребрышки, заверила, сегодня они особенно хороши. Мужчины согласились, добавив к ним местной каши в качестве гарнира, взяли эля.