Страница 1 из 16
Лана Мейер
Энигма. Книга 2
{Там, где у нормальных людей находится сердце, у него – бездонная, черная дыра; и если ты не будешь внимательна, ты упадешь в нее и навсегда исчезнешь.}
Глава 1
{«Это всегда должен быть я, Энигма. Запомни это. Мы с тобой связаны.»}
Раньше я никогда не чувствовала эту особую, эмпатическую связь с другим человеком, которую невозможно ни с чем перепутать. Несмотря на то, что подобная «нить» всегда соединяет души матери и ребенка, я никогда по-настоящему не проникалась маминой болью, и была лишь сторонним наблюдателем разрушающих ее эмоций.
Да, я переживала за Элисон, когда видела ее страдания, но куда сильнее меня ранило собственное чувство вины, сдавливающее в тугой кокон, покрепче капсулы Мака.
Любое мое стремление спасти близкого человека или оказать ему помощь, всегда начиналось со слова «я».
{Моя вина.
Мое сожаление.
Мой долг…
Мир вращается только вокруг меня. Он такой, каким я хочу его видеть.}
И поэтому, я испугалась. Мне стало страшно, от того, что рядом с Маком, я забывала об этом «я». Еще хуже стало в тот момент, когда поняла, что без его присутствия – меня словно вовсе нет. Нет ничего страшнее, чем сомневаться в своей реальности, смотреть на небо, солнце и звезды, и задавать себе одни и те же вопросы: «Это все по-настоящему? Кто я? И зачем существую, если кажется, что у меня нет никакой свободы воли, а вся моя жизнь – сплошной коктейль из боли и вечной погони за недостижимой мечтой?»
У каждого она есть. Недостижимая мечта. Идеал, к которому мы стремимся. Совершенный образ, без которого наше существование бессмысленно. В детстве, моим любимым занятием была визуализация (хотя об этом термине я узнала куда позже). Я просто закрывала глаза и представляла себя взрослой, роскошной девушкой, звездой сцены, окруженной друзьями и близкими… свободной, красивой, а главное – любимой. Картинка всегда заканчивалась одинаково: я встречаю рассвет на балконе своего уютного и просторного дома у океана. Я живу в гармонии с собой, я знаю, что с моими близкими все хорошо, а у меня есть «завтра» и свобода воли.
А еще у меня есть Он. Мужчина Моей Мечты.
Тот, с кем сердце больше не ищет других. Особенный. Словно созданный для меня. Мой неидеальный идеал, в котором я буду любить все недостатки. Он обнимает меня со спины, а я смотрю то на пену, рожденную бурными волнами, то на внутренний двор нашего дома, где наши дети играют с большой собакой. Мне был неважен пол моих детей, но «мое кино» всегда показывало мне мальчика и девочку.
Банальный у меня «Идеал». Но недостижимый уж точно. И горько каждый раз от этой мысли, потому что хочется быть уверенной в том, что игра (то есть, сама жизнь) стоит свеч. Что жизнь может стать такой, какой на моем незримом посторонним слайде.
{«Мой опекун говорил: „Мы здесь для того, чтобы быть счастливыми, Кэндис. Позволь себе все, о чем ты мечтала, и Вселенная даст тебе это. Позволь, откинув все страхи и сомнения.
– Кто такая Вселенная? Что значит „позволить себе“? – я всегда слушала его с открытым ртом, и задавала много глупых вопросов. И, конечно, я не понимала многих его ответов, и его слов, сказанных слегка задумчивым тоном.
– Я имею в виду, иметь намерение, Кэндис. Вселенная… это место, где есть все. И где нет ничего. Но я больше склоняюсь ко второму варианту.“»}
Легко сказать, Руфус, «позволить себе».
Макколэй не мой родственник, не близкий мне человек, он лишь тот, кто все это время проводил эксперименты над моим сознанием и телом, и, кажется, добился того, чего хотел – я начала медленно сходить с ума.
Но куда хуже то, что сейчас меня ломает изнутри, стоит лишь вспомнить холодный взгляд зеленых глаз, что даже в воспоминаниях затягивают в свой колдовской омут, заманивая в черную дыру, его бездну.
Он что-то сломал во мне, испортил.
Искусным движением рук злой гений буквально «вскрыл» меня и «настроил» струны моей души под себя, словно я – робот, которого можно запрограммировать так, как ему вздумается, соединив необходимые проводки, нервные окончания. Только он не ожидал того, что я могу и током ударить… в ответ.
То, что Макколэй сделал со мной, действительно похоже на искусственную установку почти сверхъестественной связи. Когда волей-неволей воспринимаешь человека, не как отдельное существо, а как часть своего организма. Каким бы он ни был, какую бы опасность в себе не таил…
Я почувствовала это всей кожей, каждым атомом изнывающего от переизбытка эмоций сердца, когда мы были в Хранилище.
Я пытаюсь его изгнать, оборвать эти узы, и выбраться из ментального шибари, которое невозможно увидеть – лишь почувствовать… но разве можно отвергать часть себя?
Все началось немного раньше, еще до Хранилища. Пришло время разобраться в клубке противоречивых чувств и вырваться из капкана необдуманных поступков.
Впервые я ощутила эту связь в ту ночь на Бали. Я проснулась в холодном поту, со скованным ледяными иглами сердцем… в ушах стучала кровь, но ее ток не заглушал других пугающих меня звуков. Сначала я подумала, что их издает дикий зверь, случайно забредший на территорию виллы, и лишь спустя несколько секунд поняла, что низкое рычание, сдерживаемые крики боли принадлежат Макколэю.
И это было странно… ведь позже, я убедилась в том, что Макколэй находился в операционной, и между нами было довольно большое расстояние и звук падающей воды, но я слышала все так, словно он находился рядом. Будто голос Мака звучал у меня в голове. Это было первым «звоночком» безумия…
Я все списала на проделки «датчика», напрочь исключив другие варианты, несмотря на то, что мою голову простреливала невыносимая боль, от которой самой хотелось выть во весь голос. Собравшись с духом, я накинула халат на голое тело и побежала в лабораторию – естественно я была уверена в том, что Карлайл находится там, и еще больше была уверена в том, что Мак будет не рад меня видеть.
Прорвавшись, через «водяную стену» водопада, я замерла на пороге: приложив ладони к губам, я сдержала крик, глядя на капсулу, стеклянная гладь которой переливалась всеми цветами радуги. Сам аппарат издавал непонятные космические звуки, но я все же решилась подойти к капсуле и заглянуть в систему Управления. Надпись на экране гласила: «До завершения Стабилизации и диагностики живого организма Angius осталось девять минут.»
Сквозь плотное стекло и призму переливающихся бликов света, я рассматривала Макколэя. Он больше не кричал… казалось, мужчина мирно спал, но я видела, как быстро вздымалась его грудь и сама не заметила, как моя начала опускаться в такт с дыханием Мака. Сердце больно билось о ребра, но я знала, что должна сделать это…
Зайти в его лабораторию. Самым постыдным было то, что я хотела этого сама, а не только потому, что именно это велел сделать Палач в своем последнем письме. Мысленно я оправдывала свой поступок тем, что имею полное право проникнуть в душу Мака, потому что он первый начал залезать в мою.
Я хотела своими глазами увидеть каждый «скелет» в его шкафу. И прекрасно знала, что лаборатория Мака – это не только святая святых Карлайла, непробиваемый, как и его душа, холодный бункер… но и целый клад ответов на мои вопросы.
И у меня оставалось лишь восемь минут, чтобы урвать хоть малейшую крупицу бесценной информации, получить хотя бы один маленький ответ…
И, конечно же, я пожалела о том, что вообще туда проникла. Пора бы уже начать учиться на своих ошибках, ведь в прошлый раз подобная глупость не привела ни к чему хорошему.
И увидела я достаточно для того, чтобы всерьез испугаться и в очередной раз почувствовать, как весь мой внутренний мир переворачивается подобно песочным часам.