Страница 32 из 35
– Вот именно – стратегическую! – подхватил главный геолог. – А бюрократ – он и в Африке бюрократ! Первый парень на планете!
– Вы об озере Чебаркуль слышали? – отсек главный инженер изъявление восторга сотрудника.
– Нет, – честно признался бюрократ.
– А о карьере Березовском?
Гость отрицательно помотал головой. Чайник закипел и выключился с громким щелчком. Главный геолог укоризненно посмотрел на буйную машину. Главный энергетик с усилием надорвал упаковку с кофе и приготовился высыпать содержимое в опустевший стаканчик. В стаканчике, однако, осталась толика огненной воды, и рачительный специалист решительно допил драгоценные капли имени конструктора Калашникова. Или его автомата.
– Насчет карьера, – уточнил главный инженер. – В нем водится некая рыбка – рипус. Небось, слыхали?
Московский гость снова отрицательно покрутил головой.
– Как? – в один голос изумились главные маркшейдер и энергетик. – Вы не слышали про рипуса?
Главный специалист министерства почувствовал себя безграмотным и забитым провинциалом. Как он мог ничего не знать о самом рипусе? Или хотя бы не слышать?
– Рипус – гордость нашего края, – назидательно промолвил главный инженер. – Вкуснейшая, скажу вам, штука! Говорю откровенно, как на духу.
Свежеобжаренный на костерке – несказанная прелесть! И под водочку отлично идет. И даже под коньячок. Вы что больше предпочитаете?
Гость уклонился от прямого ответа и спросил в свою очередь:
– А этот самый рипус, он какой?
– Просто замечательный, – встрял главный геолог. – Стройный, как газель, блестит, как ртуть, а уж про вкус и говорить нечего – высший класс!
Сравнение рипуса с газелью не совсем понравилось главному инженеру, и он поспешил сгладить возможно двусмысленную метафору:
– Коллега не совсем точен: рипус, тот больше напоминает сига. Такой же узкий и мускулистый. Почти лосось, только поменьше. Ловится на простого червя. Берет резко, как щука. Силен, сволочь! Кого хочешь умотает!
Главный маркшейдер прокашлялся и поднял руку, прося добавки. Главный геолог ему одобрительно кивнул.
– Живет тот рипус, – заунывно, как сказ, начал главный маркшейдер, – на глубине тридцать восемь метров. Именно такова средняя глубина Березовского карьера. Представляете, какая нужна леска? А как вытаскивать хищника? Руку отмотаешь!
– Утром особенно хорошо клюет. Часиков так с шести до восьми тридцати, – дополнил главный энергетик. – Если поедете с нами на рыбалку – получите истинное удовольствие.
– Даже если до этого никогда на спиннинг не ловили, – припечатал главный геолог, – будете всю оставшуюся жизнь ловить нашего рипуса и благодарить бога за то, что сейчас про него узнали.
Главный маркшейдер задумчиво посмотрел в окно, за которым сгущались лиловые сумерки, и добавил к определению рипуса весомое слово, до того уже употребленное главным инженером:
– Силен!
– Вы его живьем видели? – надеясь услышать утвердительный ответ, задал наивный вопрос в лоб главному инженеру главный специалист министерства. К его удивлению, главный инженер слегка замялся, не желая что-нибудь напутать на глазах у сведущих коллег:
– Ну, так вот как вас… Нет, вот так не видел. Ел, да! Вкусно. Но, так сказать, в сыром виде не видел. Как-то не пришлось.
Московский бюрократ, больше всего ценивший точность, со столичной бестактностью повернулся к главному заводиле-геологу:
– А вы?
– А что я? – изумился главный бородач. – Зачем мне его видеть? У нас его в ресторанах подают. Идет по цене семги. Жена как-то заказывала…
Главный специалист-профессионал-бюрократ изобразил недоумение:
– Что, никто не видел этого рипуса?
– Ну, зачем вы вот так, сразу? – начал выправлять положение главный маркшейдер. – Вот кофейку попейте, пожалуйста. Толик, подай сахарку гостю.
Толик в шикарном норвежском свитере встрепенулся и уважительно передвинул кофейную жестянку ближе к гостю.
– Так как же так? – не унимался московский специалист. – Я что-то плохо понимаю: есть вообще на свете этот ваш рипус или его нет?
– Есть, есть! – в разноголосицу подтвердили старожилы. – Все у нас есть. Это на Березовском карьере. На тридцати восьми метрах. Живучий, гад, как кошка. Ловится на червя-выползка. Исключительно по утрам.
Точку поставил главный геолог:
– Как газель!
И сделал такое движение руками, будто бы вертел баранку грузовой «Газели».
Робот
Если вы нашли золотой самородок около реки, то совсем не значит, что на дальнем краю долины вы не найдете такой же. Сотни тысяч лет река пересыпала песок, перемывала его тщательнейшим образом и растащила самородки так, как ей этого хотелось, далеко от коренного месторождения.
С людским драгоценным металлом происходит нечто подобное. Правда, у золотой жилы – столицы или большого города – самородков будет больше. В отличие от золота, люди способны к самостоятельному перемещению.
Как писали в давнишних романах: в неком городе N, ясно, что в провинциальном, ожидали приезда знаменитого симфонического оркестра с знаменитым же дирижером. Я точно не помню, кто это был: то ли наш Валерий Гергиев, то ли Владимир Федосеев. А может быть, израильтянин Шломо Минц или, того круче – американец Леонард Слаткин.
Два приятеля-сокурсника местного Политехнического университета (изобретение отечественной школы высшего образования) Митя и Степа купили билеты на концерт, чтобы хоть чуточку согреться февральским суровым вечером. Морозы стояли крепенькие, а батареи в общежитии университета были умеренно теплыми. Это несоответствие заставило коллег скинуться на посещение филармонии. Филармония была прямо под боком, и коллеги приятелей – ушлые студиозусы, пользуясь щадящими ценами на билеты, частенько даже к лекциям готовились, сидя у дежурного фонаря при выходе с галерки.
Информация от тех, кто посещал филармонию в январе, обнадеживала: на балконе тепло, а на верхнем ярусе даже жарко. За долгую зиму Митя и Степа уже успели позабыть, что подразумевается под словом жарко. Чтобы разбудить воспоминания, Митя и Степа взяли самые дешевые билеты в филармонические тропики.
К их стыду, должен сообщить, что приятели впервые в жизни посетили симфонический концерт. И поэтому все им было в диковинку. Оркестранты расселись, разложили ноты, попиликали, подудели, чем вызвали незначительное смятение в душах новообращенных меломанов. Но на балконе было так уютно, так комфортно, что небольшое напряжение быстро рассосалось, тем более, что публика, которая почти до отказа заполнила зал, вовсе не отреагировала на пиликанье.
Вышел дирижер в строгом черном фраке. Поклонился залу, повернулся к оркестру, поздоровался с оркестрантами и воздел обе руки, как орел, готовый взлететь. Зал притих. Дирижер взмахнул руками-крыльями, и полились мрачные звуки органа.
До этого момента Митя и Степа не замечали органиста, который сидел отдельно от оркестра, слева на возвышении. Перед ним переливался разноцветными лампочками таинственный пульт. И наши студенты, которые, кстати, учились на четвертом курсе по дисциплине «автоматизация производства», сразу оценили и инструмент, и дистанционное управление.
Оркестр вступил тревожно, смятение нарастало, в зале повисла неясность и опасение. Валторны, как вестники катастрофы, протрубили тревогу. Трубы воззвали из хаоса, из ада. Струнные постарались смягчить ощущение вселенского ужаса, который нагнетал рокочущий орган. Облака музыки громоздились, превращались в черные тучи.
Митя со Степой притихли и съежились, пораженные мощью композиции.
Потом запели скрипки, да так жалобно и прекрасно, что студенты, до того не склонные к сентиментальности и предпочитающие тяжелый рок всем другим музыкальным жанрам, зажмурились, готовые расплакаться. Скрипки принесли с собой стремительный вихрь, они несли дурную весть, но не было понятно, откуда нагрянет беда. Даже орган стал рокотать испуганно и приглушенно. Под покровом тьмы стал подкрадываться обман. Литавры отметили границу мрака, как будто за ним воздвигалась новая ступень неверия.