Олигарх

А вообще, если не считать этого происшествия, жизнь Насти текла на удивление спокойно и безмятежно – жила она в гостевом доме со всеми удобствами - три комнаты, ванна, и все такое прочее. Питалась с хозяйского стола – ей приносили еду в дом, или же ела вместе с Леной, а когда Кудасов был дома – то и вместе с ним, всей, так сказать, семьей.

Жену хозяина дома Настя пока что так и не увидела – со слов Лены, та моталась по заграницам, развлекаясь в свое удовольствие, и хорошо, что моталась – воздух будет чище. Явно Лена свою мачеху недолюбливала. Видимо – было за что.

Единственное, что напрягало – совершенно не было свободного времени. Охрана Лены занимала это время с утра и до ночи, так что выехать в город и заняться поисками Зины, а также посетить жену…или бывшую жену Карпова? В общем – пока не могла этого сделать.

Ну а в остальном…стреляла в тире, занималась в спортзале (вместе с Леной, та оказалась неплохой спортсменкой, или как тут говорят «фитоняшкой»), отрабатывала рукопашный бой с другими охранниками, которые как оказалось зла на Настю не держат, и вроде даже в нее слегка влюблены. По крайней мере точно мечтают затянуть ее в свою постель. Несмотря на то, что она сразу заявила, что постельные игрища на рабочем месте ее точно не интересуют, и за этим надо обращаться к компетентным людям с пониженной социальной ответственностью.

То, чего больше всего боялись – так и не случилось. Никто не пытался Лену похитить, никто не преследовал ее, и не было никаких «предъяв» от кавказской диаспоры. С тех пор как Лена с Настей вышли из психбольницы, прошло уже три недели. За это время Лена один раз ездила в райотдел полиции на допрос, сопровождаемая двумя адвокатами (и само собой – Настей), ну и больше никаких процессуальных действий по уголовному делу не происходило. У отца Лены на руках было заключение психиатра о том, что Лена не отдавала отчета своим действиям, так что суд, который должен состояться в августе, скорее всего положит конец уголовному преследованию. Увы, Лену поставят на учет, как психбольную, но тут уж никуда не деться – или на зону, или справку о поехавшей крыше. Так отец-олигарх и объяснил своей непутевой дочери. А потом спросил у компетентного человека, то бишь у Насти – что она думает по поводу возможных наездов от этой чертовой диаспоры. И Настя честно ответила: люди гордые, люди мстительные, люди богатые и можно сказать беспредельные, так они это дело не оставят. И как только уголовное дело будет закрыто – следует ожидать каких-то действий. Каких – это уже другой вопрос. Скорее всего, попытаются изувечить – плеснуть в лицо кислотой, или избить так, чтобы осталась инвалидом. Вряд ли решатся на радикальные меры вроде снайпера, или киллера с миной. Не тот уровень, и не та мишень. Еще могут попытаться похитить – но это уже вряд ли. Хотя…все может быть. И единственный способ уберечься от неприятностей – не ездить по городу в поисках приключений, а уехать, заныкаться куда-нибудь подальше, где Лену никто не знает. За границу, например. Пока все не утихнет, и пока это дело не забудется.

Но Настя ошиблась. Все началась гораздо раньше. И закрутилось, завертелось…

- Сколько, вы сказали, вам лет?

- Ни сколько я не сказала! – холодно ответила Зинаида – Я вам уже в десятый раз повторяю: не помню, с какого я года, сколько мне лет!

- И откуда у вас осколочные шрамы на животе – тоже не помните, да?

- И шрамы – тоже не помню! А с чего вы взяли, что они осколочные?

- Я послужил в Сирии – вздохнул хирург – Я видел осколочные ранения, в том числе и в живот. Вам некогда распороло живот, и хирургу пришлось собирать внутренности. И вы ничего не помните?

- Не помню! – отрезала Зинаида, и повернулась к лечащему врачу – Когда мне принесут моего Мишу?

- Тогда, когда мы убедимся, что вы не представляете опасности для ребенка – мягко ответил врач – То, что у вас отсутствуют воспоминания, говорит о том, что в вашем мозгу есть какие-то патологические изменения. И мы хотим понаблюдать за вами, удостовериться в том, что у вас нет никаких агрессивных намерений по отношению к окружающим. Кстати сказать, начальство предлагает поместить вас в психиатрическую клинику, чтобы специалисты сделали свои выводы. Вы уже окрепли, так что нахождение в клинике не будет для вас опасно. Мы здесь сделали все, что могли, и пусть попробуют другие.

- Кстати, ваши шрамы рассасываются – бледнеют, исчезают. Они уже почти незаметны. Как вы это объясните? – спросил хирург, пытливо глядя в глаза пациентке.

- Да я откуда знаю! – фыркнула она, и но глаза ее чуть прищурились. Хирург отметил это, и сделал вывод: врет. Знает. Она – точно знает! Но поделать он ничего не мог. Ну не пытать же ее, в самом-то деле?!

- Вы выглядите на тридцать лет – продолжил хирург, внимательно наблюдая за пациенткой – Вы еще худоваты, но…восстанавливаетесь с феноменальной скоростью. Насколько мне сказали, едите очень хорошо. А еще – занимаетесь физкультурой?

- Занимаюсь. Отжимаюсь, приседаю, ну и всякое такое – невозмутимо ответила Зинаида – Надо же восстанавливать форму. Иначе жиром заплывешь. У меня проснулся аппетит, и я целыми днями ем. И это нормально. Организм требует горючего. Ну а что касается психиатрической лечебницы…считаете нужным туда отправить – отправляйте. Все равно мне здесь лежать нет никакого смысла. Лечения я не получаю, а бестолку занимать койку не хочу. Да и кроме того – без психлечебницы все равно я не смогу получить свой паспорт, так что…давайте, оформляйте!

Ее отвезли в лечебницу уже вечером, на скорой помощи, принадлежащей этой самой психбольнице. И она едва не смеялась – ее, для которой психбольница была домом родным, больница, где она заведовала целым отделением…и вот Зинаида снова здесь. Здесь, но…уже в качестве пациентки. Ирония судьбы, что еще сказать.

В приемном покое она просидела почти полтора часа, пока ее оформили и отвели в общую палату, в которой находилось десять человек. Уже в самом конце оформления медсестра, которая ее принимала, с усмешкой вдруг сказала: