Страница 4 из 5

Родственные души

Селиверстова Динара

Раздобыть формулу труда не составило. По правде говоря, пробраться в особняк виконта, по скудости средств скудно и охраняемый, сумел бы и человек, менее опытный в делах такого рода, чем Мартен. Но легко отыскать заветную формулу на страницах, испещренных каббалистическими значками, мартеновым собратьям по трущобам, конечно, не удалось бы. В назначенный день и час, накануне очередного собрания попечительского совета, листок с формулой лег на уже знакомый нам потрескавшийся стол в домишке неподалеку от порта.

На сей раз обстановка уже не была столь пустынной. В углу комнаты прямо на полу было сложено стопкой несколько фолиантов, там же, прислоненное к стене, стояло зеркало, а на столе теснились колбы, пробирки и мешочки с какими-то порошками. Кроме того, красовалась там и большая винная бутыль с двумя бокалами, и эти бокалы довольный Жером и наполнил, не переставая при этом восхищаться ловкостью племянника.

- Удачу надо отметить, мальчик мой! - Сияя, он протянул один из бокалов Мартену.

Тот внимательно следил за всеми движениями дядюшки и пригубил вино лишь потому, что видел точно: налито оно было в оба бокала из одной и той же бутыли, ни на миг не исчезало из его поля зрения, и Жером опустошил свой бокал первым.

- Надеюсь, ты тщательно переписал все, не сделал никаких ошибок и ничего не упустил? - Глазки Жерома впились в лицо Мартена.

- Ничего, - отозвался тот.

- Хорошо, очень хорошо, - бубнил Жером, смешивая в колбе порошки и то и дело сверяясь с формулой.

Сидя на стуле, Мартен с интересом следил, как барон выводит на полу каббалистические символы и нашептывает заклинания.

- Вы что же, хотите проделать этот опыт прямо сейчас? - спросил он.

Жером жестом велел ему не мешать, а пару минут спустя, завершив подготовительный ритуал, перелил содержимое колбы в стакан, и, держа его в руке так, словно готовился произнести тост, развернулся к племяннику.

- Ну конечно, хочу, дитя мое. На завтрашнем заседании мою кандидатуру выдвигают на пост председателя попечительского совета, и после этого, смею надеяться, мне какое-то время будет не до опытов! И я в последний раз спрашиваю тебя: ты абсолютно уверен, что ничего не упустил в этой формуле?

- Ни единого значка, - заверил его Мартен. Откинувшись на спинку стула, он растирал затекшие руки.

- Замечательно. Ибо ты же понимаешь, чем чреваты ошибки. А ведь ты не хочешь, чтобы с твоим дядюшкой что-нибудь случилось, верно? Ведь тогда ты не получишь противоядия.

Мартен уставился на Жерома, не веря своим ушам. Затем он перевел взгляд на свои руки: кончики пальцев немели все сильнее.

- Ах ты, старый хрыч!

Он попытался встать, но снова повалился на сиденье. Жером рассмеялся и погрозил юноше пальцем.

- Прощаю. За "старого хрыча" - прощаю. Как же ты, все-таки, молод. Следить-то за бокалом следил, а что иные противоядия можно принять загодя, не учел. - Улыбка сошла с его лица и взгляд стал жестким. - Так как, формула верна? Говори, терять время не в твоих интересах!

- Верна, - прохрипел Мартен. На лбу у него выступили капли пота, и он сам не мог бы определить, было то действием яда или страха.

- Если так - твое счастье. Не бойся, с противоядием я тебя не обману... Если опыт удастся, конечно.

Жером поднес стакан к губам и осушил его одним глотком. И застыл, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

Мартен неотрывно следил за ним. Впервые очутился он в ситуации, когда оружие скорее навредило бы, чем помогло. Даже если бы цепенеющие руки дотянулись до ножа, если бы хватило сил нанести удар - что тогда? Такие симптомы могли быть вызваны самыми разными ядами - что же принять в качестве противодействия? Да и хватит ли на это сил? Словом, Мартен полностью очутился во власти дядюшки. Дядюшки, которому племянник-наемник вполне мог больше не понадобиться.

А с дядюшкой между тем стали происходить какие-то странные перемены. Первыми изменились глаза. Они стали совсем круглыми, а белки исчезли. Затем лицо стало вытягиваться вперед, усы удлинились и выпрямились... Нос странно задергался, зубы выступили над губой... Мартен, которого уже начинал бить озноб, смотрел, как Жером превращается в крысу - огромную, и, надо отметить, изрядно облезлую. Путаясь в плаще, крыса кинулась к зеркалу и возбужденно запищала. Мартен уже не вдумывался, восторженный то был писк или возмущенный: ему становилось все хуже. Конечности уже совсем не подчинялись ему, перед глазами все расплывалось и, когда вместо крысиной морды перед ним снова возникло лицо Жерома, он не был уверен в том, что просто не выдает желаемое за действительное. Но тут, словно из отдаления, послышался дядин голос: