Фаворитка

— Что именно?

— Ты рассматриваешь мой род под увеличительным стеклом, но оставляешь себе секреты.

— Зато дозволяю продолжать изыскания, хоть и не одобряю их, как ты верно заметила. Разве же этого мало? Разве же это не достойно легенды, как история Ламмета и его супруги?

Я усмехнулась и отрицательно покачала головой.

— Мы не идем рука об руку, Ив, как шли они. Ты стоишь за моей спиной, но в твоей руке поводок, и пока ты распускаешь петли, позволяя мне видимость свободы. Но однажды можешь натянуть, и останутся только твои желания. Наша история любви вряд ли станет легендой… — я выпустила его руку и присела в глубоком реверансе, — мой господин.

Монарх покривился и вынудил меня распрямиться. После взял за руку и притянул к себе.

— Всё так, душа моя, — сказал он, глядя мне в глаза, — но ты забываешь об одном – в твоей руке мой поводок, и ты крепко держишь его.

— Мы говорим о путах, но не о любви, — заметила я.

— А разве любовь – не путы? — он провел костяшкой пальца по моей щеке, следя за ним взглядом. — Только кому-то они в кровь стирают кожу, а кому-то, стягивая, помогают стать цельным. Я стал цельным, мой дорогой лучик. И я готов ради тебя на всё, даже пойти против своих убеждений.

Я улыбнулась ему и, обняв лицо ладонями, сама коснулась губ короля поцелуем. Свои мысли я оставила при себе, как и он. То, что король лукавит, я была уверена, но в чем, понять не могла. Однако настаивать на его признании не стала. Сейчас он был готов дать мне то, что я хотела, и лучше использовать этот момент, потому что измениться всё может слишком быстро.

— К сожалению, — отстранившись, произнесла я, — у меня нет ничего, что я могла бы дать тебе в ответ. Только сущую пустяковину – себя саму.

— А большего и не надо, — ответил он и прижался к моим губам.

— Государь, — прервал нас гвардеец, — сюда идут.

— Чтоб их пожрали псы Аденфора, — проворчал король, отстранившись.

Он выпустил меня из объятий, буркнув еще какое-то ругательство, теперь помянув приличия, которые я требовала соблюдать на людях. Не удержавшись, я хмыкнула и удостоилась непроницаемого взгляда – на берегу пруда вновь стоял государь Камерата. Что ж это было верно, и графиня Тибад, вернув себе любезный вид, развернулась в сторону, откуда показался пока еще незнакомый мне мужчина.

Он был немолод, опрятен и недурно одет, из чего я сделала вывод, что перед нами не прислуга. Мужчина приблизился, поклонился королю, после, окинув меня быстрым взглядом, снова склонил голову и представился:

— Барон Одаман Стирр, ваше сиятельство. Имею честь быть управителем вашего имения.

— Весьма приятно с вами познакомиться, ваша милость, — ответила я с вежливой улыбкой.

И мы последовали за бароном знакомиться с делами поместья, со слугами и соседями, которые вскоре потянулись к Тибаду, чтобы засвидетельствовать свое почтение хозяйке графства…

Глава 4

— Какое замечательное место… Да, мне оно определенно нравится.

Я склонила голову к плечу и еще раз осмотрела дом из красного кирпича. И пусть он требовал ремонта, но я уже видела, что это именно то, что мне нужно.

— Так что это было, вы говорите? — я полуобернулась к управителю моего имения.

— Дом священника храма Великой Праматери, ваше сиятельство, — ответил барон Стирр. — Позволите ли задать вам вопрос?

— Разумеется, ваша милость, — кивнула я, любуясь ветшающей развалюхой.

— Зачем он вам нужен?

— Здесь будет пансион, мой дорогой управитель, — улыбнулась я. — Первый пансион для девочек, где их станут обучать, не только складывать буквы в слова и считать на пальцах, но и иным наукам. Но школа будет доступна не только для пансионерок. По большей степени пансион нужен тем, живет слишком далеко отсюда или не имеет возможности содержать ребенка, а вот школу смогут посещать дети разных сословий.

— Но для чего вам это? — изумился барон.

Я обернулась к нему и вопросительно приподняла брови:

— А зачем вы получали образование?

— То я… — начал управитель, и я прервала его:

— В чем ваша исключительность? О, ваша милость, не почтите за оскорбление или принижение вашего достоинства, но мне любопытно, в чем вы видите свое превосходство над будущими пансионерками?

Барон несколько опешил, пытаясь понять, что я хочу услышать. Однако быстро откинул оторопь и уверенно произнес:

— Во-первых, я мужчина, а во-вторых, дворянин. Мне полагается быть образованным, да и дамы нашего с вами общества получают недурное образование. Однако вы говорите о разных сословиях, ваше сиятельство, но это означает, что вы желаете объединить в одном классе крестьянку и аристократку? Немыслимо!

— О нет, — усмехнулась я, — на аристократию я не покушаюсь. Обучайте своих дочерей, как считаете нужным, но не изумляйтесь, когда крестьянка окажется умней и разносторонне более развита, чем, к примеру, ваша племянница.

— Но это же чушь! — воскликнул его милость, но кашлянул, чтобы скрыть неловкость и склонил голову: — Простите великодушно, ваше сиятельство, я не желал вас оскорбить. Однако я считаю, что вы хотите вложить ненужные знания в головы девочек, удел которых следить за домом, ходить за скотом и взращивать урожай на огороде. К чему им знание истории и географии? А языки? С кем они будут говорить на них? А декламировать произведения великих поэтов?

— Вы совсем не оставляете им выбора, ваша милость, — заметила я и, взяв его за руку, направила к коляске, дожидавшейся нас. — Почему дочери пахаря не пойти дальше? Отчего вы решили, что она не может после продолжить свое образование и получить профессию, которая позволит ей вернуться в свою деревню и принести пользу несравнимо большую, чем мать семейства?

— К примеру? — озадачился барон.

— К примеру, ветеринар или доктор? А может быть и учитель…

— Женщина?! — вопросил его милость и весело рассмеялся. — Вот уж насмешили, ваше сиятельство!

— Чем же? — без тени улыбки спросила я.

Он помог мне сесть в коляску, устроился радом и буркнул:

— Извините, я вовсе не потешаюсь, просто ваши слова мне кажутся шуткой. Ну кто в здравом уме пойдет лечиться к женщине?

— Однако к знахаркам не гнушаются ходить не только простолюдины, но и аристократы, причем, мужчины, — пожала я плечами. — Люди верят в силу трав также страстно, как и в силу магии. И в минуты немочи им не столь важно, кто даст им заветный мешочек со сбором, лишь бы помогло.

— Подождите, госпожа графиня, умоляю! — воскликнул Одаман Стирр. — Вы толкуете о совершенно разных вещах! Знахарство – это древние знания, основанные на сборах трав. Но врачевание… — он развел руками, — простите, но… Это же и хирургия в том числе. Что же вы хотите сказать, что кто-то ляжет женщине под нож? Это же верное самоубийство!

Теперь рассмеялась я. Его милость насупился и взглянул на меня исподлобья.

— Стало быть, вы не опасаетесь заполучить в сборе ядовитой травы? Или того, что снадобья попросту перепутают? Заметьте, это может сделать и мужчина, к тому же по злому умыслу. Он ведь знахарь и никакими законами не связан. Это лишь ваша вина, что воспользовались его услугами. Нет, его, конечно же, будут судить и накажут, если найдут отравителя. Только ведь его жертве от этого уже толку не будет. И, зная о таком риске, вы предпочтете сомнительные знания знахаря или же и вовсе шарлатана подготовленному специалисту лишь потому, что она женщина? Я ведь вам толкую об обучении, а это знание анатомии, признаков заболевания и способах лечения.

— Да кто их в университет пустит?!

— Думается мне, что пройдет не так много времени, когда их в университет не только пустят, но и примут и станут обучать. И можете мне поверить, что это будут великолепные знатоки своего дела, потому что им придется доказывать свою состоятельность, в отличие от студентов-мужчин, которые станут рассчитывать лишь на свой пол.

— Вы говорите что-то невероятное, — покачал головой барон.