Страница 10 из 11
Через неделю в Орлиное Гнездо пригнали фуру и трактор, да ещё новый катер для ловли рыбы – по личному распоряжению Неджата.
Кара отдала катер и трактор брату. Но фуру оставила себе. «Не обессудь, Али – это для моих мандаринчиков», – тоном маленькой капризной девочки сказала она. Он только махнул рукой. Картальоглу уже готовили снасти – до восстановления лицензии на лов рыбы остались считанные дни, да и линию диетических продуктов готовили к запуску по ожидаемому разрешению. Обе стороны выполняли обязательства по её условиям.
К тому же она подкинула брату идею нового дохода. «Али, у тебя есть мясо и рыба. Почему бы тебе не запустить на одном из консервных заводов линию по производству кормов для домашних животных?». Сначала он только дико на неё взглянул, но потом призадумался и вцепился в эту идею, подключив экономистов и аналитиков. «Это отличная идея, сестрёнка!», – сказал он ей через пару дней. «Мой тебе предсвадебный подарок», – грустно ответила она.
Али оформил на сестру и приёмыша две трети имущества, официально объявив Пынар наследницей. Эдже передала юристам документы на дом в горах, и они готовили их к передаче новой хозяйке.
Кара занималась ремонтом и обстановкой комнаты Пынар. Она не стала превращать комнату девочки в розовую шкатулку. Эдже выделила им комнаты на первом этаже по их просьбе, хотя традиционно на первом жила прислуга.
Кара поставила в крошечную комнату с одним окном кровать светлого полированного дерева, узкий шкаф и узкий комод с зеркалом и стол-бюро с множеством крошечных ящичков. Мебель удачно смотрелась на фоне белых лилий, раскиданных на песочно-бежевых обоях. На пол лёг ковёр бледно-бежевого цвета. На светлой гардине развевались белые шторы с узором из ярких оранжево-бордовых герберов. На кровать лёг солнечно жёлтый плед, а возле бюро встала бордовая пластиковая корзина с игрушками. Пынар осмотрела красоту в пастельных тонах и одобрила новое жильё.
Комната для Кары была чуть больше, да ещё имела подальше от двери нишу полтора на два метра. Она велела выкрасить стены в белый цвет. На пол положили тёмный ламинат. Из магазина доставили мебель. Огромный светлый письменный стол она поставила у окна. Рядом встала узкая белая кровать, почти как у Пынар. На стол поставили лампу с алым абажуром. На потолке горели три белых плафона стеклянной люстры на чёрном основании. Белую органзу на окне обрамляли мрачные чёрные портьеры. На кровать легло чёрное шёлковое покрывало и пара подушек красного и белого цвета. На пол постелили красную дорожку с белыми полосками по бокам. Ниша осталась пустой. Её задёрнули белой органзой. К столу приставили красное кожаное офисное кресло. Оно одно было дороже всей мебели в комнате. На столе появился ноутбук.
Кара задумчиво покаталась в кресле от стола до задней стены ниши. Чего-то в этом красно-чёрно-белом царстве не хватало. Она решила заказать себе в Стамбуле фотосессию…
Кара велела врезать во входную дверь комнаты замок. Один ключ оставила себе, один отдала Пынар, а третий лично вручила брату.
– Доверяешь? – спросил Али, приподняв бровь.
– Больше некому, – горько ответила она.
– Давай всё отменим! – импульсивно воскликнул он.
– Отменить и не отомстить? Не лишай меня радости.
– Ты меня с ума сведёшь. Что ты задумала? Что собралась делать?
– Ничего. Я ничего не буду делать. Делать будут другие. Я буду писать им сценарии действий, а они будут по ним жить.
– Ты хочешь их стравить?
– Ну, что ты. Это теперь моя семья. Именно поэтому я научу всех прислушиваться к моим словам и уважать моё мнение. Я заставлю их видеть во мне человека, а не самку и не товар.
– И меня?
– Догадливый ты мой.
– Будь осторожна, родная.
– Не буду. Буду гнать во весь опор – так, чтобы ветер в ушах свистел.
Али поцеловал её в лоб. Она ушла. Собрав сумку, улетела в Стамбул.
В особняке Арсланов не стихали пересуды. Чичек – жена Серхата – возмутилась поведением Кары.
– Что она о себе возомнила? Гулящая девчонка. Погубила первого мужа и нас всех погубит, – говорила она мужу.
– Чичек, милая, да ты что? Это он её погубил. Она ни в чём не виновата.
– Но она не девушка, и скрыла это до свадьбы, а потом стала корчить из себя жертву. А теперь все носятся с ней.
– Не все, милая. Я лично ношусь только с тобой. Что касается девственности – о таких вещах не говорят. Они и переехали сюда из-за давней трагедии.
– Лучше бы не переезжали! Что это такое? Отдельная спальня, отдельная детская. Даже у нашей Ширин нет отдельной комнаты. А для её приёмыша выделили комнату.
– Чичек! Не смей обижать сироту. Нашей дочери нет и двух лет. Она не может быть далеко от нас. А Пынар уже взрослая девочка, ей скоро одиннадцать. Ей нужна своя комната. Не будет же она спать с ними.
– С ними? Ха-ха! Зачем тогда ей эта узкая подростковая кровать? Даже не думай, что она станет настоящей женой Неджату. Бедный! Ему придётся жить с сумасшедшей.
– Она не сумасшедшая.
– Да? А эта красно-белая комната? Это же иллюстрация к фильму ужасов. Она точно чокнулась после того, что с ней сотворил Энгин, да упокоится его душа. Сумасшедшая! Сумасшедшая, – гневно говорила Чичек.
– Она вполне здраво заключила сделку с моей матерью и своим братом. Каждая из сторон и наказана была, и награждена. Все остались довольны.
– Да? А зачем Акджан сменила имя? Что это за вызов? Имя дают при рождении раз и навсегда.
– Видимо, она считает, что родилась заново.
– Ненормальная. И ещё зовёт госпожу Эдже мамой!
– Что? Я ни разу не слышал. Это правда? – Спросил Серхат.
– Правда. Бессовестная!
– Почему? Теперь она на самом деле войдёт в семью. К тому же, она рано потеряла мать. Я был бы рад, если бы и ты мою маму называла «мамой».
– Я люблю и уважаю госпожу Эдже. Но моя мать жива. К тому же со мной в этом доме никогда так не нянчились.
– Неужели? А ну-ка, иди-ка сюда, я с тобой немного понянчусь, – Серхат притянул к себе ревнивицу-жену и осыпал её поцелуями.
– Пусти!
– Не пущу. И вот что я тебе скажу, женщина. Нравится она тебе или нет, ты будешь уважать её, как жену моего старшего брата и сестру нашего основного партнёра по бизнесу. Неджату и так придётся нелегко. Я не хочу, чтобы ему докучали женскими дрязгами. Обещай мне!
– Что?
– Что будешь паинькой и посочувствуешь несчастной женщине и поможешь ей освоиться в доме.
– Она и так ведёт себя как хозяйка.
– Чичек! – грозно нахмурил Серхат брови.
– Ладно. Обещаю. Просто ради тебя и Неджата. Он устроил нам лучший медовый месяц в Альпах. Помнишь то шале?
– Нет, – равнодушно бросил Серхат.
– Что? – возмущённо воскликнула его жена и стукнула его кулачком в бок, – ты специально злишь меня?
– Да, дорогая! Ты необыкновенно хороша, когда злишься. А в том шале ты была совершенно неотразима, впрочем, как сейчас. Иди ко мне, ненаглядная моя!
Чичек с мужем часто обсуждали Кару и её действия, и Серхат всегда вставал на сторону будущей жены брата.
Была в особняке ещё одна пара, которая обсуждала Кару и её поступки – Эдже и Фидан. Мать и дочь с появлением в доме Кары словно отодвинулись на второй план. Она командовала прислугой и охранниками, раздавая распоряжения налево и направо. Эдже велела прислуге с одной стороны исполнять приказы молодой госпожи, а с другой – велела обо всех таких распоряжениях докладывать ей незамедлительно, чтобы быть в курсе.
Кудрявая улыбчивая Фидан всегда была в доме на положении любимого ребёнка – маленькой принцессы Арсланов. Теперь её подвинули две самозванки. Фидан не обижалась на Кару, потому что очень остро помнила тот момент, когда нашла её с матерью в горном доме зверски избитую. Эта картина перевернула её представления о брате, разбила ей сердце, потому что она не могла ни поверить в это, ни закрыть на это глаза. Теперь она присматривалась к этой женщине, пытаясь определить, откуда та берёт силы жить дальше, и ещё улыбаться и управлять другими людьми. Фидан переживала и за брата. Неджат был для неё и для Серхата кумиром. Она боялась, что эта женщина, спрятавшаяся за маской безумия, сделает любимого брата несчастным. Эдже боялась того же, поэтому они с дочерью часто уединялись, и, склонив головы, как две совы, придумывали, как им помочь двум заложникам благополучия кланов обрести личное счастье.