Страница 3 из 9
***
Вадим гулял в один из июньских дней вместе с сыном в городском саду. Банда уличных музыкантов наяривала рок-н-ролл, и он с удовольствием прислушивался к знакомым рифмам. Зато двенадцатилетний Мирослав явно скучал – ему больше по нраву хип-хоп! Сын отошёл в сторону, разглядывая других слушателей. Когда затихла очередная заводная песенка, Вадим услышал:
– Привет!
Он оглянулся. К нему подходил далёкий и давно уже подзабытый родственничек. Его звали Юрий Никулин, и Вадим часто с изумлением думал: «Ладно, фамилию не выбирают, но зачем маманя – тятя Зоя, назвала любимое чадо Юрием?» В результате карикатурное отражение знаменитого клоуна воплотилось уже не на арене, а в жизни: на фото в сетях синюшный от наколок инфантил то размахивал с идиотской гримасой деревянным мечом, то надевал цветные парики, изображая мрачного «гота», то демонстрировал перстни с черепами-костями на кривых сосисках-пальцах. Сейчас этот молодой, но уже обрюзгший мужчина направлялся с сатанинской улыбочкой к нему.
– Привет! Ты чего здесь делаешь? Отдыхаешь? – сам и спрашивал, и отвечал Юрий. – Знаешь, что тебя разыскивает брат?
– Что за брат? – Вадим в недоумении смешался.
– Да, твой брат! Ну, этот… Как его? Эх, опять забыл, как его звать!..
– Объясни толком, о ком речь?
– Да этот… Как же его…
Мыслительные способности родственника явно заклинило. Впрочем, Вадим уже сам стал догадываться, о ком речь. Хотя несколько озадачили неожиданные для него поиски. Сам он не выражал особого желания встретиться с сыном той женщины, которая испортила жизнь и его матери, и его собственную. Однако мелькнула мысль: «Разве дети отвечают за своих родителей?» Даже промелькнула слабая тень радости: «У меня, кажется, есть в мире родственная душа!» Ведь нам всем так хочется найти тех, на кого можно будет опереться в трудную минуту. Даже вопреки всякой логике.
Правда, больше у Юрия не удалось что-то толком выяснить. Тот даже фамилии не помнил. Лишь договорились, что он позвонит Вадиму, когда найдёт номер телефона брата. Хотя договорённость не помогла – пришлось трижды перезванивать самому, чтобы выудить данные у Юрия.
И вот номер Николая у него в руках. Они созвонились. Всё оказалось не совсем так, как кудахтал тогда в парке Юрий. Просто Николай составлял некое генеалогическое древо всех родных. Вот и спрашивал о Вадиме. Тем не менее, сначала состоялась виртуальная встреча в «Одноклассниках». Она вполне естественным путём вела их к встрече реальной, о чём они впоследствии и договорились.
Конечно, у каждого были личные неотложные дела. Но задушевные разговоры в виртуале и по мобильникам порождали у обоих уверенность, что им нужно обязательно встретиться. Чисто человеческое любопытство или нечто бо̀льшее? Как-никак, за плечами каждого немалый кусок жизни – Вадиму уже за пятьдесят пять, брат на десять лет младше.
***
Прежде, чем собраться в дальнюю дорогу, Вадим зашёл к матери, рассказал о своих намерениях.
Она не сразу стала говорить. Переваривала услышанное, вспоминая далёкое-предалёкое прошлое. Села к столу и промолвила:
– Не нравится мне это. Он тебе сильно нужен?
– Ну, мам, я, конечно, понимаю тебя… Но всё-таки брат…
– Езжай, коли хочешь.
– Понимаешь, мне хочется выяснить до конца, что же случилось тогда с этим…
Вадим не хотел произносить «отец». Он ненавидел его с детства. Слишком много горя! И всё-таки что-то его тянуло выяснить правду. Как погиб этот человек? И, собственно, погиб ли? Благодаря Николаю, Вадим выяснил телефоны других родственников, позвонил в ту деревню в области, где произошёл странный случай. Но до конца ничего не прояснилось. Все говорили практически то, что он слышал несколько лет назад от матери Юрия – тёти Зои.
Мать сидела, взглядом упёршись в одну точку где-то на столе. Она вновь переживала те события. Тогда она была совсем юной, и времена были совершенно иные, непонятные сегодняшнему большинству. Забытый полустанок, куда выпускницу железнодорожного училища забросили по распределению, снежная зима, никаких родных. Обитать пришлось в холодной халупе, где печка едва грела.
– Пришёл однажды ко мне на работу весь такой франтовый. Он работал у нас инженером путей сообщения и считал себя выше всех. Паразит, взял меня силой!..
Сын от такого откровения опешил:
– Что ж ты никому не сказала?
– Кому ты скажешь там?! Голым стенам или ветру?
Сын промолчал, не зная, что возразить. Ему стало очень обидно за мать. Вспомнились старые фотографии, где она была очень красивая, но всегда грустная. Часть фотографии были разрезаны пополам – на второй исчезнувшей половине должен быть он. Да разве вырвешь из памяти прошлое?
Мать печально сказала:
– Так с ним и начала жить. Даже поженились. Думала, всё наладится. Но он, гад, свою зарплату не отдавал, а на мою разве проживёшь? Выживала только за счёт нашего хозяйства. Так он начал ещё надо мной измываться! За что?! Я уже была беременна тобой, не знала, куда деваться. Однажды так начал бить, что я убежала. А куда идти? Кругом сугробы и чужие дворы. Бродила до тех пор, пока стало совсем невмоготу от мороза! Постучалась на станции к старшей дежурной. Та открыла дверь, увидела меня и запричитала: «Это всё из-за этого негодяя? Я так и думала, что он над тобой издевается!» Спасибо ей, что приютила и обогрела.
Материнский вопрос мучил и Вадима: «За что?! В чём я был виноват?»
***
…Его колотило так, что казалось, он сейчас выпадет из оцинкованного круглого таза. Малыш сидел голышом в проклятом тазу, заполненном снегом, и от всей жути ничего не соображал. Лишь отчётливо – даже по прошествии стольких лет! – Вадим помнил, как единственным его чувством было укрыться от мороза. Но это было невозможно! От пронизывающей дрожи мальчик даже не мог плакать, и был абсолютно беспомощен. Так часто погибают дети, даже до конца не сознавая всего происходящего с ними. Только в щель мизерного деревянного коридорчика заглядывала полная голубая луна. Она являлась единственным свидетелем насилия над четырёхлетним мальчонкой. Но ей было напрасно жаловаться.
С тех пор Вадим запомнил на всю жизнь запах мороза. Пусть никто не говорит, что мороз не имеет запаха! И вряд ли люди вообще поймут то, что пришлось испытать ему.
Намного позже у Вадима мелькала слабая мысль: «Возможно, он меня просто хотел закалить? Делал это из лучших побуждений?..»
Но такое оправдание не помогало. Ибо всё говорило против.
«Закалял» его папаша по полной программе. Детским умом, конечно, сложно определить, сколько продолжалась такая пытка каждый раз. Десять, пятнадцать или даже двадцать минут? Затем мужчина заносил ребёнка уже в полуобморочном состоянии в их комнатёнку. Ставил в другой таз и поливал водой. Была ли та вода вообще тёплой… Сейчас Вадиму уже не вспомнить.
Затем заботливый папаня вытирал сына полотенцем и клал на кровать. И малыш проваливался в спасительную тьму сна.
Скорее всего, мальчик не выжил бы.
Разумеется, иногда дети показывают чудеса выживаемости. Однако никакой растущий организм не сможет долго бороться, если это будет продолжаться ежедневно. План незаметного убийства давал сбой лишь по той причине, что это происходило, когда мать была на работе. Слава Богу, она работала, как говорят, «сутки – через трое». Хотя любящая женщина никак не могла взять в толк, почему так часто простужается сыночек. Лечила его, лечила…
Неизвестно, чем бы всё кончилось, если их семье, наконец, не дали нормальное по тогдашним меркам жильё. Ведь до того они ютилась… в маленьком вагончике. В одной их тех убогих «теплушек», которые показывают в послевоенных фильмах. Из-за недостатка жилья железнодорожники частенько прозябали в составах, стоящих на запасных путях. Под вагончиками обычно делали сарайчики для дров и всякого инструмента. Сбоку от них пристраивали маленький коридорчик с лесенкой. В такой деревянной пристройке и проводил маленький Вадим те проклятые вечера.
Теперь семье выделили однокомнатную квартиру в железнодорожном посёлке Сарепта. Посёлок состоял из старинных домов из красного кирпича, которые возвело для своих работников ещё царское правительство. Судя по жилью, тогда руководство «чугунки» больше заботилось о подчинённых, чем пришедшая им на смену советская власть: стены были толщиной больше метра, потолки высотой не меньше четырёх, погреба с кладовками. Сам посёлок для железнодорожников был чётко разлинован, имел дополнительные кирпичные сараи и общественные уборные, вдоль домов проходили дорожки из бетонных плит, а начальство вообще жило в двухэтажных теремах. И до сих пор в Сарепте высится старинная православная церковь. Правда, большевики её сразу превратили в магазин.