Страница 22 из 24
29 сентября, суббота
Проснулась, муж на рынке. Напарила котлет. Сделала побольше, чтобы ещё Саше отвезти. Салон добросовестно прогуливаю: директор уехал, а срочных дел нет. Муж вернулся, но с продуктами притащил букет роз! Поцеловал в щечку: "ты же знаешь, что люблю тебя". Лет 10 не слышала этих слов от латгинца! Если с женщиной воевать, она способна уничтожить армию врагов, растерзать всё живое и не оставить камня на камне. Но букет способен её покорить и сломить, интересные мы создания. Поцеловала Арумаса тоже.
С русским договорились в 3 на площади Свободы. Мужу сказала, что еду на работу. Потом в автобусе прикидываю: обещала Саше подарить велосипед, но это дорого, евро 300. А дарить что-то надо, Альфред потом спросит. Вспомнила: в апреле шеф отдал свои старые вещи. Я тогда их в пакет свалила, на работе в шкаф бросила. Надо бы Саше их померить.
Ходили с "Трубачёвым" в столовую, там остался советский зал, и меню почти из тех времен. Ужинали в пустом зале и вышел откровенный разговор. Я ночью всё думала, как быть. Придумала 2 варианта. Первый – я бросаю мужа, Саша – свою жену, и будем вместе. С деньгами решим: у обоих работа, плюс деньги от Альфреда. А если с немецким бизнесменом что-то выйдет, он тоже будет помогать. Второй вариант – постепенный: встречаться, дружить, любить, а там жизнь покажет.
Саша ухватился за первый: "нечего думать! Бросай мужа и уходи ко мне". Странный мужчина: ну не бывает так, неправильно это. Но он и сам неправильный. Может, завербовать хочет? Заскочили ко мне в салон, проверила электронную почту. Интернета в моём мобильнике нет, чтобы не взломали из-за границы. Интернет в мобильнике нам начальство не позволяет, а с ноутбуком проще, там всё можно.
Русский померил вещи Альфреда, взял его спортивные трусы. Но больше всего понравилась красная курточка. Только рукава короткие, Альфред-то парень невысокий. Я курточку прихватила с собой, дома пришью рукава от старого свитера, у нас в деревне так делали. Может, и будем жить вместе, но нужно, чтобы "Трубачёв" ревновал, как сказал командир. Схема-то обычная: ударит меня, заявлю в полицию, тут мы с Альфредом его и зацепим. Зато по-человечески – неприятно, если в семье меня будут дубасить. Зачем такие отношения?
Спросила Сашу, бил ли когда-нибудь женщин. Уставился ошарашенно и говорит, что в жизни пальцем не тронул. "Бить человека – тоже способ близости, но это уже зависимость, – объясняет с умным видом, будто профессор на трибуне. – Ударил, и ты уже в её власти. А мне это не нужно". Почему так говорит? Догадывается о наших планах? Нет, это невозможно. Вдруг спрашивает: "а тебя мужчины били?". Есть в русском что-то сильное и небрежное. Застал врасплох, пустил энергетический луч, не могу сопротивляться. Во мне весёленькая егоза шевельнулась, внутри кнопочка щелкнула, я снова в параллельное измерение попала и, кажется, вижу сквозь стену: "да, один мужчина ударил". Саша понимающе кивнул. Из салона выходили, муж позвонил, на ужин зовёт. Я Саше так и объяснила: у нас семейная вечеринка, должна ехать.
Сижу в троллейбусе, на остановке пьяные ханыги, а у меня словно похмелье проходит. Играть в семью не нужно, ведь буду связана по рукам и ногам. А как же тогда остальные? Как с ними работать? Да и невозможно делать семью, зная, что всё равно расстанемся. Потом "Трубачёву" лишь больнее будет, а разве он такое заслужил? И ладно, было бы у него шикарное гнёздышко, но там выцветшие обои и старая плитка. Нет, работа есть работа, а мужчин и без него хватает. Отправила СМС:
"Саш, не надо нам сейчас решать эти вопросы, давай порадуемся тому, что встретили друг друга, будем праздновать жизнь, договорились? Обнимаю, целую твои глаза, до завтра! Твоя Дар.".
"Нет, Дарьяна, всё решим, не бойся. Целую тебя".
Муж приготовил курочку в духовке, подал с апельсинными дольками. Запивали белым французским вином и заедали шоколадным тортом с мускатными орехами. Душевно посидели, я третью бутылку почти всю выпила сама. Никас по-доброму посмеялся, а когда уходил, они с Арумасом обнялись.
30 сентября, воскресенье
То, что выпало мне, испытали единицы из миллионов. Разведчики – избранные, видящие изнанку реальности, причём без лишних эмоций и заблуждений. Мусор и шлак, облепившие действительность, они хладнокровно сдувают, оставляя лишь голую суть. Эта суть – бесхитростный и грубый каркас жизни, которого не видит простой смертный.
Никто не угрожал, не заставлял и не приказывал, я всё сделала сама. Когда случилась автомобильная история, Альфред как старый знакомый помог, вытащил из беды. А потом попросил помочь в ответ, разве я могла отказать? Все мы люди. К тому же просьба была нехитрой: встретиться с мужчиной, выпить кофе и кое-что узнать. Альфред сказал, что ему это очень нужно, а попросить некого.
В ту пору командир ещё был женат на моей подруге Ляне, мы втроём отлично выпивали, и прекрасно знали, чем Альфред занимается. Даже шутили про это. Он был единственным, кто мог меня спасти. И он это сделал. А потом я сделала для него, в знак признательности и дружбы. Всё справедливо, всё честно.
Он меня направил к русскому пареньку из Старой Нильвы, который чинил машины. К пареньку в мастерскую ездил на своей "Тойоте" весёлый белорус, который просиживал свои годы в сильвинских барах. Это и было интересно Альфреду. Сказал взять телефон русского паренька на сайте объявлений: дескать, мне надо подлатать машину и подготовить к продаже. Продать машину я и впрямь была не против! Командир всегда и всё делает ювелирно, так что мы ювилиры – оба.
С русским из Старой Нильвы вышло со второй встречи: я его задавила взглядом и у того не было выхода кроме любви. Только любовным ложем, увы, была не роскошная розовая кровать, а засаленный диван, стоявший на втором этаже автомастерской. "Выпить кофе" в Латгинии значит ох как много, но в этой фразе спрятана свобода: ты вольна отказаться, ведь кофейный сорт может прийтись не по душе. Могла отказаться и я, но если перед тобой симпатичный женатый механик, почему бы как следует не полюбить? О том, что у мужа есть молодая сучка, я уже знала, и моя совесть была чиста: око за око, секс за секс.
Про знакомого белоруса паренёк болтал сам: мол, живут же люди в таком огромном Минске. Говорил, что хочет туда перебраться и белорус ему поможет. И что белорус любит тёмное пиво и отлично говорит по-английски. Впрочем, то, что бывает заманчивым, со временем отдаёт горечью повторений. Ложиться на диван с каждым разом было тяжелее. Русские не держат порядка, азиатские души. Досчатый пол на втором этаже был засыпан стружками, в углу как дыра чернело масляное пятно, под диваном валялись гаечные ключи в целлофане, а стекло в окне было мутным от пыли. От шерстяного покрывала пованивало сыростью, а на столе, застеленном газетами, постоянно лежала колбасная кожура и стояли пивные бутылки, всегда пустые. В этих бутылках наше отражение расплывалось и превращалось в неузнаваемую страшную биомассу.
После каждой любви я лежала на диване, глядя в потемневший деревянный потолок, и спрашивала про себя: что здесь делаю я, жена латгинского офицера, уважаемый человек? Автомастер был мужчинка крепкий, но внутри пустой как его бутылки, да и денег давал не ахти. Даром, что добряк. Зато Альфред меня нахваливал:
"Тебе не надо объяснять, ты всё знаешь сама. Ты достала важную информацию, начальство сказало пожать тебе руку". С его слов получалось, что раньше белорус руководил фирмой, которая строила для военных. Альфред говорил, что этот человек знаком с высшими военными чинами Беларуси. И что в Латгинии он неспроста, потому я теперь важнейший человек для контрразведки. "Ты патриот, цвет Латгинии, верю тебе как себе", – помню его фразу.