Лабиринты Роуз

— Что случилось с Соргосом, и где он сейчас?

— Так в комнате он, спит еще. Слабый после яда. Это я соседку нарочно обманула, что Фарух там лежит. Малгоше только дай повод посудачить. Она, глазастая, видела, как я мужика ночью в дом затаскивала, пришлось выдумывать, что муж вернулся.

— А что Соргос о Петре говорит?

— Сейчас ему срок пришел бахримановское зелье против яда принять, после него он час-другой себя хорошо чувствует. Пусть сам обо всем расскажет.

Катарина поспешила в комнату, прихватив с печи глиняную бутылку, а через некоторое время на пороге появился Соргос. Он держался за косяк двери.

— Гордость ему не позволяет лежа именитых гостей принимать, — пожаловалась тетушка Катарина. — И на меня опереться не желает.

Эдуард с Алексом выскочили из-за стола и, подхватив Соргоса, помогли ему сесть на скамью.

— Вы уж извините, Ваши величества, я без должных расшаркиваний.

Тетушка Катарина подсунула больному под спину подушку, и он поморщился, словно сердобольная женщина задела живую рану.

— Ничего, в следующий раз с двойным усердием расшаркаетесь, — успокоил его Эдуард. — Расскажите, что случилось с вами в зеленом лабиринте? И где сейчас Петр?

Роуз смотрела на Соргоса во все глаза и не узнавала. Потухший взгляд, землистого цвета кожа, худоба такая, что ключицы острыми скобками торчат. Их Роуз рассмотрела в съехавший набок ворот рубахи. Но когда Соргос сел и положил ладони на стол, принцессу поразила синева ногтей — явный признак болезни сердца, Роуз знала об этом от матушки Берты.

Поймав взгляд девушки, Соргос сжал руки в кулаки.

— Мне казалось, что я любил ее, — Соргос не стал уточнять, но все поняли, что он говорит о Солнце. — Сирота, выросшая без матери. Равнодушный отец, злая мачеха. Ее хотелось защитить. Многим из нас, кто отказался ради нее летать, хотелось ее защитить. Кто-то мечтал о свержении Лолибон, поэтому дал клятву верности Солнцу, кто-то искал выгоды, уверенный, что других наследников нет, и поэтому Око признает принцессу — единственного отпрыска Орраха. Я же был влюблен и искал ответных чувств. Я скрыл от нее, что имею преимущество в наследовании Драконьего камня. Я не собирался действовать тайно и в нужный момент перехватить Око, которое признает меня лишь потому, что я мужчина.

Соргос замолчал. Тетушка подошла к нему и положила руки на плечи. Он обернулся. В его глазах светилась благодарность.

— Напрасно я надеялся, что разбужу любовь Солнца. Ее сердце оказалось занято, — Соргос взглянул на Роуз, и ее сердце упало. — Я понял это слишком поздно. В то утро, когда мы искупались с тобой в реке, и ты ушла с Петром, Солнце постучалась в мою комнату.

«Пойдем, мне нужна твоя помощь» — сказала она. Я как раз снимал мокрую одежду. Быстро переодевшись, я выскочил во двор трактира, где нас ждал дракон королевы.

Непривычно летать на спине собрата, которого ты хорошо знаешь по службе. В небе я особенно остро почувствовал свою ущербность, ведь у нас на драконах летают только женщины.

Мы приземлились у арки четвертого лабиринта, где нас уже ждала Лолибон. Она сама выбрала место встречи, опасаясь предательства. Королева казалась измученной и больной. Видно было, что ей все надоело и она хотела поскорее убраться из страны, где стало слишком горячо для чужеземки. Лолибон потребовала голову Петра, и только тут я понял, что Бахриман значит для Солнца. Она едва не сорвала переговоры. Принцесса пришла в ярость. Если бы на шее королевы не висело Око, Солнце бросилась бы на нее без раздумий. Я не узнавал ту девушку, которую любил.

«Я отдам вам голову Роуз» — нашла Солнце выход из положения. Лолибон сделала вид, что размышляет, но по ее лицу ясно читалось — ей понравилась идея заполучить эрийскую принцессу. Я понимал, что на кону стояло будущее моей страны, но не мог не вмешаться. «Охладите его пыл!» — прошипела Солнце. Дракон тут же поднял меня в воздух, зацепив когтями за шкирку, и сбросил в реку у трактира как нашкодившего щенка.

Через какое-то время после переговоров в мою комнату явилась Солнце.

«Будешь упрекать?» — с усмешкой на губах произнесла она. «Если бы ты не вмешался, то понял бы, что я хитрила. Никто не собирался отдавать безумной королеве ни Петра, ни Роуз. Можешь быть спокоен. Дни Лолибон сочтены. Сам Шотс взялся извести ее. И за наших драконов не беспокойся. Как я могу позволить чужачке увести своих подданных?»

Солнце пыталась говорить убедительно, но я не поверил и решил не спускать с нее глаз. Я ожидал, что она пойдет отдыхать, ведь она провела бессонную ночь, но принцесса упрекнула меня, что я забыл о Фарухе.

«Ты же сам рассказал, как убивается его жена. Каждая минута промедления может стоить жизни жрецу». Солнце хотела идти в лабиринты с поваром Аристом, но я убедил ее, что как воин принесу больше пользы. Когда мы пришли к вашему дому, тетушка, я прямо спросил у Солнца, зачем нам Петр и Роуз, если мы можем справиться сами, на что она ответила, что Петр знает все ловушки как никто другой.

— Но ты мог бы предупредить Петра, что меня собираются похитить! Вы же выходили во двор? — Роуз злилась.

— Я не знал наверняка. Но на всякий случай попросил Петра быть осторожным и не отходить от тебя ни на шаг.

— Роуз, позволь Соргосу продолжить, — спокойный голос Эдуарда вмиг остудил пыл дочери. — Зачем бросаться обвинениями, когда непоправимое уже произошло? Сейчас нужно думать о будущем.

— Где Петр? — Роуз не могла больше слушать, как оправдывается Соргос. — Что произошло после того, как Шотс похитил меня?

— Я напал на Солнце. Ее подлость поразила меня. Если бы не Петр, я бы просто убил принцессу. Ослепленный ненавистью, я совсем забыл о клятве верности, и змея, до поры спавшая у моего сердца, укусила меня. Обессиленный болью я лежал в высокой траве и не мог пошевелиться. Видел, как выскочили из разрушенной мельницы преданные Солнцу люди. Сначала удивился, откуда они здесь? Но потом вспомнил, что недалеко от дома тетушки нас поджидал мальчишка, и Солнце передала ему, что мы направляемся к Чертовой мельнице. «Чтобы наши знали, где искать, если мы не объявимся через три дня».

— Боже правый! Где же Петр? — щеки Роуз пылали.

— Его и Фаруха держат в замке. Я так думаю. Солнце даже не обернулась, когда уходила из зеленого лабиринта.

— Для чего ей Фарух? — Эдуард наклонился ближе к Соргосу, который уронил на грудь голову, вновь переживая предательство.

— Вот и я спрашиваю: для чего? — вмешалась тетушка Катарина. — Он болен и сохранил лишь крупицы магии. Для чего немощного, убитого горем старика тащить с собой? Раз гадюка не бросила Фаруха там, в лабиринте, значит, он ей нужен зачем-то? О Петре я вовсе молчу. Тут все понятно.

— А мне не понятно, — взвилась Роуз. — Что Солнце будет делать с мужчиной, который ее не любит?

— Деточка, я говорю не о любви. Он ведь знает тайну горючих камней.

— Я думаю, очень даже хорошо, что Солнце любит Петра, — Эдуард притянул к себе посмотревшую на него с изумлением дочь и успокаивающе погладил ее по голове. — Что делают с человеком, который знает, где находится богатство? Его сначала пытают, а потом убивают, чтобы он не выдал тайну кому-то еще. Но любимого мужчину она вряд ли тронет, — Эдуард поднялся. — Пора бы и нам встретиться с этой интересной девицей.

— Папа, — Роуз придержала отца за руку. — Надо бы Соргоса взять с собой. Он знает замок, с ним будет проще найти Петра.

— Нет, — покачал головой Соргос. — Я не смогу. Просто не выдержу боли. Даже если опустошу всю бутылку противоядия, надолго моих сил не хватит.

— У Петра тоже змея у сердца, — забеспокоилась Роуз. — Может, поэтому он не в силах противостоять принцессе драконов? Соргос, мне Петр рассказывал, что это ты провел над ним обряд. Неужели нет способа избавиться от клятвы?

— Только тот человек, в верности к которому вы клянетесь, способен отозвать магическую змейку.

— То есть Солнце? — уточнила Роуз.

— Да. Считайте, что я уже мертвец.