Краеугольников

— Нет. Но теперь это проблемы полиции.

— А как же…

— Нам не платят за ловлю маньяков. Вернее, бывает и такое… Но не в этот раз. Теперь платить просто некому. А нет денег — так с чего бы вдруг агентству тратить силы и ресурсы?

Я застыл с открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Умом-то вроде понимал значение сказанного, но вот натура отказывалась воспринять мысль собеседника.

— Вы же говорили… задета честь агентства!

— В данном случае репутационные издержки незначительны.

— А смерть Евгения? Тоже незначительна?

Батя посмотрел сердито, и я понял, что сморозил глупость.

— Извините…

— Не переживай, Александр. Мы все скорбим о потере… товарища. Но… дальнейшие мероприятия по так называемому делу Теплова признаны нецелесообразными. Не только мной, это общее решение. Так что… Не кори себя. Твоей вины здесь нет.

— Как же так, Андрей Андреевич! Кого же тогда…

— Успокойся. Евгений был хорошим оперативником. Возможно, не лучшим, но явно выше среднего. Он отлично осознавал, на что идет. Понимал все риски и возможные последствия. Точно также, как должен научиться понимать и ты: что именно ты делаешь, зачем и почему именно это!

На такой нравоучительной ноте, в общем-то, разговор и закончился. Результат оказался неутешительным. Я был подавлен, даже, наверное — раздавлен. Батя выпроводил из кабинета, довершив эмоционально-мотивационную накачку лозунгами вроде «делай что должен, и будь, что будет». Легче от этого не стало, напротив — появилось чувство, что от меня пытаются отделаться, прикрывшись ширмой корпоративной заботы. Ну а про закрытое дело я и вовсе молчу…

В голове не укладывалось — как такое возможно. Убили троих, из них Евгений — давний сотрудник агентства. Голякову едва не отправили на тот свет — повезет, если женщина выкарабкается. И вот так раз — и все позабыть? Вычеркнуть из памяти? Даже мне тяжело, а что уж говорить о тех, кто знал погибшего оперативника ближе? Неужели всем плевать? С глаз долой — из сердца вон?

Мозг погрузился в пучины бардака. О работе я и думать позабыл — мысли смешались, перед глазами мелькали неразборчивые видения. Просто уселся за комп, руки легли на клаву, невидящий взор вперился в монитор. Великое искусство офисных работников — делать вид, что работаешь, хотя на самом деле практически спишь.

Так и сидел, будто статуя, без особых шевелений. Перекатывались мысли одна мрачней другой. Наконец, буря из бессвязных идей кое-как улеглась, оставив на поверхности одну более-менее здравую. Не то чтобы гениальную, даже, скорее, не слишком умную. Но попробовать стоит, тем более, что в любом случае ничего не потеряю.

Кое-как дотянул до обеда. Едва часовая стрелка показала двенадцать, подхватился на выход. Видок у меня, похоже, был еще тот: даже Юля глянула удивленно-встревоженно. Я лишь махнул рукой — все, мол, в порядке.

Выбрался на улицу, и некоторое время ноги несли меня без разбору: то вперед по тротуарам, то заворачивая во дворы и скверики. Минут десять брел без всякой видимой цели. Наконец, устроившись на одинокой скамейке, огляделся.

Опасался ли я слежки? Не то чтобы сильно… Но, как говорится: береженого бог бережет. К счастью, не настолько важная персона, чтобы с меня глаз не спускать. И все же — приглядывать могли. Кто? Да мало ли… Я ни в чем не был уверен, а потому — дул на воду.

Из кармана вынырнул смартфон, я задумчиво уставился на экран. Что насчет прослушки? Для органов — слишком сложно, да и незачем абсолютно. Для агентства — незаконно и трудновыполнимо. Есть, конечно, варианты миниатюрных устройств на все случаи жизни… Но их, обычно, цепляют на одежду. А за собственным гардеробом я слежу исправно.

Ладно, придется действовать, понадеявшись на русский авось. Во всяком случае, я не собирался совершать ничего настолько уж секретного. Если Андрей Андреевич и пронюхает… отбрехаюсь как-нибудь.

Еще раз огляделся, подверился. Ладонь, сжимающая телефон, заметно дрогнула. Вторая рука нырнула в карман, пальцы ухватили картонный прямоугольник. Вытащил, вгляделся в надпись: «Степан Васильевич Курдюмов. Старший следователь по особо важным делам». И номер.

Тяжело вздохнув, принялся набирать цифры. Еще с минуту пялился на результат, не отваживаясь нажать дозвон. Наконец, палец обреченно ткнул на значок зеленой трубки.

Протяжные гудки звучали в трубке на удивление долго. Я вслушивался, напряженный до предела. Неужели никто не ответит? Ну не зря же Курдюмов дал визитку? Значит, это его личный номер. Или…

А может, у следователя сейчас тоже обеденный перерыв. С чего я взял, что он будет ждать звонка круглосуточно? Полицейский, может, и вовсе уже позабыл, кому и сколько визиток раздал. Номер наверняка рабочий. Следовательно, ответит какой-нибудь клерк, а то и вовсе робот. Перебросит на автоответчик и все тут.

Почему-то вспомнилось, что по правилам этикета нельзя продолжать дозвон дольше четырех гудков. Не учтиво выходит. А я ждал уже гораздо больше — со счета сбился. Да и черт с ними, с нормами приличия! Главное — результат.

Голос на том конце трубки раздался, когда я уже отчаялся. Звук был какой-то гулкий, с эхом, будто собеседник находился где-то на дне колодца. Звучал он не то чтобы слишком бодрым. Скорее, так говорит человек, пытающийся собраться после внезапного пробуждения.

— Следователь Курдюмов слушает, — с мрачной хрипотцой изрек динамик.

— Степан Васильевич? Здравствуйте! — как-то слишком суетливо затараторил я, — Краеугольников беспокоит. Александр Сергеевич.

В трубке повисла заметная пауза. Похоже, собеседник лихорадочно старался вспомнить, о каком Краеугольникове идет речь. Но надо отдать следователю должное — сориентировался на удивление быстро. Даже голос как-то ожил, стал более проникновенным.

— Да-да, Александр Сергеевич. Я помню нашу беседу, — с дружелюбной интонацией проговорил Курдюмов, — Вы что-то хотите сообщить? Слушаю вас!

Пришел мой черед неловко молчать, подбирая верные слова. Как-то неловко стало, что отвлекаю занятого человека со своими пустяковыми проблемами.

— Да я, собственно, хотел бы поинтересоваться… если возможно… есть ли какие-то новости по делу Теплова?

На этот раз пауза в трубке длилась гораздо дольше. Если меня собеседник вспомнил почти сразу, то какое-то «дело» какого-то «Теплова» восстанавливать в памяти пришлось гораздо дольше. Я даже встревоженно глянул на экран смартфона — не сбросился ли разговор?

— Дело Теплова… — протянул мужчина без особой уверенности, — А почему вы спрашиваете? Надеюсь, понимаете, что я не уполномочен разглашать любые детали? Тайна следствия все-таки.

— Понимаю… Но мне важно знать, есть ли хоть какие-то подвижки?

— Не уполномочен, — упрямо отрезал Курдюмов, но тут же слегка смягчился, — Но неофициально могу заявить, что дело на особом контроле. Хоть и выглядит, к сожалению, довольно гиблым.

— Гиблым? Почему?

— В данных обстоятельствах разыскать злоумышленника почти невозможно. Если только не появятся новые сведения. А вы, Александр Сергеевич, не желаете сообщить ничего нового?

Как-то неожиданно разговор перетек в ту фазу, когда собеседник задает вопросы, а я пытаюсь отвечать, не нагородив при этом заведомой чуши. Больше походило на натуральный допрос — да еще с невероятным знанием дела.

Курдюмов бегло поинтересовался о работе, осведомился о здоровье Андрея Андреевича, вскользь пробежался по многим знакомым коллегам. Оказалось, что следователь хорошо осведомлен о работе агентства. В частности, визит Седова и прошедшая «аттестация» конторы вовсе не явились для него неожиданностью. Напротив, собеседник упомянул об этих событиях, как о чем-то само собой разумеющемся.

Я откровенно маялся, не зная, как закруглить разговор, пошедший совершенно не по сценарию. Будь на том конце трубки кто другой — я уже давно бы просто разорвал дозвон. Но с органами правопорядка так шутить почему-то не хотелось.