Позволь ей уйти

Пашку порядком напрягал этот навязчивый контроль. Тем более, на обратном пути Татьяна Васильевна забрасывала его вопросами о том, как прошло очередное занятие, чему новому он научился. Он мычал что-то маловразумительное, отделываясь общими фразами, потому что скорее откусил бы собственный язык, чем признался, как несладко ему там приходится.

Встретили новичка настороженно. Во-первых, Пашка оказался единственным мальчиком на весь танцевальный класс. Во-вторых, он совершенно не владел балетной терминологией и чувствовал себя как баран, уставившийся на новые ворота, когда слышал все эти “батман тандю”, “гранд плие” и “ронд де жамб пар тер”.* Пашке было совершенно непонятно, зачем так извращаться над родным языком, почему нельзя сказать просто — “сделай круг ногой по полу”?! В-третьих, узнав, кто он такой, многие девчонки предсказуемо сморщили носы и стали подчёркнуто сторониться детдомовскую шпану — между прочим, при молчаливой или даже явной поддержке собственных родителей.

Пашка заставил Татьяну Васильевну поклясться, что никто в детдоме не узнает о том, чем он занимается. Да пацаны сожрут его с потрохами, если пронюхают, что он записался в балетный кружок! Вот позорище… А Мила?! От неё точно не будет пощады. “Пашка-балерина” станет, пожалуй, одним из самых безобидных прозвищ, которыми она его наградит…

Милка, конечно же, страшно разобиделась на то, что у него появились от неё какие-то секреты. Однако он скорее умер бы, чем признался ей в том, куда исчезает из детского дома трижды в неделю во второй половине дня.

На первое занятие Пашка явился в спортивном костюме и кроссовках — именно в таком виде он ходил на уроки физкультуры. Девочки, одетые в купальники, колготки и балетные тапочки, поглядывали на него со смешками, шушукались и хихикали за спиной.

— Ну, это никуда не годится, — покачала головой Хрусталёва. — Для занятий тебе нужна форма, как и всем. Запомни, форма мальчиков — это чёрные балетные плавки либо короткие велосипедки, белая майка-борцовка, белые носки и балетки. Лучше тоже белые.

— У меня ничего этого нет, — он пожал плечами, не глядя ей в глаза и слыша, как ехидное шушуканье всё усиливается. — Если только майка…

— Хорошо, на первый раз я тебя прощаю, ты же не мог знать. Но учти, занятия классической хореографией в таком виде, как сейчас у тебя, просто недопустимы! Я напишу записку вашему директору с перечнем всего необходимого. К следующему занятию ты должен иметь полный форменный комплект. А теперь… раздевайся.

— В каком смысле? — ему показалось, что он видит повторение дурного сна.

— В прямом. На тебе ведь есть майка? Вот под этим вот… — она брезгливо кивнула в сторону спортивного костюма.

— Футболка, — хмуро ответил Пашка.

— Ну, сегодня пусть будет футболка, ничего… А штаны снимать ты разве не собираешься?

— Нет!!! — он сделал страшные глаза. — Вы как хотите, а в трусах я оставаться не согласен!

Одно дело — демонстрировать свои голые ноги перед двумя немолодыми тётками, а другое — обнажиться на глазах всех этих противных девчонок… Да он же умрёт, сгорит со стыда.

— Боже, какой стеснительный… — иронично протянула Ксения Андреевна.

Юные балерины снова зашептались и прыснули. Пашка стоял весь красный от смущения и всеми фибрами души ненавидел сейчас Хрусталёву, директрису детского дома, этих хихикающих дурищ и заодно себя самого — жалкого, ничтожного, неловкого и неуклюжего.

___________________________

* Батман тандю (от фр. Battement tendu) — отведение и приведение вытянутой ноги без отрывания носка от пола.

Гранд плие (от фр. Grand-plie) — большое приседание.

Ронд де жамб пар тер (от фр. Rond de jambe par terre) — круговое движение носком ноги по полу.

=23

Талант всё же — великая вещь, которая служит своему обладателю лучшим адвокатом, Пашка понял это уже спустя несколько занятий. Заметив, как привечает Хрусталёва новенького, как выделяет его среди других, девчонки поумерили пыл в насмешках. В балете они уже более-менее разбирались и не могли не признать выдающихся Пашкиных способностей: лёгкость и грацию, большой прыжок, а также шпагат, очень скоро превратившийся в минусовой…*

Впрочем, природные данные не всегда спасали его от гнетущего ощущения собственной бестолковости. Мышцы легко и безболезненно подчинялись Пашке, если он делал что-то знакомое, привычное, будь то прыжки, приседания, наклоны или растяжка, которые шутя и с удовольствием выполнялись им на уроках физкультуры. Когда же дело доходило до танцевальных па, где Пашка был вынужден принимать совершенно неестественные и глупые, на его взгляд, позы — наступал апофеоз его позора. Он не мог сделать над собой усилие, чтобы на полном серьёзе исполнить арабеск, аттитюд, алясгон или экарте и не чувствовать себя при этом полным дебилом.**

— Калинин, конечно, совершенно дремучий, — по-взрослому вздыхали девочки, наблюдая за его попытками коряво встать в пятую позицию, одновременно вскидывая руки в четвёртой, а затем добродушно подсказывали, как правильно.

Так или иначе, а контакт потихоньку налаживался. Вскоре Пашка уже различал всех девочек внешне и по именам. У него даже появились свои симпатии и антипатии. К примеру, рыжеволосая Машенька всегда приветливо и тепло ему улыбалась и помогала ненавязчивыми советами. А вот длинноносая Любка — противная склочница — вечно ехидно комментировала каждый его промах, зло высмеивала каждую ошибку и вообще посматривала свысока, будто сама уже была примой-балериной. Впрочем, ему быстро стало понятно, что зачастую те псевдоумные изречения, которые Любка произносит с самодовольным видом, она подслушивает у своей мамаши и просто повторяет за ней как попугай, не особо вникая в смысл.

Пашка как-то увидел Любкину мать в коридоре, когда вышел из танцкласса — грузная, с тремя подбородками, ярко накрашенная женщина шумно, с большим вдохновением и явно со знанием дела обсуждала с другой мамашей отличия балетных кружков от хореографических училищ. Видимо, балет был её нереализованной мечтой. Судя по габаритам этой особы, ничего удивительного не было в том, что мечта так и не осуществилась — зато теперь, очевидно, она воображала будущей звездой балета собственную дочь.

— Нет, нет и ещё раз нет! — помотала головой толстуха. — Я вам говорю, эти кружки ничего не дают даже при гениальном педагоге… — она покосилась на Пашку и чуть-чуть сбавила тон. — Если вы хотите, чтобы ваша дочь стала профессиональной балериной, её следует отдать в танцевальное училище, колледж или академию. Лучшие, конечно, в Москве и Петербурге… Имейте в виду, что после кружка вашего ребёнка не возьмут ни в один в театр, а вот после профессионального учебного заведения — возьмут.

— Это значит, надо поступать туда сразу после окончания школы? — непонимающе спросила вторая родительница. Любкина мать снова искоса взглянула на Пашку; на лицо её набежала мимолётная тень.

— Ещё раньше — после окончания начальных классов, то есть в возрасте десяти-одиннадцати лет. Опоздали? Всё, шансов не будет, — рассеянно отозвалась она, а затем, словно её магнитом тянуло, в третий раз уставилась на Пашку странным тяжёлым взглядом. Если бы его до сих пор провожала и встречала директриса — небось эта толстуха не стала бы так пялиться, подумал Пашка с досадой. Чего ей вообще от него надо?..

Все эти балетно-училищные тонкости совершенно его не интересовали, да и неудобно было подслушивать чужой разговор, поэтому он двинулся вдоль по коридору к лестничному пролёту. После занятий кружка ему всегда страшно хотелось жрать, и сейчас Пашка размышлял, стоит ли истратить ту небольшую сумму денег, что выдала ему директриса, на сосиску в тесте или пирожок, или всё же дотерпеть до ужина в детдоме, а деньги приберечь на что-нибудь более важное.