Ботаник 2

— Чем мне может быть опасен какой-то там простой железный меч! — мне показалось, или нет, но бестелесный голос Льда стал чуть-чуть надменным. Хмм…интересно! Меч обретает личность?

И снова я начал свою игру. Только сейчас эта игра была вдвойне опаснее. Передо мной стоял настоящий мастер клинка, который не поддается на уловки, и который сам знает любые хитрые приемы, которые может применить противник. Все, кроме…кроме тех, которые могут придумать двуединый человек и одухотворенный меч.

Поединок на мечах между мастерами не может длиться долго. Вначале два знатока «всматриваются» друг в друга, определяют степень подготовки соперника и опасность, исходящую от противника, потом…скоротечный контакт, и…все! Или совсем все, или рана, которая не позволит продолжать бой. Показателен бой из фильма «Семь самураев». Там тощий самурай, специалист по боевым искусствам, завершил дуэль всего одним, единственным ударом. И никаких тебе «клаш-клаш», как в европейских школах фехтования.

Я не скажу, что европейская школа хуже. Она просто совершенно иная. Защита самурая — в нападении. Тот, кто быстрее и точнее ударил, тот и победил. Европейцы же долго примериваются, клацают клинком по клинку противника, иззубривая лезвие, и в конце концов все-таки пускают друг другу кровь.

У меня всегда складывалось впечатление, что именно в этом и есть вся разница между европейскими школами фехтования и восточными. Европейцы на самом деле не собираются убивать противника — им достаточно его ранить. Восточные бойцы нацелены на молниеносный удар, который принесет гарантированную смерть.

Здесь — помесь востока и запада. Клинковое оружие все-таки больше похоже на земное европейское. Особых изысков, присущих изощренным разумам восточных кузнецов практически не имеется. По крайней мере — в столице. Но вот стиль боя…скорее — это все-таки восток. Скупые движения, неподвижность в стойках, мягкие, быстрые, «кошачьи» переходы из стойки в стойку.

Моей задачей было вызвать у противника приступ неконтролируемой ярости, после чего он бросится на меня очертя голову. Но почему-то мне казалось, что такой опытный боец на такое не купится. Однако все-таки стоило попробовать.

— Ты чего ко мне привязался? — негромко, чтобы слышал только гвардеец, сказал я — Что, дама тебя послала по адресу? Надоел ей? Или слаб стал, не можешь ее как следует удовлетворить? Так я тут ни причем! Если у тебя не стоит, если ты уже не мужчина — я-то тут причем?! Займись самоудовлетворением! Лекарей найми — может, они помогут. Они даже безнадежным импотентам помогают, помогут тебе!

Я ошибся. Не такой видимо он был опытный, или я на самом деле задел за живое (может и правда у него проблемы с потенцией?), но только бросился на меня этот тип будто атакующий медведь. Я еле успел развернуться и дать стрекача, убегая от смерти, и противник меня едва настиг, и убил бы скорее всего…но только нога на этих дурацких плитах опять подвернулась, я упал на бок — неудачно так, во весь рост, даже кувыркнулся через голову, оказавшись спиной к набегавшему противнику, и…

Я видел клинком. Мне не нужно было поворачивать голову, чтобы выбрать то место, куда нанесу удар. Мы с клинком были единым целым, единым организмом, и когда противник занес руку чтобы отсечь мою буйну головушку — я сделал «слепой» выпад через спину и попал именно туда, куда и хотел. Сидя, не оглядываясь.

В пах! И пусть меня потом обвиняют в непорядочности, жестокости и всякое такое. Со стороны это будет выглядеть так, как если бы я упал, едва не сломав шею, противник набежал и не дав мне оправиться — попытался отрубить башку. А я с испугу ткнул — и…теперь он точно не мужик. До конца своей жизни. То есть — на ближайшие пять минут.

Кровь из вспоротой артерии брызнула так, что я уже через секунду был заляпан ей с головы до ног. Пахнущая железом горячая жидкость фонтанировала с такой силой, что это походило на какой-то нефтяной фонтан, а не на небольшую резаную рану, нанесенную таким узеньким, безобидным клинком.

Артерия распорота, меч проходит дальше, и почти напрочь отсекает то, что являлось некогда гордостью этого парня. Зря он связался с таким типом, как я.

Даже сейчас, с распоротым бедром и отрезанным членом он мог бы лишить меня головы — вгорячах, не чувствует боли, ярость затмила разум! Но я просто пропускаю удар над собой и затем откатываюсь в сторону, лишая противника возможности нанести решающий, смертельный удар. Ну а потом уже…нет никакого — «потом». Резкое падение кровяного давления, как результат — слабость и потеря сознания. А до этого — еще и дикая боль, приведшая к шоку и неспособности здраво мыслить.

Не успели спасти. Прибежали секунданты, лекарь появился — как из воздуха. Колдовали, пытались реанимировать — ничего не помогло. Сердце остановилось. И мне кажется не потому остановилось, что в теле осталось мало крови, а потому, что мозг вдруг осознал, что эту рану ни за что не излечить. И никогда теперь этот жеребец не будет прежним жеребцом. Теперь — только мерин.

И опять у меня никакого сожаления, никакой жалости к поверженному противнику. Только удовлетворение хорошо сделанной работой. И облегчение — все-таки я не снял маску, не нарушил своего правила. Хотя опять же — моего брата это не обмануло ни на миг.

Мне вытерли лицо, сменили рубаху, превратившуюся в красную революционную рубашенцию. Обтерли тело, и даже полили на спину из кувшина с теплой водой — я умылся, даже волосы промыл — слипшиеся от чужой крови они превратились в подобие прически ацтекских жрецов, вымачивающих свои патлы в крови несчастных жертв. В общем, принял более-менее приличный облик минут через двадцать после того, как разделался с чемпионом.

И стоило мне только закончить водные процедуры — появились секунданты оставшихся двух противников. Один из них, увешанный сразу пятью орденами и застегнутый наглухо в белый мундир (и это в жару-то!), строго спросил меня, стараясь не смотреть мне в глаза, в состоянии ли я участвовать в двух последующих дуэлях, и нет ли у меня желания перенести дуэли на другой день. Или извиниться перед своими соперниками, и на том исчерпать наш небольшой спор.

На эти речи я был вынужден ответить отказом, сообщив, что если каждый из моих соперников подойдет ко мне и принесет извинения за свою грубость и невоспитанность — так и быть, я их прощу. А если нет — тогда я изобью их до полусмерти, и глупцам не поможет ничего на свете. Ибо я зол и терпеть не могу проклятых невоспитанных хамов. И да — боя на мечах не будет. Как и обещал — драка на дубинках, так как с такими хамами благородный бой невозможен.

Ну что сказать…этим я отрезал себе путь назад. Теперь — только бой до победного конца.

Последующие два боя у меня слились в один. Я не изображал неумеху — почему бы провинциалу не владеть боем на дубинках? Я же свинопас! Или козопас? В общем — один попал под удар в первые пять секунд после выхода против меня — моя зачарованная дубина сломала ему руку. Спор закрыт.

Второй получил тычок кончиком дубины в солнечное сплетение, и от этого тычка нормально потерял сознание и свалился на плац, где и затих в позе эмбриона. Понимаю, неприятно, да. Но зачем мы меня обижали?

Эти двое остались живы. Ну а я обрел славу невероятно удачливого неумехи, которому благоволят боги.

Когда шли домой (в гостевой дом, имею в виду) — меня никто не прославлял, никто не радовался моим победам. Во-первых, побежденные были столичными жителями, так что сочувствие плебса и аристократиистолицы было на их стороне. Может эти типы и были говнюками, но свое-то говно не воняет! А я — залетный непонятный придурок, который должен был лечь под ударами горожан. А я что сделал?

Во-вторых…впрочем — как и во-первых: какого черта боги благоволят такому придурку, как я? Ну посмотрите на него — мерзкая смазливая рожа, то ли мальчик, то ли девочка! Нельзя мужчине быть таким смазливым и таким мелким. И нельзя побеждать любимцев толпы. Она вам этого не простит.

Ну а мне было плевать — любит меня столица, или нет. Главное — я выжил, и сейчас иду в свой номер, предвкушая, как вдоволь напьюсь ледяного сока. Или даже пива — и это было бы очень недурно. Снять напряжение, слегка надраться — разве это преступление? А еще — залечь в постель, и Альдину под бок, пусть трудится. Мне всегда после стресса хотелось расслабиться с женщиной. Впрочем — мне всегда хотелось с женщиной, уж такой я уродился. Хотя умел себя держать в руках, на первую попавшуюся как голодный маньяк не бросался.