Проект «Ковчег»

Голос Терещенко дрогнул:

– Товарищи, надо верить и надеяться на лучшее. Я уверен, что выжившие есть, не могли они уничтожить всех и все, кто-то же отдал приказ на «Периметр». Понимаю, что говорить это излишне, но все же прошу, как можно серьезнее отнестись к своим обязанностям. Так что за работу!

Зал наполнился гулом. Кто-то зарыдал. Сашка сидел и не верил во все только что сказанное. Он растерянно посмотрел на Анастасиади и дрожащим голосом спросил:

– Иван Алексеевич, как же Смоленск? Там же мама, папа, Алька! Они же живы, да? Они же успели спрятаться?

Капитан тяжело посмотрел на Сашку и, положив ему руку на плечо преувеличенно бодро сказал:

– Конечно, Саня. Не тот человек твой отец, чтоб пропасть. Все будет хорошо, а сейчас давай-ка шагай к Ванину, с сегодняшнего дня считай себя призванным на военную службу. Пока будешь, как и раньше, помогать Максиму, а потом решим. Увидев, что на глазах у Сашки наливаются слезы капитан резко рявкнул: – Отставить рыдать, боец! Бегом в распоряжение старшего лейтенанта! И скажешь ему, чтобы загрузил тебя по самое не могу и еще больше. Впрочем, я сам с ним поговорю. Все! Кррругом и шевели булками, боец!

Сашка от сурового тона капитана подобрался, развернулся и понесся разыскивать старшего лейтенанта Ванина. А капитан стоял и смотрел пустым тоскливым взглядом в пустой дверной проем, в котором скрылся мальчишка. Этот черный квадрат дверного проема пугал его неимоверно, ему надо было идти на совещание к генерал-лейтенанту, но он не мог заставить себя сделать хоть один шаг. Ему казалось, что если он останется тут, в актовом зале, сюда сейчас же зайдет Терещенко и скажет, что произошла ошибка, что тревога была учебной, а все только что сказанное, проверкой личного состава на психологическую устойчивость. Но если шагнуть в этот страшный квадрат дверного проема, то ничего уже будет не изменить, и эта проклятая чернота поглотит их всех, засосет в себя, выпив жизнь и душу. Там наверху у него, как и у всех на базе осталась семья, и капитан хорошо понимал, что увидеть их шансов практически нет. Только сейчас, именно в этот момент капитан осознал, что прошлого больше нет, оно сгорело в огне ядерных взрывов, и как раньше уже не будет никогда. Никогда больше он с женой и дочкой не пойдет в парк, никогда не проснется рядом со сладко посапывающей Мариной, услышав тихое шлепанье босых ножек Леночки, крадущейся к ним в спальню, чтобы с веселым визгом запрыгнуть в родительскую постель, никогда они не поедут вместе на дачу, на шашлыки. Больше не будет никогда и ничего. Будут только вот эти дверные проемы и коридоры базы и редкие вылазки на поверхность в поисках выживших. А еще слабая надежда, что им все-таки удастся запустить «Ковчег». Нет! Не надежда, вера! Они обязательно его запустят! И попадут в прошлое! Хоть какое! К царю, к Сталину, к Брежневу! Какая разница! У них есть знания, опережающие время. И они используют их на всю катушку. Даже если в живых останется только один из них. Пусть! Все знания базы, все ресурсы должны быть использованы для того, чтоб такое не повторилось. Они изменят прошлое и изменят будущее. Главное не опускать руки, главное жить и работать. Жить и работать за них, родных и любимых, сгоревших в ядерном пекле. Чтобы они смогли жить потом в том будущем, которое они построят в прошлом. Капитан вздрогнул, как будто очнулся от глубокого сна и с другим, фанатично горящим взглядом, смело вышел в коридор.

Для Сашки, как и для всех на базе, началась новая жизнь. Трудная, порой невыносимая. У людей часто случались психозы, были и случаи суицида. И несчастные случаи бывали. Из поискового вылета не вернулся один вертолет. Когда улеглись бури вызванные ядерными ударами, Терещенко стал выпускать вертолеты в разведывательно-поисковые вылеты с тщетной надеждой найти живых. На месте Смоленска были радиоактивные руины, к АЭС вертолетчики даже не подлетали, слишком уж там фонило. Вылеты были не продолжительные, чтобы летуны не схватили дозу. Живых так и не обнаружили. Сашка смирился с потерей близких. Тяжело ему было, но он справился, хотя бывало ночами рыдал в подушку, но так, чтобы никто не видел. Он стыдился своих слез, ведь они все до единого, кто находился на базе, потеряли родных, и если все начнут истерить и рыдать, то они никогда не смогут запустить «Ковчег». Первое время особо размышлять о своем горе ему не давали Ванин с Анастасиади, загружая работой так, что в конце смены Сашка еле доползал до кровати и падал спать. Кстати из своего кубрика он перебрался в кубрик к Максиму и Ивану. Люди на базе старались не оставаться в одиночестве и инстинктивно сбивались в группки. А Терещенко с медиками делали все возможное и невозможное, чтоб на почве психозов не было конфликтов между людьми и группами, а если такие и случались, то пресекались жестко, даже жестоко. А майора Евтушенко старшего интенданта базы Терещенко вообще показательно приказал расстрелять, после того, как выяснилось, что тот ведет паникерские разговоры и подбивает людей на бунт против командования базы.

Со временем Сашка полностью взял на себя учебные классы, при этом занимаясь сам. Помимо работы продолжилось и его школьное обучение, только вместо учителей у него были свободные от службы офицеры. Так математику ему преподавали по очереди Анастасиади с Ваниным, русский язык и литературу подполковник Лизин – заместитель командира базы по воспитательной работе, химию и медицину начальник медчасти капитан Алоян, а физику так вообще, не смотря на свою загруженность, взял на себя Терещенко. Эти занятия были у Сашки самые любимые, Игорь Викторович умел раскрыть предмет интересно, с яркими примерами из его богатой научной жизни. А еще он рассказывал Сашке про «Ковчег». Как разрабатывался проект, как проходили эксперименты, как идут дела по монтажу установки сейчас. Сашке порой казалось, что рассказывая все это ему, Терещенко делал какие-то выводы для себя, он как бы еще раз прокручивал что-то в голове, иногда, в процессе занятий, неожиданно погружаясь в себя. Сашку всегда удивляло, как в этом человеке уживались две совершенно разных ипостаси – ученый-фанатик и требовательный командир.

Являясь фактически начальником учебных классов, почти все свободное время Сашка проводил в вертолетных виртуальных тренажерах, которые не на шутку его увлекли. Такой интерес поощрялся командованием базы, а после потери одного из вертолетов, Терещенко распорядился летчикам проводить дополнительные занятия с Александром, подготавливая его как резервного летчика. Конечно, эта подготовка в подметки не годилась той, что давалась в летных училищах, но в сложившейся ситуации приходилось ограничиваться вот такими полумерами. Вертолетчиков на базе было всего восемь человек, а с потерей одной машины осталось шестеро. Но эти шестеро были настоящие асы, фанатики винтокрылых машин. Сначала Сашка изучил здоровенный талмуд с увлекательным названием «Инструкция экипажу вертолета Ми-8МТ» и сдал по нему командиру авиагруппы подполковнику Пьяных нелегкий экзамен, затем прошел полную программу на тренажерах, включая действия в аварийных ситуациях. Потом его стали просто брать с собой в поисково-разведывательные облеты, объясняя уже в машине все свои действия, параллельно он изучал карту района действия авиации базы, по которой он так же сдал экзамен. Хоть система спутниковой навигации худо-бедно работала, выдавая ошибку в 15-20 метров, подполковник Пьяных сказал:

– Учись, Санька, летать по старинке, хрен знает, когда эта лабуда электронная сдохнет, а знания твои всегда при тебе останутся. Вот карта, вот земля, вот твоя голова – больше тебе ничего не нужно.

Его учили производить инженерно-штурманские расчеты, готовить полетные карты, вводить данные в ПНК3, постоянно следить за временем – теперь он даже в туалет ходил с секундомером и еще многое-многое другое. А потом ему доверили правую чашку. Он САМ составил план полета, произвел все расчеты и после проверки их подполковником Пьяных ввел данные в ПНК. Правда, Пьяных сказал при этом:

3

ПНК – пилотажно-навигационный комплекс, комплекс бортового оборудования, обеспечивающий решение задач пилотирования и навигации самолета или вертолета.