Страница 5 из 84
На остановках конвоиры перестали караулить полиек в походах «за кибитки», видимо, уже не боялись побега. Режим заметно смягчился, их даже стали везти как будто медленнее.
Вечерами, до появления созвездия Орлисса, девушкам разрешалось задержаться у костра после ужина. Сидеть молча было скучно, и на третий или четвёртый день Майра, их предводительница, завела вполголоса песню. Элия слов не знала, но многие девушки тихонько стали подтягивать, украдкой поглядывая на авархов, явно прислушивающихся.
Мама-матушка, родная сторонушка, Увезли меня в даль далёкую,
В даль далёкую, степь широкую,
К хану мерзкому, псу авархскому.
У него шелка да узорочье,
Подают еду всю на золоте,
Весь дворец каменьем украшенный Лишь не видно там света белого,
Света белого, вольной волюшки.
Знать, в судьбе моей так прописано Умереть вдали от родимых мест,
Не приняв прощенья любимых глаз.
Ты прости-прощай, моя матушка,
Не горюй, не плачь, не вини себя,
Ты прости-прощай, старый мерзкий муж,
Расцвела красой я не для тебя.
Элия вслушивалась и невольно сжималась, когда девушки пели про мерзкого хана. Некоторые не скрывали слёз, другие к концу песни вызывающе поглядывали на авархов. Однако никаких наказаний от охранников не последовало, никто даже не прикрикнул на певуний. Девушки сами как будто ждали какой-то жёсткой реакции, а когда её не последовало, то вдруг засобирались укладываться спать.
Этот вечер и провокационная песня неожиданно смягчили царившее между пленницами и авархами напряжение.
Возможно, случайно совпало так, что на следующее утро им раздали свежие лепёшки, чистую форму из богатых запасов убитого кастеляна и даже выделили воду для умывания. Вероятно, они и раньше проезжали мимо поселений, однако косвенное подтверждение тому, что едут по обжитой местности, получили только сейчас.
Следующим вечером девушки сменили репертуар, перейдя на традиционные напевы для посиделок. Больше к тем заунывным причитаниям не возвращались, но песенные страдания помогли смириться, ведь погибать назло хану совсем не хотелось.
В головах пленниц прочно засели мысли, что они теперь отрезаны от дома, словно клубничные усы - обратно не прирастут, а на новое место ещё не посажены. Неизвестные судьбы родных, оставшихся в крепости, вызывали гораздо меньшую тревогу, чем собственное неопределённое положение. Бывшие замужем ещё переживали за мужей, а остальные были почему-то уверены, что именно их семьи не тронули.
Некоторые стали поговаривать о том, что не больно-то они и нужны были империи, если она допустила такое нападение. Да и всем известно, что больше пекутся о западной границе. Транийцы только и мечтают, как те земли к рукам прибрать. Вот власти и стараются: и дороги там лучше, и торговля оживлённее, и театры строят. А на южную границу вечно меньше денег выделяли. Так и надо имперским чиновникам, небось, теперь зашевелятся!
Шаг за шагом, разговор за разговором - и уже казалось, что родина предала их.
Майра на вечерних посиделках резко осудила такие кривотолки:
- Лярчи надышались? Думайте, что говорите-то!
- А что? Не так разве? Мы теперь в империи никому не нужны, ни родным, ни замуж -после плена-то! - запечалились девушки.
- Если и нужны, то домой и не попадёшь никак.
- Даже и попадёшь - всю жизнь напоминать будут.
Элия не выдержала:
- Если и напоминать не будут, то сами будете ныть, пока в гроб не ляжете!
- Ты бы помалкивала, комендантская дочка.
- А то что? - Элия понимала, что нарывается, но не могла оставить такой вызов без последствий. Эх, жаль было столько усилий и улыбок впустую, чтобы наладить отношения с этими злыднями.
- А то как-нибудь горшок на тебя опрокинется, - предположила соседка.
- А за мной долгов не числится, - прищурилась Элия, - с процентами отдаю. Можешь начинать бояться!
- Девочки, не ссорьтесь, мы тут все в одной лодке, - сказала тихоня из кибитки Майры.
- Вот и забирай её в свою лодку, то есть кибитку, - съехидничала задира, - как раз вас всего двое!
- А ты хочешь к нам? - внезапно спросила Майра.
Неожиданно для себя самой Элия кивнула.
- Наверное, нельзя меняться, - тихоня заметно растерялась, когда ей предложили действовать, - а так хорошо бы, втроём веселее.
- Что думать-то, можно спросить, - Майра легко вскочила и направилась их опекуну-переводчику.
Разрешение было дано, правда, аварх долго качал головой и цокал. Зато тихоня Катиса и Майра были куда более приятной компанией, чем предыдущие соседки Элии.
Впрочем, конфликт быстро забылся. Такие мелкие ссоры внезапно вспыхивали на ровном месте и тут же гасли. То эмоции захватывали целиком, то было никак не сосредоточить внимание на своём же недовольстве.
Элия понимала, как, наверное, и все остальные, что лёгкость в мыслях и поспешность в суждениях - это отнюдь не норма. Просачивающийся, кажется, в самое тело, нежный аромат лярчи действовал на всех с разной силой, прошлое стало казаться очень далёким.
Девушки странным образом приободрились, перестали вспоминать Южную Крепость, а некоторые, особенно не побывавшие замужем, стали заводить романтические разговоры и поглядывать в сторону охранников с интересом: всё же к этим-то хоть немного успели присмотреться, может, лучше набиваться в жёны знакомым парням? Не такие уж они и дикие, некоторые высокие и статные, а что до того, что были врагами, так женская доля такая - родишь детишек и будешь заботиться об их отце.
Да и авархи, как будто подслушав мысли, бродящие в женских головах, стали приглядываться к пленницам. Но никто из степняков не позволил себе даже малейшей вольности, что странным образом только подзадоривало особо отчаянных девушек.
Сначала Элии не хотелось даже думать об этом. Однако слушать девчоночьи щебетания о том, как «он так на меня посмотрел!» было всё же интересно и немного досадно. Эти простушки будто соревновались с ней за мужское внимание. Что толку дуться на судьбу в одиночестве? Да и ловить на себе мужские взгляды ей нравилось. Они возвращали утраченную уверенность в своём умении справиться с наступившими трудностями.
Элия тянулась руками к небу, расправляя все косточки после беспокойного сна, - и ловила «Нравится!» в глазах парней. Поводила плечом, играя ресницами, или чуть приподнимала форменные штаны, потирая тонкую щиколотку, - и успокаивалась от наблюдения, как медленно и неохотно отворачивались охранники. В конце концов, страшные авархи оказались такими же мужчинами, неравнодушными к женской красоте, как и говорила мама.
Один день был похож на другой, и скоро стало казаться, так будет всегда.
Глава 4
Южная Крепость
Варьяна
Кавалькада достигла вершины холма, и я оглянулась.
Сверкающий на солнце Билаюр величаво нёс свои воды, разделяя земли извечных недругов. Отсюда, с высоты, Южная Крепость казалась игрушечным городком, утопающим в море зелени.
Кладбища не было видно из-за пышных крон деревьев, только узорчатые ворота, но, проезжая мимо, я остановилась. Невольно думалось о тех молодых парнях, кто прибыл сюда на службу, да так и не вернулся домой. Конечно, многие завели семьи, осели, некоторые ушли из жизни болезнями, кто-то не устоял против соблазна лярчи. Но сколько же было погибших!
Вчера, обходя захоронения последних лет, я вчитывалась в надгробные надписи. Сначала нашла Данкиных родных, прибрала могилки, а потом побрела дальше. В самом конце в длинный ряд выстроились тесно стоящие камни с ритуальными табличками.
Установленный щит большими буквами оповещал о том, что в 534 году вследствие небывалого разлива Билаюра старое кладбище было затоплено и размыто, но утащить вместе с мертвецами и массивные надгробия половодью не удалось, поэтому памятники установили как первый ряд на новом месте. Вся длинная сторона - уцелевшие памятники с братских могил. Таблички заполнены по одному принципу: год захоронения, номер отряда, командир и список погибших. На некоторых так и было написано «неопознанных ещё 12 тел».