Страница 31 из 32
Я подняла голову и посмотрела в его прекрасное лицо.
— Ты самый лучший человек, которого знаю. — Я потянулась к его губам и прижалась нежнейшим, сладчайшим поцелуем. — Так что, думаю, ты поймешь, почему я не могу позволить тебе позаботиться об этом.
— Что? — он прищурился.
Во мне вспыхнула решимость.
— Я должна сама разобраться с Квентином. Я достаточно честна, и, думаю, достаточно сильна, чтобы признать, ты мне нужен. Это так. Но я все еще пытаюсь стать лучше и для этого должна сама заткнуть Квентина. Я могу это сделать, зная, что у меня есть твоя поддержка. Он должен понять, что я больше не та наивная, изголодавшаяся по любви, беспомощная девушка. Я успешная карьеристка, — дерзко ухмыльнулась я. — И у меня есть друзья в высших кругах.
— Прекрасно, — выдавил Генри. — Можешь поговорить с ним, но я буду рядом и буду наблюдать. Не обсуждается. И если твой способ не сработает, мы сделаем все по-моему.
— Договорились.
Генри вдруг ухмыльнулся.
— У нас хорошо получается.
— У нас хорошо получается это. — Я схватила его за рубашку и потянула в спальню. — Но, надеюсь, не слишком хорошо. Мне очень нравится с тобой спорить. Особенно мне нравится часть примирения с поцелуями.
Совершенно неожиданно Генри подхватил меня на руки и ухмыльнулся.
— Солнышко, поцелуи — не часть примирения. — Он бросил меня, и я ахнула от удивления, подпрыгнув на кровати. В предвкушении, я наблюдала как Генри практически сорвал с себя рубашку, отшвырнул ее и забрался на кровать, поднимаясь вверх по моему телу. Его глаза горели.
— Вот это часть примирения.
— Но мы же не спорили. — поддразнила я.
— Это не имеет значения, — сказал Генри хриплым голосом, медленно расстегивая молнию на брюках. Искры удовольствия покалывали между моих ног.
— Я собираюсь как следует тебя трахнуть. — Он скользнул пальцами под пояс моих штанов для йоги и трусиков и потянул.
— А потом займемся любовью? — спросила я, задыхаясь, когда он снял с меня одежду.
— Кто-то сказал мне однажды, что трах может быть чем-то большим, чем просто трахом. Трахать, сосать, лизать, трогать, хватать, щупать… — он ласкал внутреннюю сторону моих бедер, направляясь к конечной цели своего исследования. — С тобой это всегда занятие любовью.
Я тихо рассмеялась, изумленно качая головой.
— Ты такой приятный собеседник.
Он одарил меня убийственной улыбкой, его глаза были настолько переполнены счастьем, что я задрожала от легкого приступа головокружения.
— Это тоже правда.
— Знаю, — я потянулась, чтобы обхватить его лицо ладонью, — и верю тебе.
Эпилог
— Итак, сегодняшнее шоу подходит к завершению, — сказал Эндрю в камеру, — но нам нужно еще немного времени, чтобы как следует попрощаться с Барбарой.
Мы с Энджел по сигналу появились в кадре. Энджел несла огромный букет цветов, а я держала корзину с подарками от нас и съемочной группы. Барбара поцеловала меня в щеку, принимая подарки. Она даже приняла поцелуй от Эндрю.
— Я буду очень скучать по всем вам. Спасибо. И Надия, удачи тебе с этим, — сказала она, указывая на Эндрю.
Мой желудок слегка сжался, мы рассмеялись, а Эндрю закатил глаза. С понедельника я занимала место Барбары в качестве соведущей утреннего шоу. Не об этом я мечтала, но, когда Барбара сообщила всем, что согласилась на работу ведущей утреннего шоу в Лос-Анджелесе, и наш новый босс Келли предложила мне ее место… я обнаружила, что меня взволновала подобная перспектива.
Это не то, чего я хотела, когда только начинала здесь работать, и определенно не тогда, когда Дик пытался меня шантажировать, но сейчас поняла, что мне нужен новый вызов.
Но я чертовски нервничала.
Мы закончили шоу, Барбара поблагодарила зрителей, удивив всех, когда сказала, что будет скучать по Бостону, и её голос дрогнул. Но, как и мне, ей была нужна новая вершина, и, как сама она шутила, новый круг мужчин.
После шоу мы все вместе отправились на наш последний совместный ланч, и я расплакалась, когда пришло время прощаться. Мы с Барбарой могли быть абсолютно разными типажами женщин, но все равно были связаны.
Направляясь домой к Генри, теперь уже к нам домой, я проходила через Бостонский общественный сад и остановилась, чтобы, несмотря на холод, посидеть на скамейке. Я позвонила Джо, убедилась, что мы все еще обедаем завтра, и немного посидела, наслаждаясь покоем. Сегодня светило солнце, но оно едва пробивалось сквозь пронизывающий январь, стоящий на дворе. Теперь, когда жила так близко, я много времени проводила в саду. В этом месте было что-то умиротворяющее, независимо от времени года.
— Здесь холодно.
Я вздрогнула, оторвавшись от мыслей о новой работе, и широко распахнула глаза, когда Генри сел рядом. Он был закутан в шерстяное пальто и шарф, который я подарила на Рождество. Генри обнял меня и притянул ближе к себе. Я впитывала его тепло и запах.
— Что ты здесь делаешь?
Он с любовью посмотрел на меня.
— Ушел пораньше с работы, так как знал, что ты будешь здесь, оплакивать уход Барбары или переживать о новой работе.
— Сперва плакала. Теперь переживаю. — Я усмехнулась тому, как хорошо он меня знал.
— Ты прекрасно справишься, ты же знаешь. Этот город любит тебя.
Последнее он произнес с ворчанием, заставив меня рассмеяться. Генри часто колебался между гордостью за меня, самодовольством, что я его женщина, и собственничеством, а также раздражением, потому что моя местная популярность отчасти означала, что за мной нередко пытались приударить.
— Значит, ты пришёл меня встретить? Это очень мило с твоей стороны.
Он обнял крепче.
— Вообще-то, я пришел кое о чем тебя спросить.
— Да?
Меня обеспокоила нервозность и настороженность, послышавшаяся в его голосе. Последние четырнадцать месяцев мы с Генри на каждом шагу были честны друг с другом. После того, как моя попытка дать отпор Квентину мало помогла, Генри прямо заявил, что настал его черед. Хотя он и знал, что его вмешательство меня разозлит, ничего не делал за моей спиной. Мы поспорили об этом, но Генри считал, что Квентин явно женоненавистник и просто не видит во мне угрозы. Стало очевидно, что Квентин по-прежнему будет являться занозой в нашей заднице, поэтому я должна была позволить Генри разобраться с ним. Я не знала, что произошло между ними. Знала только, что Кейн прикрыл спину Генри, и Квентин никогда больше нас не беспокоил.
Несколько месяцев спустя, когда Алекса и Кейн поженились на маленькой частной церемонии, на которую были приглашены только мы и ещё несколько человек, Генри попросил меня переехать к нему. Это означало, что теперь у нас было гораздо больше возможностей спорить и мириться, чем мы и занимались, так как были предельно честны друг с другом.
Мы доверяли достаточно, чтобы быть искренними.
Поэтому неудивительно, что в последнее время меня беспокоила скрытность Генри. Если я заходила к нему, когда он разговаривал по телефону, он резко прерывал беседу и заканчивал звонок. Или, когда возвращалась домой, а он сидел за ноутбуком, то закрывал его и отодвигал, уходя от ответа, если я спрашивала, что он задумал.
Он был слегка отстраненным, часто погружен в свои мысли, я спросила, что его тревожит, он ответил, что ничего. Мы оба знали — это ложь, но вместо того, чтобы привычно разобраться во всем, я была так обеспокоена его поведением, что притворилась будто всё в порядке и оставила его в покое.
Стало ясно, что Генри, наконец, готов поговорить о том, что происходит.
— Что случилось?
Он одарил меня неуверенной, извиняющейся улыбкой.
— Знаю, в последнее время я был задумчив, прости, если заставил тебя волноваться.
— Генри…
— Знаешь, — он рассмеялся, но смех тоже прозвучал неуверенно, — когда я решил это сделать, то думал, будет легко, потому что это ты и я. Я знаю, что мы чувствуем друг к другу... но, думаю, в глубине нашего сознания всегда есть крошечный процент сомнения. И в конкретном случае это сомнение, этот страх парализует, потому что, если сейчас всё сложится не так, как я задумал, это может всё разрушить. То, что я привык считать всем в жизни. Ты, — он сжал меня крепче. — ты всё для меня.