Ссылка на Землю

Они остановились у какого-то здания. Четырёхэтажное, покрытое граффити, с облупившейся краской, оно вызывало лишь стыд и уныние. Придавив окурок дырявым ботинком, Павел протянул:

– Мы отчего-то решили, что человечеству всё позволено. Якобы Вселенная простит любое наше вмешательство. Вселенная не простила. Стоило какому-то недальновидному путешественнику нажиться на победе поляков в битве при Девичьем поле, как Россия откатилась в своём развитии на столетие. Стоило… а впрочем, что долго рассказывать? Сам узнаешь скоро. Перейдём сразу к событию, предопределившему то, что мы сейчас имеем.

В 1187 году, в период Крестовых походов, войска Саладина осаждали Иерусалим. Крестоносцы отбивались с трудом, всё шло к поражению. И чёрт его знает, какова была история до вмешательства и кто именно всё изменил, но попала в руки христиан пробирка с неким вирусом. Смертельным. Тот, кто его раздобыл, по-видимому, лишь выполнял заказ и о последствиях не думал. Посовещавшись, крестоносцы решили пробраться в лагерь сарацин и вылить содержимое пробирки в колодец. За себя не боялись, так как слепо верили, что Бог защитит их. Лишь один человек, глава обороны города, оказался против задуманного. Ибелин единственный понимал опасность задумки. Но это не остановило защитников, и некий исступлённый христианин отправился ночью в лагерь.

Толя с замиранием слушал историю. По коже пробегали мурашки, то ли от мороза, то ли от преждевременного ужаса. Он понимал, что услышит дальше.

– Лагерь вымер за неделю, – подтвердил его опасения Павел. – Надо отдать должное, сарацины схватили монаха на месте преступления. Ничего вразумительного от него не добились, правда, – бедолага лишь вопил о праведном божьем суде. Его торжество длилось недолго – чуть насладившись зрелищем подыхающих врагов, он умер сам. Прибыв в мёртвый лагерь, крестоносцы нашли лишь окоченевший труп своего брата. Тут они впервые встревожились. Понятное дело, они понеслись назад в город – и занесли вирус в стены.

Павел пожевал губы. Толя следил за его бледным от холода лицом. На улице не было ни души. Их и так опустевший город словно окончательно вымер.

– Болезнь быстро распространилась по Европе и Ближнему Востоку, – сухо рассказывал Павел. – Историки безуспешно считали жертв, но проще сказать, что вымерли почти все. Ни одна эпидемия не сравнится с этой лабораторной, искусственно занесённой чумой. Вы учили это в школе как Великий мор, но, думаю, не так детально. Теперь ты знаешь, что будущее и правда уничтожило своё прошлое, а заодно и само себя. Кем бы ни был тот путешественник во времени, он не вернулся – не сумел. Человек, который должен был изобрести машину времени, отныне не рождался, а у других гениев не нашлось на открытие ни желания, ни возможностей. Института временных перемещений тоже никогда не существовало. Все путешественники во времени очнулись простыми людьми, и только записи да частично сохранившаяся у кого-то память доказывает, что это в самом деле было.

Толя молчал. От новых знаний внутри сделалось холодно и колко, как будто он вдохнул окружающий воздух сердцем. Значит, всё, что они имеют, создано единичными людьми, заигравшимися в богов? Вся история человечества писана жадностью, страхом, глупостью… Заслужили ли они другую жизнь? Или это именно то, чего они стоят?

Павел толкнул дверь незнакомого дома. Та заскрипела, пропуская их внутрь.

– Заходи, – предложил учёный. – Тебе здесь понравится.

Толя непонимающе посмотрел на него. Что ему могло понравиться в этой развалюхе? Предупреждая вопрос, Павел пояснил:

– Это библиотека. Не наша городская – это неофициальная, несуществующая Последняя библиотека. Собрание записей путешественников во времени, оказавшихся в «эпицентре», всех виновников изменений – точнее, копии их записей. Ты сможешь узнать, как всё было на самом деле.

Соблазн был слишком велик. Вслед за Павлом Толя вошёл в полуразрушенное здание. Он уже не думал о безопасности. Переступая через дыры в полу, уворачиваясь от осыпающейся штукатурки, парень подошёл к столу. Учёный зажёг наполовину истлевшую свечу, принёс грубо сшитые листы. Дрожащими пальцами Толя перевернул первую страницу.

«Я не встречал таких женщин в наше время. Она совершена; сейчас таких не бывает. Эта грубая, но изящная красота древности. Она обещала стать моей, если добуду оружие, которое приведёт к победе её армию. И я согласился».

Истинное прошлое человечество открывалось ему, и Толя читал, читал взахлёб, не замечая ни течения времени, ни слёз, иногда бегущих по щекам.

Проклятие зодчего

Искусство будет жить,

даже когда вымрет человечество.

© Неизвестный

Зодчий вытер пот со лба. Рассеянно взглянул на свою руку. Та тряслась, почти как у юродивого. От нескольких бессонных ночей плыло в глазах, и мужчина едва понимал, что говорит.

– Мы не успеем, Ваше Высочество, – произнёс зодчий. Усталость притупляла страх, и грозный взгляд стальных глаз уже не пробирал до нутра. – Ещё несколько рабов умерло на стройке. Кто-то сорвался; пара скончалась от истощения. Несколько самоубийств… Один мастер попал к лекарю с сотрясением. Дайте нам больше времени, Ваше Высочество. Умоляю.

– Нет! – отрезал принц. Его глаза сверкнули гневом. С аристократической нервозностью юноша отбросил волосы назад. – Дворец должен быть готов к свадьбе. Он станет образчиком культуры, лучшим творением человечества. – Лицо принца Аркана Третьего светилось от азарта и самодовольства. – Больше рабов! Пусть умирают – их жизни ничто по сравнению с Дворцом четырёх стихий.

– Умоляю, – тупо повторил зодчий. Его мутило – то ли от усталости, то ли от чувства безысходности.

Принц Аркан только отмахнулся. Его тонкие пальцы разрезали воздух медленно, как во сне; зодчему даже показалось, что он видит, как рвётся незримое прозрачное полотно. Поправив нарядный камзол, Аркан припечатал:

– Никаких споров, Риджано. Мне нужен мой дворец – и если он не будет закончен в срок, на ваши отрубленные головы полюбуется вся столица.

Зодчий опустил глаза. Выбора не оставалось. Понуро поклонившись, Риджано вышел из приёмных покоев принца.

Резиденция сверкала – солнце пробивалось сквозь тонкие занавески и застревала в золоте. Мельком скользнув взглядом по статуям богинь, стоявшим у входа, как прислуга, Риджано вышел на улицу – богатую столичную улицу, полную бедных людей.

– Господин, господин! – послышался крик.

Из толпы вырвался мастер со стройки. Риджано тоскливо поморщился, уже предчувствуя плохие новости. Остановившись перед зодчим, мастер одышливо выдохнул:

– Рабы бунтуют. Громят павильон Огня.

Риджано застонал. Зубы заныли от боли, словно он хватанул сорбета сразу после горячей пищи. Только этого не хватало!

«Голову сниму», – послышалось рядом.

Зодчий в страхе обернулся. Перед ним стоял принц, зло ухмыляясь. Морок развеялся, стоило Риджано протереть горящие глаза.

– Господин? – испуганно позвал мастер.

Зодчий стремительно обернулся.

– Зови стражу, – приказал он. – Пусть убивают всех, кто восстаёт.

И, не говоря больше ничего, Риджано заскочил в повозку.

***

– Дворец четырёх стихий был построен в пятом веке до нашей эры и по праву считался величайшим произведением эпохи. До сих пор никому не удалось превзойти это чудо света по красоте и гармонии. Дворец состоит из четырёх павильонов, символизирующих силы природы. Примечательно то, что здание ни разу не реставрировалось – оно прошло сквозь века нетронутым, не пострадав ни от войн, ни от времени.

Люба восхищённо огляделась. Не зря она записалась на эту экскурсию – дворец и правда был прекрасен. Девушка обернулась в центр зала, туда, где, поднимаясь с пола, текла вверх закованная в стеклянную стену вода. Старинное, подкрашенное примесями в голубоватый цвет стекло придавало потоку ещё более волшебный вид.