Страница 48 из 57
— Но мы!.. — Смит вновь хотел протестовать, но Ричард лишь поднял правую руку вверх.
— Более того. Оставить вас также означало бы ещё одно: нарушить приказ. Как солдат, я могу позволить себе глупость, могу позволить и риск, — звучал он действительно как настоящий солдат, несмотря на молодой возраст, — но неповиновение — нет, — закивал он головой. — В грузовик.
— Не пойду, — сделал шаг в сторону Смит. — Что хочешь, то и делай. Что вообще ты можешь сделать, а?
Ричард развернулся к нам спиной и сделал несколько шагов вперёд, покачиваясь в раздумьях.
— Что я могу? — ответ был слишком прост — я услышал знакомый лязг кобуры, и через секунду парень уже стоял с направленным на спелеолога пистолетом. — Я могу настаивать. Я настаиваю: в грузовик.
***
Машину неслабо трясло на неровной дороге. Мы, посаженные в задней части на голом полу, ощущали каждую кочку, коих было очень много. Не верилось, что я снова оказался в том лесу. Столько жертв, столько испытаний… чтобы всё равно вновь вернуться обратно.
— Вот ведь сволочи…
На всякий случай, как объяснились сами солдаты, Энтони приковали наручниками к одному из металлических прутьев, удерживающих натянутый дугой тканевый каркас — «верхушку» задней части. Не знаю, почему не тронули меня, но… Не то, чтобы я сам, участвуй в такой операции, был бы рад пленить гражданских.
Мысли путались. Чувства путались. Я отчётливо понимал, что тот лес, куда мы направлялись, должен был быть не так опасен, но… А что, если всё-таки он оставался прежним? Что, если предположение, высказанное Тони в городе — то самое, что звучало, как эврика — было ошибочным? Что, если мы не успели бы проехать и мили от города, как на нас тут же накинулись бы все когда-то жившие местные жители? Я отчётливо знал, что нам предстояла долгая дорога даже на транспорте — несколько часов езды, это точно, но ни водитель, ни его штурман даже не представляли, насколько та дорога ощущалась бесконечно долгой для нас двоих, сидящих позади… Бесконечно томительной.
— Эй, Фогг?..
Смит выглядел очень подавлено. Пристёгнутый одной рукой к тому пруту, он, сгорбившись, просто смотрел на туман, не отводя взгляд. Минута за минутой, час за часом — всё смотрел и смотрел на ту серую, столь ненавистную мной пелену, будто ожидая чего-то, что появилось бы из-за переливов чёрных, очень тёмных деревьев, выскочило бы на него тенью.
— Чего?
— Скажи, ты… Ты жалеешь о чём-нибудь? В своей жизни?..
Что же могло так всколыхнуть его? До сих пор не знаю ответа на этот вопрос. Потому что он ничего не смог поделать? Потому что проиграл? А, быть может, потому что просто терпел весь этот путь, стараясь казаться сильнее, чем он был?
— Прекрати — мы выберемся, — попытался успокоить я того. — Мы выберемся.
— Думаешь? — так и не обернувшись, спросил тот. — Тогда почему у меня это… ощущение? Точно — я слышал уже о нём. В далёком детстве. Странное оно… То ли бабка по линии матери, то ли по линии отца, но кто-то точно рассказывал мне о нём — о предчувствии собственной смерти, — я перевёл взгляд на спелеолога, но на лице того не было ни единой эмоции. — Никогда ещё не определял его так точно и так сильно. Думаю, мы не покинем этот лес в этот раз… Не может быть одному человеку столько подарков от судьбы… Вот и спрашиваю, — взглянул он, наконец, на меня. — Жалеешь ли о чём-нибудь?
Я ничего не ответил ему. Он всё понял.
— А я, вот, наверное, да. О том, что у меня никогда не было мечты, — и тогда я понял, что смотрел он не на меня, а сквозь меня. — Всю жизнь жил… Знаешь… чтобы жить? Знал, что делал, но никогда не знал, зачем… Понимал каждый шаг, но ничего не видел дальше себя. В глобальном, смысле, разумеется — я же не псих какой-нибудь, а?.. — на его лице появилась изнеможённая, полная боли улыбка. — Моя жизнь… была бы куда интереснее с мечтой. Куда проще. Всегда проще, когда есть, за что держаться и ради чего жить дальше… Да и… Я, хотя бы, узнал бы это чувство — когда тебе есть, ради чего просыпаться… Понимаешь меня, Фогг?
В этот раз я промолчал вовсе не от того, что не хотел говорить или мне было нечего сказать.
— Да… — так и не дождался он. — Вижу, что понимаешь.
***
— Нихера себе!
Грузовик резко остановился где-то посреди леса. С водительского сидения раздался громкий, полный удивления возглас. Я всполошился, думая о худшем.
— Ты погляди, Рич! Ты погляди!
— Вижу.
— Что «вижу»? Давай приблизимся поближе! — впрочем, быстро понял, в чём же было дело — ребятки-рядовые нашли «нашего» медведя. — Да ладно — всего мгновение!
— Которое будет на твоей совести. Эй! — раздался удар по стенке между водительским и грузовым отсеком. — Оставайтесь на месте!
Обе двери открылись, и военные, ловко выпрыгнув наружу, неспешно пошли вперёд. Я подошёл к краю грузовика и выглянул — они очень осторожно, с большой опаской подходили к трупу. Казалось, люди, вооружённые штурмовыми винтовками, просто не могли поверить, что кто-то мог убить зверя подобных размеров обычным ножом. Но верить приходилось — свидетельство тому было у них перед глазами.
— Можешь… обыграть всё это, если хочешь, — хрипло и устало шепнул мне спелеолог. — Скажи, что медведь — это и есть тот самый призрак… Даже, если он таковым и не является — какая к чёрту разница, верно?
Но мой взгляд был устремлён прямо в лес. Волнение и страх говорили мне, что вон он был я: пленён, бесправен… но не скован. Передо мной была непроглядная чаща и неизвестное мне количество времени прежде, чем туман стал бы слишком сильным — решение было слишком очевидным. Нужно было всего лишь одно движение, один шаг… через себя самого…
— Тоже вариант, — вдруг раздалось позади меня. — Но я бы думал быстрее, — будто нарочно после тех слов он прогремел цепью своих наручников. — Они вряд ли там надолго задержатся, так что не медли, если решился.
Обычный человек во времена отчаяния способен на очень грязные ходы — на обман, на предательство, на превышение собственных должностных полномочий и взятие людей в плен — обычный человек способен переступить черту. Но на что же был способен такой, как Энтони Смит? В тот момент, будучи повёрнутым к нему спиной и смотря на уплывающую с каждой секундой свободу, я понимал — во времена отчаяния он был способен на то, чего никогда не проявлял в обычной жизни — на честность. «Тоже вариант», — повторил я про себя его слова, и осознал, что он не врал. Но это был вариант для него.
— Вариант, — отклонился я от края грузовика и сел обратно на скамью. — Но потом что?
— Так говоришь, будто бы бывший военный и младший обслуживающий персонал-эксперт не смог бы выжить в лесу.
— Не факт. И потом всё равно пришлось бы вернуться. Больше судов, больше обвинений…
— Боишься юристов больше, чем чудовищ? — покосился он. — Странный ты, Фогг… Я бы побежал.
Да, это знал и я — он бы точно побежал. Наверное, стоило бы побежать, но в тот момент во мне тлела надежда и, с тем же самым, грелся страх, удерживающий меня. Надежда — потому что всё действительно могло обойтись без особых последствий, и страх — потому что всё могло резко пойти не так, а я оказался бы один. Несмотря на то, что командой мы, как таковой, на Аляске никогда не были, разделяться всё ещё не было лучшим вариантом… Да и в чём-то он точно был прав — юристы были и есть чертовски дорогими.
— Что-то долго они там… — вырвалось у меня.
— С трупом фотографируются, — я вновь выглянул наружу, но ни медведя, ни солдат не было видно из-за тумана. — Когти на браслеты берут, шубы шьют — им же больше некуда спешить, верно? — несмотря на язву, спелеолог звучал куда более опустошённо, чем обычно. — Куда там до спасения шерифа, когда: «Ух ты, труп медведя валяется», — какое чудо… — покачал он низко опущенной головой.
Но ведь солдат действительно не было слышно. Ни шёпотов, ни криков о помощи, ни выстрелов — ничего. «Ошиблись?! — тут же промелькнула мысль. — Мы ошиблись?!» — а в голове тут же принялись появляться жуткие картины о том, как убитый нами медведь, извращённый и изуродованный туманом донельзя, за одно движение лапой снёс обоим воякам головы. Но был ли реальным медведь? «Они ведь нашли труп — он не исчез, верно? Тогда почему?» — стоило мне подумать о том, как я увидел странную вспышку света в той стороне, где был наш прошлый грузовик. И ещё одну. И ещё одну. «Камера…».