Страница 12 из 35
Как бы то ни было, после возвращения из Раштатта Клеменс переживает какой-то внутренний переворот, обретает зрелость в подходе к проблемам международной политики. В известной мере тому способствовало очередное поражение Габсбургской империи в войне с Францией, приведшее к Люневильскому миру (9 февраля 1801 г.), гораздо более тяжелому, чем Кампоформийский. К Франции отошел весь левый берег Рейна, она получила Бельгию и Люксембург, фактически вытеснила австрийцев с Апеннинского полуострова. Особенно болезненно была воспринята потеря Тосканы, родового гнезда императора Франца. Под вопросом оказался статус Австрии как великой державы.
Главную ошибку австрийской политики Меттерних видел в том, что после смерти Кауница она утратила последовательность. Это не означало, что он был сторонником возврата к союзу с Францией. Более того, он критиковал Тугута за попытку облегчить участь Австрии посредством сближения с Бонапартом. Исключительно австрийской политике Тугута, Коллоредо, Кобенцля Меттерних собирается противопоставить политику европейскую. Только в таком широком европейском контексте при восстановлении дореволюционной системы государств Австрия сможет возродиться как великая держава. Всплывают идеи профессора Фогта о равновесии сил. В Меттернихе начинает просыпаться систематик, пытающийся внести порядок в многообразие и хаос. Пока на его мыслях отпечаток незавершенности. Как и те, кого он критикует, Клеменс не может нащупать стратегический курс, сулящий успех. Впрочем, от начинающего дипломата этого никто и не требовал.
Наконец Клеменсу представился шанс. Благоволивший ему Кобенцль, с которым они провели немало времени вместе в Раштатте, опять сменил Тугута. В своих мемуарах Меттерних изображал дело таким образом, что только призыв кайзера Франца к его патриотизму побудил молодого человека вернуться на дипломатическое поприще. Ему были предложены на выбор три поста: богемского министра при германском рейхстаге, посланника в Копенгагене или в Дрездене.
Выбор Клеменса пал на саксонскую столицу. В Дрездене он видел плацдарм, с которого можно было в дальнейшем двинуться в Берлин или Петербург. Но есть и иная, менее лестная для Меттерниха версия, объясняющая, почему он попал в Дрезден. Могущественный тогда граф Франц Коллоредо, которого в светских кругах из-за его сильного влияния на императора Франца II называли Францем I, решил, что молодой Меттерних, даже оказавшись неспособным (после Раштатта его репутация была невысока), не причинит в Дрездене большого вреда[86]. Между назначением и отъездом к месту службы прошло восемь месяцев. В это время Меттерних еще более энергично штудирует европейскую политику. Зримым плодом его занятий стали инструкции, составленные им для самого себя. В них уже угадываются черты будущего «зрелого» Меттерниха, чьи инструкции объемом, стилем, теоретическими и историческими экскурсами напоминали диссертации. Первая из них датирована 2 ноября 1801 г.
В результате Французской революции, писал Меттерних, мир изменился сильнее, чем в результате великих войн XVIII в. (имеются в виду Северная война, войны за испанское и австрийское наследство). Он видит угрозы Австрии буквально со всех сторон. Его пугает чрезмерное увеличение Пруссии вследствие разделов Польши, не говоря уже о возросшем могуществе Франции. Серьезную опасность представляет и Россия с ее огромными пространствами и богатствами. Меттерних даже сожалеет об исчезновении Польши с политической карты Европы, благодаря существованию которой Австрия избегала непосредственного соприкосновения с Россией. Разделы Польши он объясняет слепотой Пруссии и российской экспансией, создавая тем впечатление, что Австрию вопреки ее воле втянули в это дело. Исторический обзор в инструкции завершается выводом о том, «как далеко еще до состояния европейского равновесия, всеобщего покоя»[87]. Он полагает: для того чтобы вернуть Австрии статус державы первого ранга, «наша нынешняя политика обязывает к выбору совершенно новых целенаправленных связей»[88]. Свежеиспеченный посланник пока скромно воздерживается от конкретизации своего вывода. Самым естественным ему представляется союз с Англией, к России и Пруссии отношение более настороженное.
Основной целью пребывания в Дрездене Меттерних считал ослабление влияния прусского двора. Пруссия вместе с протестантскими государствами располагала во Франкфуртском рейхстаге многими голосами, поэтому требовалось противостоять прусскому давлению на Саксонию, где была сильна католическая церковь, помешать втягиванию этого королевства в прусскую орбиту. Меттерних осуждает Базельский мир 1795 г., который позволил Пруссии остаться в стороне от войн с Францией, подорвавших позиции Австрии в Европе. В инструкции проявляется и такая черта Меттерниха, как умение увидеть нечто позитивное, утешительное даже в самых неприятных обстоятельствах. Так, в потере имперских владений по Рейну имелись, на его взгляд, такие плюсы, как консолидация имперской территории, ставшей более компактной, отсутствие непосредственного соприкосновения с Францией на Западе.
Дрезден, подчеркивал Меттерних, является важным наблюдательным пунктом, особенно за берлинским двором. Основное внимание он предполагал сосредоточить на раскрытии тайных пружин прусской политики. Большие возможности открывались в Дрездене и относительно русского двора: кроме дипломатов здесь проживали представители российской аристократии, от которых можно было почерпнуть ценную информацию. Здесь действовало множество французских агентов, чье подрывное влияние необходимо ограничить. Такой круг обязанностей наметил себе новый посланник.
IV
Вместе с семейством 4 ноября 1801 г. Меттерних прибывает в столицу Саксонии. Дрезден тогда казался оазисом старого режима, своего рода музеем, в котором законсервировали галантный стиль жизни середины XVIII в. Брат и наследник саксонского монарха был женат на сестре Франца II, поэтому австрийскому посланнику был уготован теплый прием. Кроме того, Фридрих Август Саксонский был племянником трирского архиепископа Клеменса Венцеля, в честь которого Меттерних получил два из трех своих имен.
Украшением дрезденских салонов были прекрасные дамы, среди которых было немало славянских – польских и русских красавиц. Здесь, вдали от злобных всевидящих венских мегер, от бдительного полицейского надзора, Меттерних почувствовал свободу. Прежде всего он стал своим человеком в салоне княгини Изабеллы Чарторыйской, матери близкого друга царя Александра I князя Адама. Российский дипломат граф Ф. Головкин отмечал особую тягу Меттерниха к загадочным и романтичным славянкам.
Из яркого букета дрезденских дам внимание Клеменса сразу же привлекла княгиня Екатерина Павловна Багратион (1783–1857), жена выдающегося российского военачальника. Муж был намного старше ее, часто находился в войсках; она же предпочитала привольную светскую жизнь за рубежом. По отцу княгиня находилась в родстве, хотя и отдаленном, с царской семьей. Граф Павел Мартынович Скавронский, ее отец, приходился внуком родному брату императрицы Екатерины I. От своего отца Мартына Карловича он унаследовал огромные богатства. Прославился же граф П. М. Скавронский своей меломанией. Сама Екатерина II приложила руку к сочинению комической оперы, где высмеивалась безумная страсть графа к итальянской музыке. По материнской линии Е. П. Багратион состояла в родстве со светлейшим князем Г. А. Потемкиным, будучи дочерью одной из его любимых племянниц. Славянская нега сочеталась в ней, по словам современников, с андалузской обворожительностью. Зная свою красоту, она любила смелые декольте, за что ее звали «обнаженным ангелом». Их скоропалительный роман проходил у всех на глазах, и только Лорель делала вид, что ничего не замечает. Когда не видеть стало просто невозможно, она утешилась мыслью о неотразимости ее любимого Клеменса. «Я просто не могу себе представить, – говорила она, – как смогла бы устоять против него какая-нибудь женщина»[89].
86
Ibid. S. 68.
87
NP. Bd. 2. S. 9.
88
Ibid. S. 10.
89
Цит. по: Corti E. C. Op. cit. S. 76.