Висталь (том 1)

В меняющейся среде обитания, образующейся в результате увеличения численности человека, и под натиском научно-технического прогресса, человеческий разум трансформируется, и когда-нибудь станет чем-то совершенно иным. В нём неминуемо превратятся в рудименты одни «рецепторы», и их место займут другие. Расширят и укрепят свои возможности, свою власть одни «ганглии сознания», и схлопнутся иные. Атрофируются и засохнут невостребованные потенциалы, и зародятся и разовьются новые. Этот процесс необходим и фатален.

Висталь шёл погружённый в свои раздумья, по нагретой за день каменистой почве. Редкие кустарники тёмными пятнами возникали по краям дороги. Взошла луна, – это таинственное солнечное зеркало, а с ней появились и слабые тени. Он размышлял, и это размышление имело непредсказуемый характер, оно могло завести его разумение куда угодно. Так путник, не имея конкретной цели своего пути, как правило заходит в такие места, о которых не мог подозревать в своих самых сказочных фантазиях.

В полном мраке, – теней не бывает. Что мог бы представлять собой этот полный мрак? Что могло бы представлять собой абсолютное зло? Только нечто не действительное, – то, что можно было бы отнести лишь к полной пустоте. Что мог бы представлять собой абсолютный свет? Где не было бы теней, не было бы даже оттенков? Что могло бы представлять собой абсолютное добро? Так же, – абсолютную пустоту. Лишь всякого рода «смесям», синтетическим субстанциям на земле, уготовано и обеспечено существование. Впрочем, как и на небе, – в метафизических трансцендентальных областях мироздания.

С каждым шагом Висталь чувствовал, что все рецепторы его духа и разума обостряются. Его воображение разыгралось настолько, что он уже не мог отделить достоверно реальность от игр своей фантазии. Всё смешалось в его голове. Вдруг Висталь услышал шорох и различил невдалеке фигуру. Приглядевшись, он увидел, что фигур было две. Одна чрезмерно большая, другая, – чрезмерно маленькая. Подойдя ближе, он услышал, что они увлечённо спорили между собой, но спорили шепотом. Простите, что перебиваю ваш спор, уважаемые, но на пустынной дороге встретившиеся путники непременно должны поговорить. Здравствуйте! Меня зовут Висталь. Кто вы, и что делаете на этой забытой дороге, да ещё ночью? Мы, – человеческие пороки. И спорим мы о том, кто из нас более вреден, а кто напротив, более полезен. Это – «Порок чрезмерности», а я «Порок недомерности». И я пытаюсь доказать моему спутнику, что «недомерность» полезнее «чрезмерности». Но он ничего и слышать не хочет, убеждая меня в том, что только «чрезмерность» даёт всякому его величие и его совершенство. Как и убивает его, говорю я в ответ. Доминанта меры – есть страховка жизни. К примеру, узурпация власти даже в любви, ведёт к разрушению и последующему коллапсу всей жизни! Философия червяка, в ответ прорычал тот, что был чрезмерно большим.

Простите за вторжение в ваш разговор, но вам, по-видимому, неведомо такое явление как синтез противоречий. Разойдись вы сейчас в разные стороны, и никто из вас не будет уже ни чрезмерным, ни недомерным. Ничто выдающееся, не существует без своего противоречия. Только вместе вы представляете нечто сущностное, некую метафору объективности. Как и идущие вслед за вами, добродетели, одна из которых большая, другая, – маленькая. И оглянувшись, они действительно увидели две фигуры, идущие вслед, и так же спорящие на ходу. Сейчас они подойдут поближе, и вы уже будете в унисон спорить с ними, забыв о своих противоречиях. Но стоит вам остаться опять один на один друг с другом, и вы вновь приметесь за старое.

Тем временем добродетели подошли ближе и стало слышно, как та, что побольше, говорила той, что поменьше, о её несостоятельности, инфантильности и мелочности, о её повседневности и незаметности. На что та, что поменьше, отвечала; Ты обуреваема гордыней, из-за собственной чрезмерности, ты часто превращаешься во зло. Мир же, держится на маленьких добродетелях. Слишком большие добродетели необходимо покрываются маленькими пороками. Ведь большая собака привлекает и кормит большее количество паразитов.

Тут возмутился больший из пороков, которого, по-видимому, задело такое непочтенное отношение к его спутнику. Кто кого привлекает и кормит, большой вопрос! Никакая добродетель вообще не имела бы места на белом свете, не имей своего места в жизни, мелкие пороки. Вы растёте из них, как растут полипы на благостной почве, – как растёт и расцветает лотос на болоте. Вы – последствия, а не причины, поэтому следуете всегда за нами, сзади нас. Но люди смотрят на всё сзади, поэтому уверенны, что это вы находитесь впереди.

Я чувствую, сказал Висталь, что зарождается большая битва, и этой битве, не будет ни конца, ни края. Вам суждено до скончания веков делить мир, но победа не светит никому из вас. Я вынужден откланяться, уважаемые, мне надо спешить, и я не расположен выслушивать этот бесконечный спор до конца. Оставляю вас. И он пошёл по направлению к ещё видневшимся отчерченным силуэтам гор, за которыми уже укрылось солнце, и сумрак становился всё гуще с каждой минутой. Что предвещало ему это, вдруг возникшее видение? Какие пророчества были скрыты за этой метафорой фантасмагорического явления, Висталь не знал. Но он относился ко всему в этом мире с неким умалением важности, с должной мерой отстранённости и иронии. Его никогда не пугало и не приводило к мнительности вдруг возникшая странная случайность, или нечто от сна в бодрствующей голове. – То, что случилось несколько минут назад. К жизни, даже к таким её проявлениям, надо относиться проще, и не накручивать лишнего на то, что существует лишь в твоей голове.

Отшельник Стаххил действительно жил в пещере, неподалёку от дороги, ведущей на запад, вглубь африканского континента. Растительность здесь была не густой, и Висталю не пришлось пробивать себе дорогу. Он обошёл сопку, и поднявшись по относительно крутому склону, увидел свет, мерцающий из входа в пещеру. Подойдя, он громко крикнул приветствие, добавив, что пришёл с миром, чтобы предупредить обитателя пещеры. В ответ он услышал приглашение войти. Огромный плоский валун, располагавшийся посреди просторной пещеры, судя по всему выполнял роль стола. В углу пещеры валялось какое-то тряпьё, по-видимому, являясь ложем. Я прошу прощения, что нарушаю твоё уединение, и приношу тем самым хаос в твою размеренную жизнь, уважаемый Стаххил… Тот молча помахал из стороны в сторону рукой, тем самым прерывая начавшийся спич Висталя. Бренность размеренного бытия, без приключений, без каждодневных путешествий, или работы, приносящей с собой отдохновение от этой бренности, – вот что на самом деле ближе всего к этому хаосу. Ибо ближе всего к той пустоте, в которой гибнет всё живое, как и всё действительное. Кто ты, и что привело тебя в мои пенаты? Я скиталец, – путешественник по своей судьбе и призванию, меня зовут Висталем. И пришёл я к тебе только для того, чтобы поговорить, и понять в этой жизни нечто новое, – то, что не видел, не слышал и не понимал до сих пор. Общение, есть одно из величайших достижений, и вместе с тем одно из самых неутолимых потребностей человека. И тот, кто лишает себя в удовлетворении этой потребности, обрекает себя на моральную и психофизическую смерть. Ты конечно намекаешь на меня, и выбранный мною образ жизни, Висталь? Но я не лишаю себя общения, я лишь стараюсь огораживать себя от пошлого, ненужного и разлагающего мою душу, общения. А попросту сказать, болтовни. Подходить избирательно в выборе общения, также важно, как подходить избирательно в выборе пищи. И здесь, как и в выборе пищи, необходимо включать всё своё обоняние. На этом свете всё имеет свой запах. В одном случае, такое общение бьёт в нос потным запахом суетливого, ищущего своей пошлой выгоды шакала. В другом, всё наполняется запахом свежесорванного с грядки огурца. Палитра же этих запахов бесконечно разнообразна, и надо полагаться только на своё собственное обоняние, и на реакцию души в отторжении или принятии. К примеру, общение с тобой вызывает у меня лишь расположение и желание распробовать. Хотя я не могу идентифицировать этот запах, и причислить его к уже известным мне. Что-то нейтральное, с оттенками запаха дикой сакуры, приносящегося прохладным ветром. Но я должен сказать прямо, ты не похож на путешественника. Я не вижу и не чувствую причин обвинять тебя во лжи, ибо ложь, особенно чувствуемая мною всегда, не находит в тебе места, но весь твой облик противоречит тому, что ты говоришь, и я пока записываю это в загадки.