Страница 34 из 52
Глава 16
Я подошёл к проржавевшим дверям забора, за которым раздавался противный визг пилы, что в общем-то неудивительно: «офис» Гельмана располагался на лесопилке.
Настроение у меня испортилось. Пришлось переться через полгорода и всё больше пешком. К тому же, пока добрался, успел нагулять зверский аппетит. Купленные по дороге два жаренных пирожка с картошкой лишь слегка погасили голод.
Я толкнул створку двери, она со крипом поддалась, открывая передо мной проход на территорию лесопилки.
Свободного пространства не было, пришлось лавировать между штабелями леса и готовой продукции. Умопомрачительно пахло свежей древесиной, под ногами приятно похрустывал ковёр из опилок.
Четверо работяг вкалывали возле огромной циркулярной пилы. Двое подавали бревно с одной стороны, и двое принимали его уже распиленным с другой.
Ещё один сидел с задумчивым видом на скамейке и потягивал самокрутку, стряхивая пепел в жестяную банку.
Чтобы не отрывать мужиков от работы, я подошёл к нему.
— День добрый! Как мне найти Наума Гельмана?
— На обеде он.
— Дома?
— Почему дома? Тут недалеко, в ресторации сидит.
— И как долго гражданин Гельман обычно кушать изволит?
— Ну с часок обождите, а то и полтора. Раньше он не управится: обед — дело святое.
Я прикинул, что лишнего часа на ожидание у меня точно не было. К тому же планы нэпмана могли измениться, а мне потом снова бегать искать его и мотаться по всей Москве. Нет уж, Магомет в моём лице к этой «горе» сходит.
— Недалеко, говорите… Подскажете, что за ресторация, и где её искать?
Рабочий махнул рукой, указывая направление:
— Туда идите, к базарной площади. Там один ресторан — не ошибётесь.
Я сухо кивнул и отправился на поиски ресторана.
Вышел к шумной базарной площади, не удержался — купил ещё один пирожок, на сей раз с капустой и яйцом. Брать с мясом опасался — сейчас это почти такая же лотерея, как с шаурмой в незабвенные девяностые, неизвестно, что за мясо и мясо ли тебе в неё завернут.
Из открытого окна ресторана доносилась негромкая музыка, внутри завели граммофон и поставили пластинку с заунывным романсом. Не знаю почему, но мне никогда не нравились подобные вещи, я откровенно скучал во время исполнения романсов, вне зависимости от стараний исполнителя, пусть тот хоть наизнанку вывернется. Всё-таки эта музыка на очень сильного любителя, и я к ним точно не отношусь.
За спиной мелодично прозвенели колокольчики, когда я вошёл в ресторан.
Сразу стало ясно, что заведение не лакшери класса, и рестораном называется скорее по привычке. Окна давно не мыты, на стенах пожелтевшие от времени обои, мебель обшарпанная, а на занавесках то тут, то там виднеются заплатки.
Полусонный официант, а вернее — половой, склонившийся над трубой граммофона, заметил меня и нехотя подошёл. Как любой профи, он сразу просчитал, что клиент из меня никудышный, так что хорошего заказа и щедрых чаевых не будет, а потому можно не надрываться.
— Здравствуйте. Вам нужен столик?
Я окинул глазом помещение: оно откровенно пустовало, не считая двух-трёх обедающих граждан. Похоже, час пик для посетителей ещё не настал.
— Мне нужен ваш постоянный посетитель Наум Гельман, — я специально не стал светить «корочками», чтобы не вызвать переполох.
— Наум Израилевич изволят кушать-с в отдельном кабинете.
— Проводите меня к нему, пожалуйста.
Официант кивнул.
Мы прошли через весь зал и оказались у входа, задрапированного занавесом из толстого габардина бордового цвета.
— Сюда-с, — сказал официант.
— Спасибо, — сказал я и отдёрнул край занавеса.
В глаза бросился большой биллиардный стол, покрытый зелёным сукном, над которым склонился полный брюнет в мешковатом костюме. В руках мужчина держал кий и сейчас напряжённо примеривался для удара.
Лицо у брюнета было смуглым, кожа лоснилась от выступившего пота.
Я сделал решительный шаг внутрь.
— Наум Израилевич?
Стоило мне только это произнести, как с боков выступили двое крепких молодчиков, каждый из которых вцепился в меня словно клещами.
Брюнет оторвал взгляд от стола, посмотрел на меня и равнодушно произнёс:
— Я вас не знаю.
— Сейчас познакомимся, — сказал я и дёрнулся, чтобы достать из внутреннего кармана удостоверение.
Бодигарды Гельмана истолковали моё движение по своему: один оказался у меня за спиной и попытался провести удушающий приём, а второй замахнулся кулаком, чтобы заехать мне по физиономии. Видимо, жизнь Наума Израилевича была полна тревог и неприятностей, иначе бы его парни вряд ли бы повели себя столь грубо.
Ходить всю неделю с разбитым «фейсом», мне откровенно не улыбалось, поэтому я практически одновременно сделал две вещи: засадил левым локтем в пузо тому, что был у меня сзади, и пнул в пах его напарнику, отчего этому гражданину резко поплохело, и он согнулся, держась за причинное место. Я отправил его хорошим пинком на пол, крутанулся в пол-оборота и добил второго телохранителя.
Теперь у меня под ногами корчились от боли сразу оба незадачливых охранника.
Их участь не напугала гражданина Гельмана, он шагнул ко мне с кием наперевес и попытался раскроить мне череп. Какой-нибудь каратист, оказавшись на моё месте, провёл бы маваши-гери и эффектно сломал кий на несколько частей. Я же предпочёл пригнуться, а когда палка просвистела над головой, распрямился, перехватил кисть нэпмана и, выкрутив её, заставил Наума Израилевича выпустить импровизированное оружие.
— Больно! — заорал он.
— Будете вести себя плохо, станет ещё больней, — пообещал я.
— Кто вы такой и что вам надо? — простонал Гельман. — Если нужны деньги, забирайте кошелёк в кармане пиджака. Больше у меня с собой ничего нет.
— Не надо судить по себе о других, — фыркнул я. — Меньше всего меня сейчас интересуют ваши деньги, гражданин Гельман.
— Тогда я не понимаю, что вам нужно?! — с истерикой выкрикнул он.
— Прикажите ваши людям свалить отсюда, пока я не сломал вам руку, а их не пристрелил, — велел я.
— Выйдите! — обратился к своим бодигардам Гельман и, видя, что те не спешат выполнять его приказ, заорал:
— Вон! Вон пошли, раздолбаи!
Оба незадачливых телохранителя встали с пола и поковыляли к выходу.
Когда они ушли, Гельман взмолился:
— Отпустите меня, пожалуйста. Я сделал, что вы сказали.
Я освободил его руку.
— Пойдёмте, сядем за стол и поговорим.
— Как скажете, — Гельман был тих и покладист как овечка.
Мы проследовали к обеденному столу.
Опустившись на мягкий диван, Наум Израилевич осмелел.
— Может перекусите? За мой счёт… Я позову официанта, — он потянулся к висевшему рядом шнурку.
— Не надо, — остановил я его. — Я сыт.
Последнее было неправдой, но обедать за счёт подозреваемого в убийстве — ниже моего достоинства. Я не мог позволить себе опуститься так низко.
— Воля ваша.
Он быстро приходил в себя, что свидетельствовало о характере Наума Израилевича. Трус и слабак вряд ли заработает себе состояние, особенно в первые годы становления советской власти. Передо мной точно сидел крепкий орешек, а не опереточный клоун.
— Вы не представились, — заметил он.
— Ваши люди не предоставили мне такой возможности.
Я показал удостоверение.
— Уголовный розыск? — непритворно удивился Гельман.
— Да.