Страница 3 из 18
Генералы сидели на широкой лавке, вытянутой вдоль стены.
– Вы Трубецкой? – спросил один из них, видимо, главный.
Переводчик перевёл вопрос.
– Да, я генерал, князь Трубецкой, – ответил Иван Юрьевич, смело глядя в глаза спрашивавшему.
– Его величество король поручил мне говорить с вами. Он знает, что с победоносными шведскими войсками сражалась только ваша дивизия…
– Не одна моя дивизия, – возразил Трубецкой.
– Ваша дивизия сражалась лучше других, оказавших нам сопротивление, – уточнил шведский вельможа.
– Я выполнял свой долг, – сказал Трубецкой, ещё пока не понимая, к чему клонит шведский генерал, который не посчитал нужным представиться, а просто заявил, что прибыл по поручению самого короля.
Мелькнула даже мысль, что за это самое сопротивление его казнят. Но шведский генерал в следующую минуту буквально ошарашил князя своим заявлением:
– Его величество король поручил мне предложить вам, генерал, поступить к нему на службу. Вы хороший командир, вы – настоящий командир. Если вы дадите согласие, мы немедленно выезжаем в ставку для встречи с его величеством. Король, как только вернётся из похода, примет вас лично.
Трубецкой с удивлением посмотрел на говорившего. Не шутит ли швед. Но тот спрашивал серьёзно. И столь же серьёзно повторил свой вопрос. Но русский князь, потомок Ольгердовичей, сражавшихся вместе с Дмитрием Донским на поле Куликовом, происходивший из славного рода воинов – рода, который восходил к Рюриковичам, мог ответить только отказом. Впрочем, ведь это слишком просто. Не лучше ли поиграть с врагом и, Бог даст, использоваться для побега пустую для князя, но обнадёживающую для шведов говорильню.
Нельзя сразу давать надежды, но нельзя и отказываться наотрез. Время! Нужно выиграть время. Пусть уговаривают.
Одно удивляло, почему выбрали именно его? Какие дальние цели в этой игре? Князь ответил, что предложение слишком неожиданно. И не по адресу, ведь он – русский князь, род которого знаменит в России. Его род мог вполне оказаться на троне в 1613 году, поскольку предок его, князь Дмитрий Трубецкой, был кандидатом на выборах во время Московского Земско-Поместного Собора.
Офицер что-то сказал переводчику и тот заговорил в более уважительном тоне, нежели прежде, причём, назвав Трубецкого князем, а не только генералом:
– Его величеству королю Карлу Двенадцатому известна родословная князя Ивана Юрьевича Трубецкого. Известно, что его пращур князь Дмитрий Трубецкой отличился при освобождении Москвы от поляков. – Он сделал паузу и сказал с нажимом: – От поляков – врагов России, с которыми Швеция ныне ведёт войну. Но известно, что на том же соборе среди кандидатов был и королевич Карл Филипп, сын шведского короля.
– Да, я знаю, – кивнул Трубецкой. – Но это не меняет дело. Я присягал русскому царю!
Князь Иван Юрьевич выбрал в своих ответах такой тон, который мог дать надежду шведскому генералу. Пусть думает, что он не совсем уверен, надо ли стойко стоять на своём. В каждую фразу – побольше сомнений. Главное – ничего не обещать твёрдо, не давать никаких обязательств и ничего не подписывать.
Постепенно он начинал догадываться, к чему клонит шведский генерал. Видимо, призвать в свою пользу того, чей предок мог стать царём в тринадцатом году, было для него важно. Не ради ли очередной смуты в России? А смута – залог успеха любой агрессии.
– Скажите, князь, – неожиданно заговорил на довольно чистом русском языке один из шведских генералов: – Разве вы не догадываетесь, что на русском престоле находится не сын Алексея Михайловича, которого вы прозвали Тишайшим, а совершенно другой, подставной человек. Не догадываетесь, что из Европы вернулся в Россию вовсе не Пётр Алексеевич? Разве не удивили вас некоторые моменты? Разве не удивило поведение царя после возвращения из поездки?
Трубецкой пристально посмотрел на говорившего. Кто он? Почему так хорошо знает русский язык? Войсковой генерал? Вряд ли. Дипломат? Вот так… Плен оборачивался изощрённой дипломатической игрой. Князь не торопился с ответом. Поспешишь – проиграешь. Пока он ощущал некоторое своё превосходство в споре. Конечно, не допускал и мысли о предательстве. А вот его противники, видимо, допускали такую мысль, надеялись, что князь, попавший в безвыходное положение, дрогнет. Ну а для того, чтобы он дрогнул, были припасены убийственные факты. Правда, шведы не спешили выкладывать эти факты. Если бы князь сразу и с радостью согласился перейти на службу шведскому королю, это было бы победой над ним, но победой весьма сомнительной. Можно было узреть какую-то хитрость, какие-то далеко идущие планы. Понятно, что разбежались четыре десятка петровских генералов, нанятых за рубежом. Их задача – деньги заработать, и при этом остаться целыми и невредимыми. Для них Россия – источник доходов. Для русского князя Трубецкого она – родной дом.
Но ведь его Отечество в большой опасности, ибо управляет им правитель кровавый и жестокий. Шведская разведка приносила известия о том, в какой ужас привёл Россию этот самый царь своей изуверской казнью стрельцов. Швеция – сосед России. Сосед неспокойный. Сколько войн уже было в истории! А сколько ещё будет! Впрочем, о том, сколько их будет, никто не мог знал.
Отношения России и Швеции вовсе не дело только русских и шведов. Сколько интересов европейских стран завязано на этих отношениях!
Пауза затянулась, и шведский генерал, вступивший в разговор, прямо спросил:
– Вы не заметили, что царь ваш подрос во время поездки по Европе больше, чем на два вершка?
И поскольку Трубецкой продолжал молчать, генерал продолжил:
– Вы, князь, не обратили внимание на то, что вместо планируемых нескольких недель царь пробыл в Европе почти полтора года, что ещё из Европы он отправил распоряжение постричь в монастырь свою супругу царицу Евдокию? А вас не удивило то, что из всего посольства остался при царе лишь один Меншиков. Неужели это не навело вас на мысли о том, кто вернулся из Европы? И отчего вдруг восстали против царя стрельцы? Почему не приняла царя родная сестра царевна Софья Алексеевна?
Вслушиваясь в этот длинный монолог, Трубецкой поражался осведомлённости шведов о делах в России. У князя и без этого монолога возникали некоторые сомнения. Возникать возникали, да только он гнал их от себя, потому что не мог найти ответа, а искать этот ответ было опасно, очень опасно. Стрельцы уже испытали на себе царский гнев, да какой! Нет, не русским, далеко не русским был тот страшный гнев. Этого Трубецкой не заметить на мог. Такой жестокости, которую продемонстрировал царь во время истребления стрельцов, Россия ещё не знала. Разумеется, и в России приходилось казнить приговорённых к смерти, но чтоб казнь доставляла наслаждение царю – такого никогда не случалось прежде.
Во время разговора Трубецкой думал не только о том, что слышал от шведского генерала, но и о том, какова должна быть его личная реакция на все эти слова. Нужно было переиграть. И он, всем видом показывая интерес к услышанному, воскликнул:
– Я многое замечал! И мне многое до сих пор не ясно.
Кажется, шведы клюнули на эти слова. Старший среди шведских генералов спросил через переводчика, готов ли Трубецкой послужить России под знамёнами шведского короля? Хитро задан вопрос – не предать Россию, а послужить ей?!
Трубецкой сказал:
– Я поражён тем, что видел сам и тем, что услышал сегодня. Дайте мне подумать, – и повторил для пущей важности, разыграв некоторую растерянность: – Я ошеломлён, я поражён…
Произнося эту фразу, он не слишком играл, поскольку действительно был ошеломлён, но не только тем, что услышал. Он осмысливал в эти минуты то, что волновало прежде. Единственной целью оставался побег, и князь мучительно думал, возможен ли он, и, если возможен, каким образом его осуществить.
– Хорошо. Мы дадим вам время подумать над нашим предложением! – сказал через переводчика старший из шведских вельмож. – Время на размышления – дорога до Стокгольма. Завтра вас ждёт переход в Ревель. Оттуда путь к Стокгольму. Вас разместят на окраинах шведской столицы. Помните, его величество король ждёт вашего решения! Никаких иных способов возвращения в Россию у вас нет и не будет.