Снежный барс

Команд на открытие огня не требовалось — все три наших колоса ударили разом, по одной цели. Разве что без ракет и даже не из автоматических орудий, используя исключительно дальнобойное и высокоточное оружие — лазеры и гуассовки. Зацепить возможных нейтралов, тем самым вынудив оных перейти в состояние врагов было чрезмерным риском. Только семидесятипятитоного «Загрызня», ориентированного прежде всегда на бой на близких, на худой конец средних дистанциях, ковырять надо было долго, хорошо, качественно. Он ведь одним своим залпом снял силовой щит со «Стоика», а попутно попортил броню на спине, сильно повредил одну из рук и уж точно вывел из строя расположенные на ней орудийные и ракетные модули. И собирался продолжать стрелять, пусть уже и не в спину, а в бок — Карина уже разворачивала своего колосса — что всё равно не настраивало меня на оптимистичный лад.

Расчёт! Джоффре Синклер видел, как всё оборачивается. Показательное объединение трёх пилотов из разных групп, которые вместо уничтожения друг друга объединились. Сделанное на общей частоте объявление, на которое уже последовала реакция одной из их ступени, у коей почти не было шансов победить в поединке. Показательное отступление Лиманского на самом мощном колоссе, «Карателе», повлекшее за собой бегство ещё двух… нет, уже трёх. Расстрел Кариной О’Мэлли четвёрки не самых сильных колоссов, в которые вынужденно загрузились инструкторы Академии, дабы пресечь начавшееся безумие. Это требовалось пресечь, любыми средствами дать лояльно настроенным пример, что надо лишь приложить усилие и порядок окажется восстановленным.

Откуда мне знать мысли Синклера? Я не знал, а только предполагал, но с весьма высокой степенью вероятности. Изучил, так сказать, некоторых возможных противников из числа наиболее опасных. Синклера, Бельскую, Лиманского, ещё некоторых. И вот уже двое повели себя именно так, так и ожидалось. Третья же…

Упс! Вот чего Синклер не ожидал точно, так это атаки ещё с одной стороны, от доселе находящегося как бы в сторонке «Сокрушителя», внутри которого сидела… Мария Бельская. И её холодный, спокойный голос, выдавший такое, от чего меня чуть было на «ха-ха» не пробило:

— Нельзя трогать мое, Джоффри! Придётся тебя как следуешь отшлёпать. Плазмой!

Уверен, что никто толком и не понял, что именно клюнуло в голову Бельской, давно и прочно считавшейся капитально поехавшей. Я же знал, и именно осознание ситуации вызывало едва сдерживаемый хохот и печаль от невозможности устроить публичный фэйспалм. Некоронованная королева не только выпускной ступени, но и всей Железной Академии восприняла нападение Синклера на Карину О’Мэлли как покушение на так пока и не заполученную ей столь желанную не то игрушку, не то трофей. Вот и взбеленилась, не привыкнув к тому, что ей в принципе может быть что-либо недоступно. Долбёжка плазмоганами, задействование следом генератора сингулярности и… Вкупе с тем обстрелом, который вели мы, этого оказалось достаточным.

Пш-ш… Автоматика отстреливает капсулу из критически повреждённого «Загрызня», но это последнее средство спасения пропадает впустую — Меерштайн и Бельская качественно отработали лазерами по Синклеру, превращая капсулу в оплавленное и бесформенное нечто. Выживание в таких условиях в принципе невозможно. Что ж, как наверно напишут в некрологе: «Он погиб за Директорат!» Туда и дорога, плакать никто из нас точно не станет. Зато окончательно дострелять те колоссы, которые остались, покинутые пилотами — это необходимо.

Ага, покинутые, я не оговорился. До поры остававшиеся в ангаре и не последовавшие за «Карателем» Лиманского, выжидавшие до поры также отстрелили капсулы с собой внутри, как только поняли, что «Загрызню» и Синклеру внутри пришёл однозначный п***ец. Да и комменты по общей связи в моём, относительно вежливом и откровенно матерном исполнении леди Меерштайн нехило так подействовали. И не только в этом ангаре. Всего то и стоило Саманте высказаться:

— Кто сейчас не отстрелит капсулу, находясь внутри блядского колосса — лично расстреляю из плазмоганов, потом вытащу и в жопу самым большим дилдаком отымею! Без смазки и под запись. Кое-кто уже на своём очке прочувствовал. А ну пошли нахер у нас с дороги, у**ки!

Не спокойная речь, не крик даже, а торжествующий вопль человека, который сорвал с себя годами сковывающие цепи, тяжесть которых прекрасно осознавал. Услышав такие слова, да с таким вложенным посылом… Немалая часть находившихся в других двух ангарах предпочли от греха подальше катапультироваться, тем самым доказывая своё нежелание вступать в конфликт. Более того, катапультировался и Лиманский из своего «Карателя», своим поступком также подтверждая и без того продемонстрированную нейтральность и нежелание подставлять задницу за директоратские грехи.

Промежуточный итог? Присоединение О’Мэлли на полураздолбанном «Стоике» — хорошо хоть ноги не повреждены, что большой плюс — да нежданно-негаданно оказавшаяся в одной лодке с нами Бельская. Такого афронта ей, даже с учётом влияния семьи, точно не простят. В этом ангаре рабочих колоссов не осталось от слова совсем. Даже те, которые были покинуты пилотами, угостили несколькими выстрелами в уязвимые места. С отключёнными силовыми щитами пробить броню было куда как проще. Оставались малые ангары, но и там, если вычесть уже погибших в поединках и катапультировавшихся, оставалось… девять, да. Ведь для того, чтобы вместо отстреленной катапультой капсулы поставить новую, требуется время. И не минуты, а часы, как минимум два, может минус минут десять-пятнадцать. Так что точно девять, остальные быстро в строй не ввести. Ну и «Берсерк» Пэнкрофта, доселе остававшийся там, на «гладиаторской арене» в повреждённом состоянии, однако его, по большому счёту, также считать не стоило.

Значило ли это, что мы собирались вступать в бой с превосходящим числом, пусть и на не самых крутых колоссах? Вовсе нет, это не являлось нашей основной целью. Поубавить численность возможных преследователей? Выполнено. Нагнать страху на тех, кто рискнёт за нами гнаться? Тоже есть. И на этом всё.

— Направление на Глинц, — отдаю команду неожиданно увеличившейся группе. Нет, даже звену, потому как теперь нас пять колоссов, да к тому же разнотипных. Супертяж, тяжёлый, два средних и один лёгкий. Более того, два, а именно «Попрыгунчик» и мой «Ирбис», ещё и высокомобильные, пригодные для скоростных маневров. Разведка опять же, но сие уже исключительно в случае Свирского, «Ирбис» для подобного не предназначен. Его стихия прямой бой, а не прелюдия оного. — Быстро, на пределе возможного. Равнение на тихохода. На…

— На меня, — вздох Карины, понимающей, что её «Стоик» и впрямь слабое звено. — Я постараюсь, честно.

— Шевелим жопами! Не своими, а металлическими, колоссальными такими, — прервала наше пополнение Меерштайн. — По ходу разберёмся. Марш!

Именно марш и начался. Не столь уж длительный по времени, но рискованный, с необходимостью вести разведку и оглядываться по сторонам, ожидать нападения в любую секунду и со всех направлений. Друзей у нас тут не было, а до экстерриториального Глинца ещё следовало добраться. Зато чего у нас теперь не отнять, так это свободы. Свободы от безумств, творимых Директоратом. Свободы от неумолимой смерти для одной. Свободы выбирать направление своего развития для других. Свободы выхода из-под остатков семейного влияния и возможности окончательно разорвать сети, пытающиеся притянуть обратно к предателям… Свободы от ограничения исполнения желаний, которая и так была, но сейчас стала и вовсе безграничной, пусть и всё так же отдающей концентрированным безумием. Свободы от!

А вот свободы для чего — это некоторым лишь предстояло ответить. Некоторым, но точно не мне. У меня планы уже присутствовали. Только для их воплощения следовало завершить эндшпиль этой шахматной партии. Преимущество в темпе и расстановке фигур у нас уже было. Осталось не потерять его, не дать противнику реализовать то единственное, что у него пока оставалось — численный перевес.