Страница 1 из 5
========== День рождения Вари ==========
Тррымм… — мокрым пальцем по размытому отражению в зеркале. Нарисовать бы это лицо заново. Таким, каким видят его глаза.
Варя поворачивается, протягивает руку к халату, полотенце падает на пол, в лужу, оставленную босыми ногами. Она запрыгивает на него с холодного пола, запахивает халат и перевязывает его поясом. Снова смотрит в зеркало.
Стёртая ладонью испарина опять собирается на стекле, скрывая очертания лица. Оно не исчезает до конца: Варя видит мокрые сосульки волос с торчащими сквозь них ушами, глаза, смотрящие бессмысленным животным взглядом, курносый нос и тонкие губы, перекошенные и вздрагивающие от обиды на собственное существование. Она видит белощекое широкое лицо, круглое и сияющее, как луна. Никто не видит это лицо так, как видит его она. Кто-то считает его миловидным, кто-то видит в нем красоту и печаль, кто-то, возможно, даже думает, что любит его, но никто не видит его притворство.
Варя переминается с ноги на ногу и наклоняется к зеркалу. Указательный палец рисует на запотевшем стекле огромное плоское продолговатое тело, членистые ножки, изогнутые и копошащиеся внутри живота, грызущие клешни-челюсти — перемалывающие, в конце концов, всё, — и дрожащие, протянутые к миру усики-антенны, осторожно и боязливо щупающие поверхность.
Варвара Михайловна Киселёва — большое и уродливое насекомое. Как Грегор Замза, проснувшись однажды утром после беспокойного сна, она превратилась в насекомое, но никто не придал этому значения. Маленькими глазками смотрит она на рисунок на запотевшем зеркале, шевелит усиками и лязгает челюстями.
Из-за двери доносится голос Олега, и Варя стирает изображение. Она поднимает упавшее полотенце, вешает его на веревку и уходит из ванной комнаты, затворив за собой дверь.
Варя собирается на ужин в честь своего двадцатичетырехлетия. Она не чувствует в себе никакой перемены со вчерашнего дня, когда ей было двадцать три.
Олег занимает ванную, а Варя садится в спальне на кровать и расчесывает длинные влажные волосы, думая о том, что люди вокруг порой кажутся понятными, как хлебные крошки на столе. Это видимость, с которой свыкаешься, как с видимостью предметов. Реальность подается одним большим пучком, в котором есть ты, то, что тебя окружает, и то, что думаешь о том, кто есть ты и что тебя окружает. Должно что-то разладиться в организме, чтобы этот пучок начал распадаться, и отдельные его элементы дали о себе знать. Смотреть отдельно — неестественно, решает Варя. Смотреть на себя отдельно от того, что тебя окружает, от того, что ты думаешь об этом, от мысли, что существует еще что-то. Но распад мира не остановить.
Варя продолжает длиться: она включает фен, сушит волосы, накручивая их на расческу. Варя встает с кровати и идет к шкафу, чтобы выбрать платье. Варя красит глаза, стоя перед зеркалом в ванной, и отражение прилежно притворяется человеком, женщиной, выводящей черную полосу на опущенном веке. Пучок восприятия сосредотачивается в черной полосе от одного уголка глаза к другому, во взмывающем контуре.
К семи часам Варя готова. Она улыбается Олегу, говорит, смеется. Опирается на его руку, надевая туфли. Она знает, что хорошо выглядит в его глазах. Выпрямившись, она целует его.
Олег — хороший человек, говорит себе Варя, спускаясь по ступеням. Пусть мы друг друга совсем не знаем, но мне нужна его забота.
Варя сжимает руку Олега, стараясь не думать о том, что он другой, отдельный от нее и ее мира. Черные глазки насекомого видят его в бесконечной дали, как в обратных окулярах бинокля. Видят его другим грустным и непонимающим животным. Согнутые лапки копошатся в ее груди, пока они едут в лифте. Копошатся, когда они выходят на улицу. Копошатся, когда садятся в такси. Варя смотрит на мелькающие огни гудящего вечернего города и сама медленно растягивается между этими огнями — светящейся полосой застывшего на фото хайвея. Руку согревает тепло чужих пальцев.
Машина останавливается. Когда дверца машины захлопывается, Варя оглядывается на нее, как на спасительный берег: она боится людей, которым есть до нее дело.
Они появляются в ресторане. Брат и друзья встают из-за стола, протягивают к ней руки. Варя неловко принимает объятия, отвечает на поздравления, садится на стул и расправляет на коленях салфетку. Она улыбается и болтает, делает большие глаза и смеется шуткам. Брат рассказывает что-то о матери, и Варя с горячностью подтверждает его слова, незаметно выпивая вино из бокала. Все смеются, и она тоже. Она едва успевает проглотить вино, прежде чем рассмеяться, увлеченная общим весельем. Брат — душа компании, никогда не чувствует неловкости. Она так любила его когда-то. Он был для нее героем сказок и подростковых романов. Всё, что происходило с ним, казалось таким необыкновенным и настоящим. Любые проделки и ложь сходили ему с рук. Она защищала его перед отцом, всегда принимая только его сторону. Пока однажды он не стал ей противен.
Варя отрезает сочащийся кровью кусочек мяса, кивая в ответ на обращенный к ней вопрос, поднимает глаза, смотрит на Олега, смеется и подносит мокрый кусок к губам. Она предпочла бы не существовать, чем скрывать в себе насекомое. Варя откладывает вилку и промакивает губы салфеткой.
Мир брата был убог и тускл, а она искала в себе отражение его света. Проснувшись однажды не в своей постели, она превратилась в насекомое, она бегала по потолку в поисках хлебных крошек, а брат поддерживал ее жесткую спину и не давал упасть.
Извинившись, Варя встает и идет между столов и официантов в уборную. Варя не смотрит в зеркало, она идет мимо раковин в кабинку туалета, садится на унитаз и роняет голову на руки, как слезу. Сегодня оно рвется наружу, но боится света и хочет затаиться в темноте. Варя боится знакомых лиц, для которых пасть насекомого — ее лицо. Варя тонет в рое копошащихся существ. Она скребет чешуйчатыми лапками, пытаясь очистить руки от их прикосновений. Варя не хочет возвращаться на шумный праздник, ей там не место.
Её мир распадался. Она должна была найти себя новую — в пьяной шутке, в крошках на диване, она принимала облик насекомого, наращивала жесткий хитиновый панцырь.
Варя сидит в кабинке туалета на холодном ободке унитаза и расправляет жесткие крылья. Она хочет бежать, но ей нужно вернуться, просить прощения и говорить о любви.
«…Он гадок, был гадок тогда и гадок сейчас. Он тоже, тоже насекомое. Но мне была нужна его забота, его любовь, пусть это только видимость, — думает Варя. — Он вернулся за мной, пусть я не хотела этого. Я хотела панцирь. Хотела сломать свое хрупкое тело, стать одним большим шрамом. Я хотела престать верить людям. Но он вернулся за мной, и теперь я тоже всегда возвращаюсь».
Варя выходит из кабинки. Она подходит к ряду раковин, смотрит на свое лицо, поправляет прическу. Зеркало отражает еще одно лицо, и Варя спешит убраться прочь, назад к прерванному веселью. Она снова улыбается.
Олег что-то говорит и сжимает под столом ее руку, но Варя качает головой. Она высвобождает ладонь и тянется к вину.
«Всё хорошо, — говорит она себе и другим, — всё хорошо». На лице Олега появляется беспокойство, брат смотрит на нее с подозрением. Варя улыбается, ставит бокал и спрашивает друга об общем знакомом. Она боится допустить сомнение. Внутри она дрожит, пытается замереть без всякого движения, боится шелохнуться. Внутри нее насекомое играет в прятки.
«Правда? — шепчет Олег, — мы можем уйти».
«Нет-нет, всё хорошо», — отвечает Варя, застыв, близкая к провалу. Она боится перестать доверять себе. Брат смотрит с подозрением, но отворачивается, отвлеченный разговором. Варя отрезает еще один кусочек мяса, она жует его и дышит еле слышно. Спор увлекает всех. Друг рассказывает что-то забавное, его слушают, Варя возит вилкой по тарелке и забывается. Рука Олега нащупывает ее ладонь под столом, на этот раз она сжимает ее в ответ.
Иногда Олегу кажется, что она вот-вот взорвется. Она напрягается, вибрирует, как струна. Если лопнет — охлестает всех вокруг. Она говорит из глубины, сквозь толщу воды, погруженная в себя, как в ласковый кокон.