Уроки плейбоя

Лотти охватило чувство обиды.

— С чего ты взяла, что я не его тип? Ты не знаешь его, ты знаешь только то, что написано о нем в газетах. Ты не проводила часы в его компании, когда вокруг нет никого. Ты не знаешь, какой он умный, добрый, какой невероятно талантливый. Ты вообще его не знаешь.

Мадлен скептически подняла бровь.

— Талантливый в чем? В сексе? В создании шокирующих скандалов, которые приводят его семью в смущение? Ну же, Лотти. Ты позволяешь вашей связи помутить твой рассудок. Он хорош только в том, чтобы показать девушке, как хорошо провести время.

Лотти поджала губы. Искусство было единственным, что Лукка хотел сохранить тайным, и она отнесется к этому с уважением.

— Мы должны идти. Фотограф сделает несколько снимков, прежде чем мы отправимся в церковь.

Лукка хотел пропустить свадьбу, но в последний момент передумал. Он знал, что Лотти будет нервничать и надеяться, что все пойдет по плану, а роль подружки невесты только усиливала давление. Поэтому он будет следить за деталями, чтобы Лотти смогла сосредоточиться на своих обязанностях. И это никак не связано с тем, что он хочет провести последние мгновения с ней. Месяц закончится, и, как только деньги станут его, Лукка вернется в Лондон, сделка есть сделка. Всего три дня, и все будет в его руках.

У церкви собралась огромная толпа людей и папарацци, но он ждал этого и уже заготовил шутки, чтобы отбиться от спекуляций на тему его присутствия, которых до сих пор ему удавалось избегать.

— Лукка Чатсфилд. — Журналист пробрался сквозь толпу и протянул ему микрофон — Социальные сети сходят с ума из-за портрета обнаженной принцессы Шарлотты. Ходят слухи, что вы — художник. Ваши комментарии?

Лукка почувствовал, что у него уходит земля из-под ног. Как это могло произойти? И именно сегодня. Лотти будет в ужасе, унижена, предана им. Опозорена им.

Еще один журналист пробрался к нему, и еще, и еще, пока его не приперли к холодному камню собора.

— Один из критиков в Лондоне сказал, что портрет — это работа мастера. Что вы можете сказать об этом, Лукка?

Вопросы летели в него отравленными стрелами.

— Как давно вы рисуете?

— У вас уже запланирована выставка?

— Какова цена портрета принцессы?

— Была предложена цена в три миллиона фунтов, вы согласитесь на это предложение?

Лукка широким взмахом руки смел все микрофоны:

— Убирайтесь.

— Принцесса знает, что вы опубликовали портрет?

— Приближается невеста.

Папарацци повернулись к приближающейся королевской кавалькаде из четырех черно-золотых повозок, запряженных белыми лошадьми, и все внутри Лукки оборвалось. Лотти была в первой с тремя другими подружками невесты и выглядела еще прекраснее чем когда-либо. Ее мир вот-вот разрушится, и он не может ее защитить или даже предупредить, прежде чем пресса набросится на нее, как гиены на ничего не подозревающего оленя.

Лукка никогда не испытывал к себе такого отвращения, ведь это его вина, он не только разрушил все в ее жизни, но и свадьбу ее сестры, мероприятие, над которым Лотти так сильно трудилась, чтобы сделать его совершенным.

Он все испортил.

Он разрушил ее репутацию. Опорочил. Замарал.

Он до последней капли потерял то уважение, которое появилось у нее по отношению к нему за последние три с половиной недели. С этих пор она будет смотреть на него с отвращением. Будет ненавидеть его, когда он надеялся… на что?

Он не будет — не позволит себе думать о том, на что надеялся. Надежда — не из его мира. Он плейбой — циничный плейбой, который не верит в любовь, надежду и верность.

Лукка уловил тот момент, когда она обнаружила, что произошло, он наблюдал, как ее мир рушится, как ее лицо бледнеет при виде изображения на экране смартфона, который поднес к окну повозки один из журналистов. Ему было физически плохо от этого.

Конечно, она обвинит его, хотя он не показывал портрет ни одному человеку. Ни одной живой душе. Даже не фотографировал его. Он отдал ей часть себя — часть, которую не давал никому другому.

Лукка отвернулся, чтобы не видеть, как она ищет его лицо в толпе, как растут ненависть и отвращение. Он не останется, чтобы еще сильнее навредить ей или ее семье. Единственный выход — расстояние, и чем скорее, тем лучше, в надежде, что скандал уедет с ним.

— Как ты могла со мной это сделать? Сперва на мое двадцатиоднолетие, теперь моя свадьба. О чем ты думала?

Лотти все еще дрожала от того, что увидела свой портрет на сотнях телефонных экранов. Скандал катился снежным шаром, и она не знала, как его остановить, казалось, что прямо в центре свадебного торжества появился шторм, сметающий все на своем пути. Но среди истерии и хаоса было спокойное прибежище внутри, которое знало одно — Лукка не показывал портрета прессе.

— Не о чем так беспокоиться, сохраняй спокойствие. Продолжай улыбаться. Покажи, что ничто не испортит твой особенный день.

Мадлен была на грани слез.

— Ты специально это сделала? Ты всегда мне завидовала. Ты поэтому сделала все в один из самых важных дней в моей жизни?

— Я не делала этого. Как и Лукка.

Мадлен подавила истеричный всхлип.

— Глупая девочка, конечно, это он. Зачем еще ему связь с тобой? Лукка хотел скандала, и вот он его получил и разрушил мою свадьбу.

— Ничего не разрушено. — Лотти была удивлена своему спокойствию и ощущению контроля над ситуацией, которые появились, как только прошел первый шок. Ну и что, что ее обнаженное тело повсюду в прессе? Она горда тем, как Лукка ее нарисовал. Это красивый портрет — да, интимный, но тот, который можно выставить на обозрение. Он смог отразить ее женственность, причем с разрешения, а не скрытно за спиной, чтобы посмеяться с друзьями. Это был его подарок. Он отдал ей частичку себя, которой она всегда будет дорожить.

Но прежде чем ей удастся поговорить с Луккой, нужно обеспечить сестре запланированный проход по церкви. Лотти взяла Мадлен за руку и провела к отцу, который терпеливо ждал, когда можно будет отвести старшую дочь к алтарю.

— Мы уверенно зайдем в собор, и ты сосредоточишься на Эдуарде.

— Твое обнаженное тело будет по всем газетам вместо моих свадебных фотографий!

— Ты выглядишь настолько прекрасно, что, если даже все подруги жениха и невесты и вся паства обнажатся прямо здесь, никто не заметит. Если ты будешь реагировать, как хочет пресса, это разрастется в огромных размерах. Это твой день. Никто и ничто не может его испортить, если только ты не позволишь. Теперь давай действовать, мы уже на сорок минут отстаем от графика. Бедный Эдуард подумает, что ты его бросила.

Мадлен глубоко вздохнула.

— Думаю, ты права. Просто… почему сейчас? Почему не несколько дней назад, когда мы могли сделать что-то, чтобы замять это?

Лотти протянула сестре затянутую в белую перчатку руку, которую та сжала.

— В жизни так не бывает. Улыбайся, cherie. Это твой момент, владей им.

Свадебная церемония продолжалась, но Лотти все время думала, где же Лукка. Она не видела его в толпе, но без очков, которыми она не хотела портить свадебные фотографии, девушка видела лишь то, что находилось в двух шагах. Принцесса хотела, чтобы он был здесь и видел результат их совместных усилий. Он помог ей в стольких деталях, замечая то, о чем она никогда бы не подумала, придал событиям современный акцент, который отлично сочетался с традиционной королевской свадьбой.

Во время регистрации Лотти повернулась к одному из шаферов, с которым Лукка разговаривал на репетиции прошлым днем. Кажется, они вместе учились в Кембридже за несколько месяцев до исключения Лукки.

— Адам, ты не видел Лукку? Не могу найти его в толпе.

— Я послал ему эсэмэску перед церемонией, когда вы так опаздывали. Он ответил, что уезжает.

Сердце Лотти сбилось с ритма.

— Уезжает? Ты имеешь в виду, с острова?

— Видимо.

Она подавила волну беспокойства. Как это возможно? Уехав сейчас, он потеряет долю в трастовом фонде, ведь месяца еще не прошло. Лукка не может уехать. Он не уедет. Лотти посмотрела на часы. Регистрация займет еще как минимум пятнадцать минут, с учетом размера торжества, потом официальная фотосессия во дворце, что займет часа полтора, два, если Мадлен устроит одну из своих истерик по поводу макияжа и волос. Лукка будет уже далеко, если Лотти не перехватит его. Он уезжает из-за портрета? Но почему? Конечно, он просто посмеялся над этим…