Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 27

Иван, очнись, здесь никого, кроме нас нет, – сказала Катерина Ивановна, по-прежнему обнимая Родю.

Как это нет вот только что был здесь и убежал. Ну ничего я поймаю его сейчас и покажу тебе! – Сказал Иван Федорович и направился в спальню.

Прошло с минут пять, а из спальни сначала доносилось шаги, потом шуршание и вдруг все неожиданно стихло.

Маша, иди сюда и посмотри, что там с барином, – сказала Катерина Ивановна, не вытерпев неизвестности.

Маша вышла из кухни и пошла в спальню и тут же буквально вылетела из нее.

Брыня, да он весь до гола раздетый лежит на кровати, – сказала служанка

Тогда Екатерина Ивановна, оставив сына зашла в спальню. Иван абсолютно нагой лежал на их кровати в сильном ознобе.

Не возьмешь меня! Иди вон! Я сам тебя убью, – бредил Иван Федорович.

Маша, беги за Блюменштайном, доктор нужен очень. Вот возьми денег. Скажи, чтобы немедленно шел.

Сам дурак, а я сейчас тебе полбу дам. Не знаю, нет у меня ничего, – продолжал бредить Иван Федорович.

Катерина Ивановна села на край кровати и потрогала Ивана тот был весь горел, а Маша, быстро одевшись, побежала за Блюменштайном. Ждать пришлось около часа прежде на пороге их квартиры появилась грузная фигура доктора Николая Карловича. Раздевшись, он сразу прошел к больному и увидев Ивана Федоровича тут же определил его состояние и причину его недуга: delirium tremens (трясущее помутнение).

Его в больницу надо везти вот только как, он весь в горячке и бреду.

Нет, я его в больницу не отдам, – категорично заявила Катерина Ивановна. – Неужели у вас нет с собой каких-то лекарств, чтобы он пришел в себя встал на ноги?

Да нет таких лекарств нет, я могу дать только успокоительное и снотворное, и как я ему порошок-то прикажите дать, если он вон весь вне себя.

Мы с Машей приподнимем, а вы ему прямо в рот засипите.

Да помилуйте, Пресвятая дева Мария, а если он захлебнется? Бывали такие случаи, я рисковать не хочу.

Я, всю ответственность беру на себя. Делайте! – Сказала Катерина Ивановна.

Я ничего вам не отдам, кукиш получите, ха вот вам, – встрял в разговор Иван Федорович.

Маша принеси воды, Николай Карлович готовьте порошки. Через несколько минут Маша принесла воды в стакане, а Блюменштайн разложил на столике маленькие бутылочки и начал что-то смешивать.

Когда все было готово Катерина Ивановна залезла на постель и взялась за левое плечо Ивана Федоровича и начала его приподнимать, а Маша стала делать тоже самое только за правое. Блюменштайн подошел к кровати и попытался влить разведенные им порошки, но тут Иван Федорович дернулся доктор чуть было все не пролил.

Вот видите, ничего не получится, – сказал доктор.

Маша, держи его крепче, а вы вливайте сейчас все сладится, – уверенным тоном сказала Екатерина Ивановна. И действительно они с Машей взялись еще крепче и подняли Ивана Федоровича еще выше, а Николай Карлович, улучшив момент влил лекарство в рот больному, тот закашлялся, но ему тут же дали еще воды.



Все равно вы ничего не получите! – Только сказал Иван Федорович, когда проглотил снадобье.

Ну вот все и вышло! – Устало произнесла Катерина Ивановна. – Вот возьмите Николай Карлович, – и она протянула пятнадцать рублей, – это вам за старания.

Дорогуша, да я ничего такого особенного не сделал, я после завтра к вам загляну, но лучше бы его в больницу поместить, – сказал он.

Нет в больницу его не надо. Пусть будет при мне. Я думаю, денек, другой и поправится, – сказала Катерина Ивановна и укрыла одеялом Ивана Федоровича, а тот уже спал с храпом. – Маша проводи Николая Карловича.

Когда Блюменштайн ушел Екатерина Ивановна обратилась к служанке:

Маша, ты слышала наш разговор с Иваном Фёдоровичем?

А что? – вдруг насторожилась Маша, – я только так… я же на кухне сидела.

Как думаешь он про расставание уже в бреду сказал или нет?

Кто ж его разберет, надо подождать, когда придет в себя тогда и узнаем.

Не могу я столько ждать. Я же изведу себя, – а у самой уже наворачивались слезы, она едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.

Так другого Катерина Ивановна и выхода у вас нет. Пойди разбери что у него на уме было, может завтра проснется и скажет что-нибудь другое. Надо ждать.

Ладно, поздно уже. Ты пригляди за ним полночи, посиди рядом, а потом меня разбудишь, я буду до утра с ним, а пока пойду к Роде спать, если что случится, то буди меня немедленно. Все поняла?

Да вы не беспокойтесь, все сделаю как надо Катерина Ивановна. Идите спокойно спать я присмотрю за барином.

Она, заламывая себе руки и глубоко дыша; а из головы никак не выходил разговор о расставании. Но собравшись с силами и мужеством пошла в детскую и там легла подле Роди, который еще не спал, а лежал, уткнувшись в стену.

Мама, а что с папой случилось? Почему он хочет уйти от нас? – Спросил он.

Давай спать сыночек мой дорогой, еще никто ни от кого не уходит. Завтра встанем и все прояснится. Сейчас же усни милый мой и пусть тебе приснится чудесный сон, чтобы ты забыл, что сегодня произошло дурное событие.

Закат императора Александра II

Вернемся к Коронации. Генерал Михаил Горчаков, который должен был принести Александру II шарообразную державу, от духоты лишился чувств. Одна из регалий покатилась по полу, в соборе наблюдающие за церемонией в страхе притихли все молча сочли это за дурной знак. А Государь, не обращая ни на кого внимания произнес: «Главное, чтобы на полях сражений спокойно стоял».

Еще одно дурное событие произошло, когда для Императрицы изготовили специальную корону, которую фрейлины должны были прикрепить бриллиантовыми заколками. Когда это сделали, государыня попыталась пройтись с короной на голове, но регалия вдруг слетела и покатилась к ногам одной из приближенной. Все сразу зашептались: «Будет в царской семье посторонняя женщина». Так оно и случилось – через десять лет у Императора появилась постоянная любовница, Екатерина Долгорукая. Род Долгоруких всегда приносил несчастье дому Романовых и этот случай не был исключением. Через десять лет после коронации случилось страшное событие – первое в истории Российской Империи покушение на Помазанника Божьего.

Это произошло дня четвертого, апреля месяца, в четвертом часу после полудня. Император Александр II гулял в Летнем саду со своими племянниками: тринадцатилетним Николаем – герцогом Лейхтербергским и пятнадцатилетней Машей – принцессой Баденской. Это были дети его сестры Великой княжны Марии Николаевны – герцогини Лейхтербергская. Они были рождены ею от первого брака от герцога Максимилианом Лейхтербергским, младшим сыном Евгения Богарне и внуком императрицы Жезофины. Но ее супруг долго не прожил. У овдовевшей Марии Николаевны тут же начался бурный роман с графом Григорием Александровичем Строгановым закончившийся тайным венчанием. Если бы об этом узнал Николай I, то вероятнее всего ее бы отправили в монастырь, а его сослали бы на Кавказ, а так дотерпев до смерти отца она снискала благоволения своего брата, который признавал совершенный ею брак законным особым Актом, подписанный Александром II и императрицей Александрой Фёдоровной 12 сентября 1856 года в Москве. В нем говорилось: «Как вторый брачный союз Великой Княгини МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ, хотя получающей ныне по воле НАШЕЙ, силу законного, должна однакоже оставаться без гласности, то ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО обязывается каждый раз, в случае беременности, удаляться на время родов, от столиц и других мест пребывания ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии.

Граф Григорий Строганов может иметь помещение в Санкт-Петербургском и загородных Дворцах Великой Княгини МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ, но не иначе, как по званию причисленнаго ко Двору ЕЯ, ни в фамильных, ни в иных собраниях Дома или Двора НАШЕГОЮ, а равно и ни в каком публичном месте, и вообще пред свидетелями. Прогулки с Великой Княгинею запросто он может дозволять себе только в собственных садах ЕЯ ВЫСОЧЕСТВА: Санкт-Петербургском и Сергиевском, но отнюдь не в Петергофском, и других ИМПЕРАТОРСКИХ, где они могли бы встречаться с гуляющими, или проезжающими и проходящими».