Волшебница на грани

— Вы хотите вернуться домой? — спросил он.

Я улыбнулась. В моей жизни была ипотечная студия в человейнике, маленький офис, похожий на магазин с аляповатым хламом, и клиентки, слишком глупые, чтобы посмотреть на себя со стороны. Мне давно было некуда и не к кому возвращаться, и я поняла это только сейчас.

— Потом, — ответила я. — Мы вернем вам корону, а там решим все остальное.

Генрих по-прежнему держал меня за руку, и мне впервые за долгое время не было неприятно от того, что кто-то прикасался ко мне. Его пальцы были теплыми, а пожатие — дружеским.

— Вряд ли Андерс думал, что вы освободите меня, когда вытаскивал вас в наш мир, — заметил Генрих.

— Иногда получается лучше, чем задумываешь, — сказала я. — Хорошо здесь, правда?

Уже успело стемнеть, и на набережной зажглись изящные золотые фонари. В их свете гуляющие казались привидениями или ожившими картинками в книге сказок.

Я вдруг подумала, что меня сейчас ищут. Не потому, что кто-то волнуется обо мне. Просто за ипотеку нужно платить, а клиенткам требуются очередные привороты.

— Очень хорошо, — согласился Генрих. — Как вы, кстати, переносите морские путешествия? Не укачивает?

— Вроде бы нет. Но я всего один раз каталась на яхте.

Снова вспомнилось наше с Игорем лето в Испании и отдых на большой яхте. Игорь фотографировал меня и повторял, что я его русалка. Интересно, удалил ли он те снимки, или они так и лежат в одной из папок в его ноутбуке?

Какая теперь разница? Игорь выбросил меня из головы и жизни. Я сделала то же самое. А сегодня вдруг вспомнилось…

Некоторые занозы сидят в нас глубже, чем мы думаем.

— Тогда завтра мы уплываем в Саалинский халифат, — сказал Генрих. — Там одна из штаб-квартир марвинцев. Правда, вам в тех краях придется закрывать лицо и волосы.

Я понимающе кивнула.

— Ну что же делать, потерплю. Кстати, почему?

— Там считается, что женщина с открытым лицом может наслать порчу, — со смехом сообщил Генрих. Я улыбнулась в ответ.

— Что ж, я ведь волшебница, мне положено, — сказала я и, помолчав, добавила: — Знаете, Генрих, я рада, что мы встретились.

Его рука сильнее сжала мои пальцы.

— А я-то как рад, — произнес Генрих, и в его глазах проплыли теплые сиреневые огни. — Вы даже не представляете.

Глава 3

Я переоценила свой организм. Когда отец Лукас привез нас в порт и вручил паспорта, то с определенным недоверием поинтересовался:

— Вы правда считаете, что все будет хорошо? Может, дирижабль?

Я заглянула в свои документы, увидела, что они выписаны на имя Людмилы Закари, аланбергской дворянки, и беспечно сказала:

— Не волнуйтесь за меня, отец Лукас. Я справлюсь.

Он лишь вздохнул и недоверчиво покачал головой.

Но короткая прогулка на удобной современной яхте оказалась совсем не то же самое, что долгое морское путешествие на пароходе. Меня стало тошнить сразу же, как только мы вышли из порта.

Наша каюта первого класса была на верхней палубе, и здесь было достаточно свежо, чтобы я не теряла сознание и все-таки держалась на ногах. На мое счастье мы были единственными пассажирами на этом уровне, и очаровательной зелени моего лица не видел никто, кроме команды.

— Как вы? — спросил Генрих. Я сидела в кресле, вытянув ноги, мир плыл передо мной, а желудок переворачивался. Даже Среднеземельное море, наполненное всеми оттенками синего и сиреневого, казалось мне болотом.

— Отвратительно, — призналась я и едва не расплакалась. — Генрих, это невыносимо!

— Может, приляжете? — предложил Генрих, и я видела, что он искренне жалеет меня. Игорь в такой ситуации нудел бы о том, что я все порчу, как обычно, что я неисправима, и зачем он вообще со мной связался.

И почему я вдруг их сравниваю? Это не к добру. Это точно не приведет ни к чему хорошему.

— Лучше не стоит, — всхлипнула я. Желудок снова принялся плясать, и слабость накатила такая, что я вцепилась в подлокотники кресла. На палубе показался официант в белом: нес большой поднос с бутылкой вина, бокалами и разноцветными фруктами, похожими на лампочки. Самые настоящие лампочки, с колбой и зеленоватым цоколем! Я удивилась так, что на мгновение тошнота отступила.

— Выпить я вам не предлагаю, — сказал Генрих, усаживаясь рядом со мной, — а вот варвалинская груша помогает при укачивании. Ну-ка, попробуйте!

Я послушно отправила в рот полупрозрачный кисловатый ломтик и вскоре обнаружила, что мне становится легче. Не до того, чтобы наслаждаться морским путешествием, конечно, но теперь я хотя бы видела мир без полуобморочного марева перед глазами.

— Вы волшебник, — выдохнула я, и Генрих протянул мне еще один ломтик. — Вы спасли мне жизнь!

— Право же, это мелочи, Людмила, — заметил он и сделал глоток из своего бокала. — Джентльмен должен заботиться о своей даме.

Я откинулась на спинку кресла и устало прикрыла глаза.

— Несколько дней назад я внесла очередной платеж по ипотеке, — устало сообщила я. — А сегодня у меня должна быть клиентка из администрации города, ей хочется приворожить начальника. И вот я в другом мире, прыгаю через зеркала и плыву на пароходе в компании настоящего принца. Странно, правда?

Кругом не было ничего, кроме синевы неба и таинственной глубокой тьмы моря. Наконец-то я смогла их рассмотреть. Генрих улыбнулся.

— Это, скорее, непривычно. Но вы, кстати, очень хорошо справляетесь.

— Честно говоря, я боюсь, — призналась я. — Боюсь, что сошла с ума, и все это мне мерещится.

Генрих пожал плечами.

— Тогда лучше не бояться, а принимать все, как есть. Вы ведь пока ничего не можете изменить и вернуть, как было? Вот и не огорчайтесь. Просто живите, — он вдруг нахмурился и с искренним удивлением сообщил: — Знаете, я и представить не мог, что меня освободит женщина, которую вытащили из другого мира, чтобы она убила моего отца.

Некоторое время мы молчали. Над кораблем пролетела огромная белая птица, какой-нибудь здешний родственник земного альбатроса. Я отщипнула ягодку того, что напоминало виноград, но было ярко-оранжевого цвета, отправила в рот.

Виноград.

— Я соболезную, Генрих. Это тяжело.

Он усмехнулся. Одним глотком выпил вино и налил еще.

— Мы никогда не были особенными друзьями, — сказал он. — У отца всегда было множество других забот. Дела государства, фаворитки, охота и все в том же духе. Я не слишком много потерял с его смертью. Мы слишком мало знали друг друга.

— Тогда я не удивляюсь, что за четыре года он не понял, что с вами что-то не так, — сказала я. Генрих лишь рукой махнул.

— Вместо меня могли бы поставить мешок с мукой, — произнес он, — и то отец вряд ли бы понял, что тут что-то не так.

Груша действительно помогла. Съев еще один ломтик, я окончательно ожила.

— Интересно, что все-таки у вас могут попросить марвинцы, — задумчиво сказала я. Генрих пожал плечами.

— С учетом того, что я теперь полный нелегал с подложными документами от отца Лукаса, это может быть все, что угодно. Например, найти кого-нибудь. Или убить.

— Они же просто аналитическое агентство, — удивилась я. — Зачем им кого-то убивать?

— Вы не представляете, Людмила, насколько тонкая штука местная аналитика, — ответил Генрих. — Иногда какой-то из ее разделов требует убийства.

— Что ж! — ободряюще улыбнулась я. Хотелось верить, что я сейчас выгляжу не слишком страшной. — Тогда я буду подавать вам патроны. А там мы вернем вам корону, даже не сомневаюсь.

Так мы и плыли дальше, разговаривая обо всем и ни о чем и уничтожая запасы варвалинской груши. И на следующий день на горизонте показалась туманная полоска земли — Саалинский халифат.

В шляпке с вуалью, которую перед нашим отправлением принесла одна из помощниц отца Лукаса, была прорезь для глаз. Я пожалела, что в таможенном отделении нет зеркала, дотронулась было до вуали, и смуглый таможенник в белом одеянии, напоминавшем ночную рубашку с красной вышивкой по вороту, тотчас же воскликнул, растягивая гласные: