Дорогая Альма

– Погоди, Микола. – Пирогов, успокаивая, взял его под руку. – Не горячись. Это пани доктор. Она немцев не приведет. Она поможет.

– Вот размахався, таки и зашибет – не заметит, – жалобно произнесла Пелагея.

– Пани дохтур? – недоверчиво переспросил Микола. – Гляди, Иванка. Вон в селе говорять, скоро каратели нагрянут. Все будут жечь огнем. Разозлили сильно их прикордонники с псами, что их солдат покусали. Бабы сказывают, народ в лес повалил, со всем скарбом, со скотом, даже с псами дворовыми. Боятся…

– А ты почем знаешь? – недоверчиво спросила Пелагея. – Неужто в село сбегал?

– Нет, куды мне! – Микола махнул рукой. – Сама знаешь, каков я бегун. Наталка, почтальонша на ручей за водой прибегала. Ни, в дом я не пускал ее, – сообщил он быстро, заметив, как жена нахмурилась. – Какие теперь гости? Так, наболтала на крыльце и дальше побегла.

– Иван Петрович, спросите, что с раненой, жива ли? – озабоченно сказала Маренн. – Времени мало.

– А что раненая твоя, Микола, не опоздали мы? – спросил Пирогов вполголоса.

– Зараз салоп принесу. – Пелагея кинулась в сарай напротив дома. – Не королевичный, знамо дило, да какой есть. Не знесудьте.

– Благодарю, – кивнула Маренн. – Мне подойдет любое.

– Живий, – подтвердил Микола. – Раны ей водой из источника промываю, на том и держится. Щени ейные тоже в здравии. Просыпалися, я им еще молока дал, так и спят.

– Вота пани, прошу.

Пегалея поспешно вернулась к крыльцу, держа в руках широкий войлочный жакет с ярко-красной вышивкой на груди.

– Пидходить?

– Да, вполне, – кивнула Маренн, хотя сама едва не утонула в одеянии. «Но это только на короткое время», – подумала она.

– Ну, веди, Микола, веди, – торопил лесника Пирогов.

– Прошу, прошу. – Тот прихрамывая, распахнул дверь. Маренн сразу почувствовала запах сушеных трав, недавно испеченного хлеба. Пирогов вошел первым. Маренн – за ним. Горница была чистой, справа виднелась белая печь с лежанкой, у стены скамейка, у окна стол, покрытый скатертью с вышивкой. На полках аккуратно расставлена глиняная посуда. В красном углу иконы, покрытые рушником, с зажженными перед ними свечками.

– Вот она, страдалица. Взгляните, пани доктур.

Пелагея подвела Маренн к скамье, на которой лежала молодая девушка в обмундировании Красной армии. Осторожно откинула одеяло.

– Вы присядьте, присядьте, фрау Сэтерлэнд. – Пирогов подставил деревянный табурет.

– Света надо больше. – Маренн открыла санитарный саквояж и, надев марлевую повязку на лицо, внимательно осмотрела девушку.

– Так электричества у нас нема. – Микола развел руками. – Лучину жжем, щепу.

– Иван Петрович, подержите фонарь. – Маренн достала из саквояжа круглый армейский фонарь с двумя батареями и, включив, передала Пирогову. – Так-то лучше. И еще один стул подвиньте, – попросила она. – Инструмент положить.

– Ну уж как и заслипит! – Старый лесник даже прищурился.

– Вот сюда светите, Иван Петрович, – попросила она. – Я скажу, мы вовремя успели. Еще пара часов, и процесс стал бы необратим. Вижу два поражения: сквозное в плечо, с вовлечением большого объема мышечной ткани, и слепое в брюшной полости. Пуля застряла внутри, ее надо срочно удалять, иначе развивается сепсис. Кроме того, сюда попали куски обмундирования, это тоже не улучшает положение. Иван Петрович, будете ассистировать, – обратилась она к Пирогову. – Сейчас я введу наркоз и начнем.

Маренн достала контейнер, в котором в спирту хранились шприцы, сделала укол. – Пока наркоз подействует, я обработаю плечо, – решила она. – Кроме того, сейчас надо поставить капельницу с физраствором, чтобы организм не обезвоживался. Фрау, подойдите, – попросила она Пелагею. – Будете держать бутылку. Но только держите ровно. Сейчас я установлю катетер.

– Таки як же так? – всплеснула руками Пелагея. – А неученая я.

– Держи, говорят тебе, – прикрикнул на нее муж, – и стой спокойно. А то все дергаешь, як кобыла, в стороны.

– Лесник сказал, в деревню придут каратели, – сообщил Пирогов, пока Маренн промывала рану девушки на плече. – Жители бегут в дубраву. Обещают всех пожечь из-за того, что помогали пограничникам здесь.

– Та ж Наталка сказала: вот таких, как она, – Микола показал на раненую, – полоненных видимо-невидимо за лесом в карьере собрали и охраняют там, без воды, без еды. Волчья яма место называется. Не сотни, тысячи. Цильная армия. И генералы с ними, все в одну кучу. Комиссаров расстреливают. Бабы здешние ходили, хотели им хоть хлебушка дать, так нет, всех автоматным огнем прогнали. Пекло адское, мрут люди, как мухи.

– Шо ж буде? – всхлипнула Пелагея.

– Держи ровно!

– Мои полномочия велики, Иван Петрович, – ответила Маренн, когда Пирогов перевел ей слова лесника, – но не безграничны. И касаются в основном медицинской части. На айнзацгруппы СС, а также отряды полиции я никакого влияния оказать не могу. К сожалению. Единственное, что я могу сделать, – добавила она, помолчав, – это сегодня же послать сообщение своему руководству в Берлин, что на этой территории находится целебный источник и усадьба Свирских может быть использована как санаторий для лечения солдат и офицеров СС. А это значит, что, скорее всего, айнзацгруппы обойдут это место стороной. Кому же будет приятно пить целебную воду на выжженном пустыре? Я это сделаю. Обещаю вам.

– Это уже много, фрау Сэтерлэнд. Это спасет людей здесь.

– Будем надеяться. – Маренн вздохнула. – Вот я удалила пулю. – Она бросила ее в контейнер для отходов вместе с окровавленным тампоном. – Сейчас все продезинфицирую, и наложу повязку. Физраствор надо, чтоб прошел до конца, вся бутылка, так что еще следует подождать. – Маренн посмотрела на часы. – Но времени немного есть. Я оставлю все необходимое для перевязок. Надо будет делать два раза в день. И обязательно промывать рану. Думаю, скоро фрейлейн придет в себя. Переведите, Иван Петрович, – попросила она.

– Усе, усе сделаем, не беспокойтесь! – затараторила радостно Пелагея и, отдав бутылку с физраствором мужу, забежала за печку. – Вже як благодарнии мы, фрау дохтур. Вот калачика сладкого возьмите, варенья яблочного, – суетилась она.

– Нет, нет, не надо ничего. – Маренн отказалась и наклонилась к саквояжу, собирая инструмент. Вдруг покрытая ссадинами рука раненой девушки коснулась ее плеча.

– Кто вы? Где я? – спросила она хрипло.

– У своих, не бойся, родная. – Забыв об угощениях, Пелагея подбежала к ней. – А это дохтур, – показала она на Маренн. – А там вот дитятки твои, щени в корзине, живы, здоровы, спят. – Пелагея метнулась назад к печке, схватила корзину и поднесла к раненой. Наклонив, показала три черные спинки с толстыми рыжими лапками и сложенными конвертиком ушками. – В безопасности ты. Никого не бойся. Все свои вокруг.

– Гера, Герц и Грэм. – Девушка протянула руку и погладила щенков. – Детки моей Неллы. Выжили. А что, кроме меня, – она запнулась, – кроме нас… Никто? Майор Лопатин? Сержант Ещенко? Женя? Женя Саломатин? Инструктор Неллы? – Ее воспаленные глаза с надеждой смотрели то на Пелагею, то на Пирогова. – Никто?

– Знаете ли, нам ничего толком не известно, – осторожно ответил Пирогов. – Вас нашла вот эта женщина, – он указал на Пелагею, – во дворе дома сегодня ночью. Вас с тремя щенками в сумке. Больше мы никого не видели. Может быть, вы скажете, как вас зовут, кто вы? – спросил он.

– Я старшина медицинской службы, ветеринар, – ответила девушка. – Варвара Солнцева. Если сомневаетесь, документ у меня в нагрудном кармане.

– Да нет, мы вовсе не сомневаемся…

– Я была прикомандирована к Львовской школе служебного собаководства, – продолжила она, облизнув запекшиеся губы. – Мы отступали от Ивано-Франковска почти месяц с боями. Без еды, без воды. Батальон пограничников и мы, школа служебного собаководства, тридцать инструкторов, два ветеринара и сто пятьдесят собак – овчарок. Собак нечем было кормить, даже думали отпустить их вовсе. Но как? Это же предательство. Всегда вместе. Сами недоедали, все им…Что люди по дороге принесут. Все надеялись, выйдем из окружения, пробьемся. Здесь, в селе, штаб бригады стоял. Когда немцы появились, приказано было прикрыть отход. А у нас уже почти весь боезапас истрачен, гранат нет. Пока еще было чем, отбивались. Я с собаками в роще находилась. Они сидели тихо, ждали. Несмотря на обстрел. А потом чего уж ждать? Такая силища прет. Майор Лопатин приказал всем – врукопашную. Всем вместе, и людям и собакам… Все ринулись вперед. Я только уговорила его Неллу оставить, ведь у нее щенки… Только родились недавно. Но куда там! Нелла ринулась за инструктором в бой. Помню, я положила щенков в сумку и побежала за ней. – Она остановилась на мгновение, переведя дух. – Увидела Женьку, он запрыгнул на танк, там танкист немецкий до пояса высунулся. Так он его вытянул, свалились они, покатились по полю. Танкист этот Женьку прижал к земле, но тут Нелла впилась в него зубами. Тот закричал, Женьку отпустил на мгновение. А танк его прямо на Женьку пошел. Я видела, он отполз слегка, хотел увернуться, но когда понял, что не получится, Неллу схватил, закрыл собой, и танк прямо по нему проехал. – Голос Вари задрожал, по щеке покатилась слеза. – Я бежала к ним, но потом резкая боль в плече остановила меня – пуля попала. Потом еще – в живот. В глазах потемнело, я упала и дальше ползла. Сумку тянула за собой. Все думала, как теперь щенков спасти. Сама не знала, живы ли мальцы мои. Но потрогаю, вроде внутри, вроде не потерялись. Ползла, сколько сил хватило. Когда стемнело, вот хату увидела. Тут и померкло все перед глазами окончательно. Ничего больше не помню.