Страница 3 из 32
Дирк привычно оглядел строй, определяя, все ли на месте, хоть и знал, что все. Толль, Юнгер, Лемм, Классен, Штейн, Фриш… Взгляд выхватывал знакомые лица из шеренг, быстро, как затвор выхватывает патроны из снаряженной пулеметной ленты. Впрочем, сейчас они все были похожи друг на друга, бледные лица выделялись на фоне темно-серого форменного сукна.
На левом фланге выстроились штальзарги Кейзерлинга, тонны неподвижной вороненой стали. Они походили на замершие перед началом шахматной партии фигуры, отлитые в готическом стиле. Их перевозили по трое в грузовике, слишком уж тяжелы, и выгрузка их проходила медленнее всего. Огромные тела шлепались в грязь тяжело, как неразорвавшиеся снаряды. Грязь разлеталась далеко в стороны под их ногами, больше похожими на лапы. Штальзарги всегда выглядели зловеще, вот и сейчас Дирк мысленно поежился, представив на мгновение, что испытал бы француз, окажись сейчас на его месте и встреть взгляд бездонных провалов-глазниц в глухих заваренных забралах… Кейзерлинг, командир отделения штальзаргов, неразборчиво что-то проворчал, и его молчаливые подчиненные образовали ровную линию, не нарушаемую даже случайным движением или вздохом.
За штальзаргами выстроилось пулеметное отделение Клейна. Сам Клейн, невысокий, кряжистый, похожий на пролежавшую многие годы на солнцепеке корягу и ставшую оттого совершенно каменной, отдавал команды быстро и четко, периодически снабжая их сочным траншейным ругательством для доходчивости. Ему редко требовалось более пятнадцати секунд, чтобы построить своих парней.
Вот и сейчас пулеметчики второго отделения стояли идеально ровным порядком, толстые стволы замерли над их головами, как пики древних германцев. Обычному человеку непросто было бы закинуть тяжелый «MG-08» за спину, как простую винтовку, но обычных людей здесь и не было. Взгляд Дирка привычно остановился на Кае Тиммермане, небрежно державшем на ремне чудовищный противотанковый пулемет, весивший куда больше него самого, помедлил секунду – и двинулся дальше.
В третьем отделении под руководством Тоттлебена тоже хватало примечательных лиц, на которых взгляд замирал, спотыкался.
Жареный Курт, выглядящий так, точно его выкопали из могилы час назад, здоровяк Лемм, сам огромный, как штальзарг, Франк Зиверс по кличке Шкуродер, Тихий Маркус… Единственное, что их роднило, кроме одинаковой формы без всяких знаков различия, – лица. Почти каждое было отмечено особой печатью, смысл которой был понятен наблюдательному человеку. У кого-то вместо глаза зиял затянутый бледной кожей и грубо зашитый провал, у другого недоставало носа, а на его месте виднелось лишь что-то бесформенное, сплющенное страшным ударом, или не хватало целого ряда зубов. Сам Тоттлебен, бледный и торжественный, как статуя, выглядел на этом фоне вполне естественно. Сетка шрамов, из-за которой его лицо было похоже на расчерченную карту, когда-то багровая, а теперь серая, как грязный лед, помогала ему сохранять непроницаемое выражение.
Четвертое отделение Мерца. И здесь сплошь старые знакомые. Ромберг, Эшман, похожий на голодного грифа Варга, вечно хмурый Мертвый Майор…
Глаза всего взвода были сейчас устремлены на него, Дирка, и, как всегда в такие моменты, ему показалось, что он заглянул в бесстрастное и равнодушное лицо мертвеца с огромными угольными глазами. Его заместитель, Карл-Йохан Бауэр, сейчас тоже был частью этого неподвижного строя, и даже денщик Шеффер занял в нем свое место. Цепь людей казалась выплавленной из тяжелого серого металла. И Дирк как никогда был уверен в прочности каждого ее звена.
– Взвод, внимание! – громко сказал он, выступая в центр. – Мы прибыли в расположение двести четырнадцатого полка. Сейчас мы торчим на виду у французов, и если нас еще не угостили из полевых «шнайдеров» и «пюто», так только потому, что им жалко тратить на вас снаряды. Немедленно приступить к маскировке. Грузовики и бронетранспортеры отвести в подлесок и закопать. Полный профиль. Забросать дерном и ветками. Ответственный – командир второго отделения ефрейтор Клейн. Срок на работу – два часа. Приступать немедленно. Ефрейтор Бауэр, ко мне. Остальные – приступить к работе!
– Вы уверены, что мы не ошиблись, господин унтер? – спросил Карл-Йохан, когда они остались вдвоем. – Это и верно четырнадцатый?
– Полагаю, что да. По крайней мере, больше некому. Тот парень у костра полностью рехнулся, так что нам придется найти кого-то другого, чтобы расспросить. В любом случае я не собираюсь торчать перед лягушатниками, как мишень в тире. Замаскируем автомобили – и можно будет разобраться, куда нас занесло.
– Я видел в бинокль офицера, который направлялся к нам. Думаю, он скоро здесь появится.
– Офицер?
– Кажется, лейтенант. Не разглядел точно. Он-то точно скажет, четырнадцатый это полк или нет.
– Вы правы, ефрейтор, подождем здешнего аборигена.
Офицера не пришлось долго ждать. Кто-то забарабанил по стальному боку «Мариенвагена», быстро и нетерпеливо.
– Эй! Кто такие? Где командир?
– Вот и он, – хмыкнул Карл-Йохан. – Быстро явился.
– Мы здесь! – крикнул Дирк. – Обойдите!
Офицер показался из-за броневика, и Дирк понял, что острый глаз Карла-Йохана не подвел его – это и в самом деле был пехотный лейтенант. Довольно молодой, как прикинул Дирк, лет двадцати пяти, едва ли больше. Но судя по тому, как он держался, и по тому, как скользнул по ним настороженным и внимательным взглядом, не отнимая руки от расстегнутой кобуры, он провел здесь не один день.
Особая фронтовая манера держаться сквозила в каждом его жесте, вне зависимости от того, поправлял ли он ремень или доставал портсигар. Он не выглядел стремительным или хищным, как представляют своих героев батальные романисты, напротив, в нем сквозила определенная неспешность, тщательно просчитанная медлительность. Но медлительность не беспомощная, а определенного свойства, сродни медлительности замершего на солнцепеке аллигатора.
Дирк оценил удобные короткие сапоги «аборигена», его тщательно подогнанное обмундирование, едва различимые знаки отличия и пришел к выводу, что тот хлебает фландрийский кисель не меньше полугода. Да, за такой срок может появиться фронтовая манера держаться.
– Кто такие? – требовательно повторил лейтенант, разглядывавший тем временем форму прибывших. – Что за часть?
Его замешательство, которое он старался скрыть за показной грубостью, было понятно – форма новоприбывших хоть и была пошита из обычного солдатского серого сукна, ни единой своей деталью не сообщала о том, к какой части относится отряд, а равно и к какому роду войск. Однако острый взгляд лейтенанта различил на форме Дирка знаки отличия унтер-офицера. И теперь лейтенант ждал ответа.
Дирк и Карл-Йохан отдали честь. Лейтенант вяло козырнул в ответ – видимо, он не относился к тем людям, которые чтут формальности на поле боя. А в том, что укрытое грязью поле может стать полем боя в считаные секунды, не сомневался никто из присутствующих.
– Третья штурмовая рота, – сказал Дирк, в свою очередь разглядывая гостя.
– Так это вы!.. Вы должны были прибыть четыре часа назад! Штабные телеграфисты едва не порвали все свои провода, разыскивая вас!
– Не сразу вас нашли, пришлось поплутать по округе… Эти проклятые снаряды изменили местность до того, что все германские карты уже бесполезны.
– Скоро придется менять и учебники географии, – буркнул лейтенант, с отвращением сбрасывая с подошвы жирный ломоть грязи, – раз уж не получилось с учебниками истории…
– Я готов был поклясться, что в трех километрах от вашего полка находится лес, но мы не заметили ничего подобного.
– Леса нет скоро уже как год, – неохотно ответил лейтенант. – Что пушки выкорчевали, что сгорело в феврале восемнадцатого… Однако я не могу понять, что за форма на вас. Вы не из семнадцатого батальона?
– Никак нет, господин лейтенант. 302-й батальон Чумного Легиона, штурмовая рота «Веселые Висельники».
Дирк часто видел, как неожиданно меняется человеческий взгляд. Как секунду назад блестевшие живые глаза, принадлежащие обычному человеку, вдруг мертвеют, покрываются изнутри тончайшей ледяной корочкой. А их хозяин, сохранивший на лице удивленное выражение, падает лицом в землю, и между пальцев у него течет что-то густое и темное.