Страница 15 из 16
Парадокс здесь, (если попытаться суммировать и обобщить), заключается в том, что человек на протяжении веков, когда с успехом, когда не очень, но всегда стремился к облегчению своей жизни. Но когда ему это удавалось максимально, очень быстро деградировал, и тем самым становился ещё более несчастным, чем до облегчения своего быта. Посмотрите в историю непредвзятым взглядом, и вы увидите всю трагедию не только войн, нищеты и разрушений природных и социальных, но и трагедию созидания, достатка и успокоения, – трагедию пресыщения! И становится очевидным, что то, к чему более всего стремится человек, на самом деле является главным его роком. То, что он считает раем, на самом деле является пенатами ада. Но он почти никогда не осознаёт этого, ему этого не дано, ни понять, ни почувствовать, он, словно оглушён пением дьявольских птиц рая.
Но в истории было немало отдельных личностей, у которых открылись глаза, они прозрели, и развернули все свои стремления в противоположную от облегчения жизни, сторону. И в подавляющем своём большинстве, они были философами. Диоген Синопский, Конфуций, Принц Сиддхартха.… Продолжить список можно, но не долго. Таких личностей в истории было не много. Но только они поняли, в чём на самом деле заключается истинное счастье человека. И что достаток, на самом деле разрушает и угнетает душу. Да, кто-то скажет, легко рассуждать об аскетизме и стремление к бедности богатому от рождения, вот если бы он был беден и не имущ с рождения, если бы житейские тягости давили его своей корявой рукой с самого детства, он бы выбрал совершенно иной вектор своих стремлений и убеждений. И это верно так. Человек действительно, как правило, стремится не к противному, но от противного. Ибо благосостояние и достаток ему не дано ощущать, как данность, ведь он не чувствует отсутствие боли, он чувствует лишь боль. Но именно поэтому, как отсутствие боли, так и отсутствие житейских тягот в жизни, на самом деле – глубоко отрицательны. Положительным здесь является именно боль, тяготы и ограниченность в достатке, заставляющие не только чувствовать жизнь во всей её полноте, но и стремится, хотеть, желать и добиваться…
Помимо прочего, вопрос скуки ещё никому не удавалось упразднить, как бы он не был богат и состоятелен. А скука является самой болезненной невзгодой человека, не ощущаемой ни одним другим животным на земле. И кто знает, чем на самом деле гоним человек, веками рискующий всем своим существом, и стремящийся к пенатам ада, думая всё время о рае…
Счастье раба.
Счастье «черни», ничем не отличается от счастья повелителей, по крайней мере, с точки зрения «черни». И в соответствии той относительности, для которой возможности бытия, подразумеваются именно этой возможностью, каждый ищет своё место, и находит его там, где способности его душевного и разумного пантеона черпают надежду, и возможность нести свой крест. Психология такова, что тот, кто обладает определённым психологическим менталитетом, удовлетворяется рамками возможностей этого менталитета, и в большинстве своём считает иной подход, и иной контекст для своего собственного существования, просто не возможным. Но существует иной вид «черни», для которой, кстати сказать, в истории отведено достаточно много места. И каждый, кто посмотрит пристальнее на реальность происходящего, сможет угадать этот вид, как во всех пластах нашей истории, так в современной действительности. И на самом деле этот вид «черни» всегда недоволен собственной участью, и в первую очередь не потому, что не удовлетворяется этой участью, но потому, что в силу своей врождённой глупости, как и чрезмерного пафоса и апломба полагает, что, обладая присущим ему менталитетом, всё же мог бы удовлетворятся участью благородного духа повелителей. И его бунт, его враждебность по отношению ко всему состоявшемуся и самодостаточному миру – не изживаемы. Ибо, независимо от того, сколько ему поставят на стол, и сколько предложат свобод, его генетически недовольное чрево всё равно будет искать причин для собственного недовольства, и он всегда будет смотреть на мир исподлобья с завистью и презрением, ибо никогда не простит ему своего исторического положения. Да, в истории случалось не раз, что так называемая «чернь» занимала лидирующее положение. Но это всегда быстро заканчивалось полной деградацией и развалом. И именно потому, что даже на троне «чернь» оставалась недовольным завистливым «уродцем-горбуном», и всегда искала во вне несправедливости к себе и своим соплеменникам, всегда искала виновных во вне, но не в себе самоё. И в своём антисозидательном порыве разрушала все устоявшиеся консоли, даже если эти консоли до того, сама и создавала.
Три основных правила, (выведенных мною на досуге), присущие повелителю, и не присущие «черни», определяют и наиболее ярко отражают суть непреодолимой пропасти между людьми этих различных условных сословных категорий. Первое, – «тебе никто ничего не должен, чтобы ты не делал…» Второе, – «я получу это в своё владение, даже если мне будет угрожать смерть…» Третье, – «Я строю окружающий мир под себя, а не подстраиваюсь под него…» Разумеется, к «черни» относится всё диаметрально противоположное.
Счастье раба, как бы это странно не звучало, зиждется на отсутствии кандалов. Тех внутренних кандалов присущих повелительным натурам, на которых стоит их пантеон, словно древний замок на своём фундаменте. Раб по призванию подсознательно ощущает своё малодушное счастье пресмыкающегося, и в первую очередь в отсутствии той ответственности, которую в силу крепости своего духа накладывает на себя настоящий повелитель. Ведь всякая сила, для того чтобы ей состоятся, ищет достойного сопротивления, берёт на себя тот груз, который способна нести и вступает в противостояние с теми врагами, которых способна победить. И всё для того, чтобы испытать то великое счастье преодоления, счастье победы над внешними, и главное внутренними врагами, к которым, к примеру, относит архаическую трусость, нерешительность, и всякую иную слабость присущую всякому человеку, независимо от его сословия и положения в обществе. Вопрос лишь масштаба, и той перспективы собственного воззрения, которой определяется собственно, сама возможность для внутреннего удовлетворения, и которым ранжируется всякая личность на этой земле.
Как бы не было грустно это осознавать, но большинство людей, в той или иной степени привержены именно счастью рабского политеса. Слабость вообще доминирует в обществе, и большинство не желает тех тяжких кандалов, кои вешает на себя повелитель. Ибо, взгляните не замасленным взглядом, большинство, при всём его желании иметь успех и богатство, всегда ищет для себя той работы, которая оградит его от необходимости напрягать ежедневно свои внутренние силы и мозги, (непременные условия для успеха и богатства), оградит его от того непредсказуемого жребия, в котором пребывает повелитель, от более тяжкого креста повелителя, у которого не бывает одинаковых дней, и который будучи окружённый, как правило, свитой, всё же ходит по лезвию ножа. Большинство обывателей стремится всегда отдать себя в рабство по выгодной цене. Большинство нашего социума, желает найти тёплое место в этом социуме, и получать тот вид счастья, в котором его удовлетворение заканчивается на возможности после вынужденного труда, получить свою дозу свободы и благополучия, и, хотя бы до утра чувствовать себя на лоне блаженного отдохновения. Но повелитель по своей крови, не ищет работы, но сам создаёт для себя эту работу. И его креативность на этом поле, порой достигает таких вершин, что возникает впечатление, что он вообще не работает, и что праздность его удел. Так выглядит работа повелителя собственной судьбы, с точки зрения внешнего рабского обывателя, знающего и признающего лишь ту работу, которая является принудительной, и которая не способна давать то наслаждение, о котором он подспудно мечтает, но которое не доступно ему, в силу его врождённого менталитета, его слабости и лености, – его инфантилизма. Он так же не признаёт за работу то возвышенное ремесло, которому отдаются всецело творческие натуры, и которым наслаждаются как величайшей ценностью на земле! Такова судьба третьего вида счастья, о котором не ведают ни рабы, ни повелители. Таково счастье возвышенного духа, счастье далёкое как от счастья раба, так и от счастья повелителя. Такая личность не желает ни раболепствовать, ни повелевать. И то и другое для него есть суть низшая форма бытия. Ему одинаково противны как внешние кандалы первого, так и внутренние второго. Такой дух стремится всегда к свободе высшего ранга – свободе вдохновенного.… Такова участь настоящего поэта, музыканта, или философа. Они создают вокруг себя «пустыню» и строят на песке оазисы, которые как рабам, так и повелителям представляются лишь миражами.