Страница 7 из 31
Я села на кровать и провела рукой по мягкому покрывалу из искусственного меха. В моей комнате не было ни одной дорогой вещи — мои опекуны не видели смысла радовать меня никакими вещами. Действительно, зачем слепой девушке уютное и мягкое покрывало на кровать?!
Я хотела рассмеяться, но вместо этого из горла вырвался всхлип, а глаза намокли от слез. Как же мне сейчас хотелось узнать какого цвета это покрывало! Какие оттенки в этом доме? Каким взглядом смотрел на меня хозяин этого дома?
В нем была жалость?
Конечно, жалость. Кто теперь посмотрит на меня с желанием... Или с любовью....
Я вытерла слезы и упала на покрывало, проведя пальцами по меху, наслаждаясь ощущениями — кожу будто нежно ласкали. Я развернулась и уткнулась лицом в покрывало, вдыхая приятный аромат луговых трав. В этом доме пахло совсем иначе, чем в нашем. В ароматы луга примешивался едва уловимый запах прогретого на солнце дерева и совершенно незнакомый аромат. Аромат хозяина дома.
Я вдохнула глубже и почувствовала спокойствие, которого не ощущала уже слишком давно. Хотелось завернуться в эти ароматы, раствориться в них и никуда не уходить ни из этой комнаты, ни из этого дома. И впервые мои глаза стали слипаться от усталости — хотелось спать. Я залезла под покрывало и стянула джинсы, а потом и толстовку. Укрылась по самые ушки и крепко заснула, так, как никогда не спала в своей комнате.
И что самое странное — меня совершенно не беспокоило то, что похоже люди, живущие на Волчьей улице не совсем и люди.
***
Степан и правда прибыл рано к завтраку. Огласил весь дом громким воплем и ворвался в мою, вернее, гостевую комнату, резко замерев около меня. Я успела натянуть джинсы, но вот толстовку — нет, так и осталась в черной простой майке.
— Вау! Какая красавица! — в лоб выпалил Степа и заржал, а я поняла, что глубоко заблуждалась по поводу развития десятилетних. Голос у мальчишки был звонкий, но я так и представила, какая шкодная у того мордаха. — Значит, вот почему Черный меня в «тюрьму» отправил. Чтобы вы тут шпили-вили...
Договорить ему не дал звонкий подзатыльник.
— Степан, а ну марш в ванную мыться. Потом придешь завтракать и познакомишься культурно со своим репетитором.
Мальчишка по-волчьи завыл, но послушно ушел — я услышала громкий стук двери в ванную, которая была совсем рядом с выделенной мне комнатой.
Ониксим отвел меня на кухню, галантно положив мою руку на свою. И там я помогла приготовить завтрак, смешивая омлет, аккуратно собирая бутерброды. Делала я это проворно и умело, привычными будничными жестами. Голод очень быстро заставляет адаптироваться, а мои опекуны (не хочу называть их родней) создавали видимость заботы только для моего адвоката, да соц.служб, которых он тайно отправлял к нам на проверки. Вот поэтому бутерброды я научилась собирать очень быстро.
Вскоре вернулся и маленький ураган. Сел с явным показным смирением, лишь чавканье доносилось с другого края стола.
— Степ, ты опозорить меня хочешь? — рыкнул на него недовольно Ониксим.
— Извините, — пристыженно ответил мальчишка и продолжил кушать без чавканья и посторонних звуков.
Когда хозяин дома налил всем чай, Степа решился задать вертящийся на языке вопрос:
— А почему мой репетитор в очках? Она что, слепая?
— Слепая, — ответила я и улыбнулась. Это раньше мне было страшно произнести это слово, что перечеркнуло всю мою жизнь. А сейчас... сейчас я уже привыкла. — Меня Ярослава зовут, а тебя?
— Степан. А как же ты меня проверять будешь?
Тут уже вмешался в разговор хозяин дома. Голос у него был низкий, с рычащими нотами, но все равно очень приятный:
— Яра с нами поживет. Будете друг за другом присматривать, пока меня нет. Справишься?
Степа только прыснул со смеху:
— Мне же не три годика, я уже взрослый.
— Взрослый он... — проворчал Оникисим. — Чтобы взрослым стать, надо Поступок совершить. А ты пока умеешь только одежду рвать, да котов пугать второй формой.
— Ничего я не рву, оно само, — обиженно промямлил Степка и вылез из-за стола. — И нечего мне волосы поправлять своей лапищей, я и сам могу причесаться. — Последнее он явно говорил для меня, чтобы я понимала, что они делают, когда я не слышу звуков. Значит, мальчик на самом деле добрый и заботливый, а вредничает только из упрямства перед своим опекуном.
Как же хорошо, что у Степы был такой зрелый и умный опекун. Почти отец.
— Угу, — немного устало подтвердил Оникисм и обратился ко мне: — Я в пять уже вернусь. Степан, ты ни шагу из дома. Занимаешься литературой.
— А что будет делать Ярослава? — проныл ребенок.
— Следить за тобой, — ответил грозно хозяин дома.
Когда машина Ониксима выехала за ворота, Степа подошел ко мне, взял за руку и тяжело вздохнул:
— Пошли в мою комнату, что ли. Будешь за мной «следить».
Я улыбнулась и сжала его руку в ответ, чтобы Степа отвел меня в свою комнату.
Там он меня усадил в удобное кресло, в котором оказалась книга, на которую я благополучно села, и почти сразу подскочила, чтобы достать предмет. Степа извинился, заметался по комнате, явно прибирая оставленные на полу вещи, а потом плюхнулся рядом со мной на кровать.
Он долго молчал, а я ощущала, как он меня разглядывает. Обычно я ужасно не любила, когда на меня так откровенно пялятся, но мальчик раздражения не вызывал.
— Могу повернуться в профиль, — пошутила я.
— Не надо, — буркнул он как-то виновато, но в голос все-таки добавил веселости, — я уже насмотрелся. Так ты, значит, зазноба нашего Черного. И давно вы вместе? Собака твоя вон как уже привыкла к нему.
— Ой, — вырвалось у меня, когда я осознала, что совершенно забыла о собственном псе со всеми этими событиями. Балбеска! — Где Джой? Он внизу? Я же его не покормила! — затараторила я, но Степа уверенно меня остановил, положив свою ладошку на мою руку.