Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 12

– Разминка обязательна, – серьезно сказал Тедди. Но Раффлс только посмеялся над ним.

– Они пустили вас в игру не для пробежек, друг мой, и я этими руками рисковать не собираюсь. Помните о всех пари, которые на вас заключены, и о всех пробежках, которые вы не должны дать сделать сопернику!

И Раффлс выдал дозу своего опиата еще до того, как пациент задал следующий вопрос; в следующую минуту он пожимал мне руку, а еще через минуту Раффлс уже гасил свет. Он исчез ненадолго, и я помню, как прижался к окну, чтобы случайно не услышать разговор из соседней комнаты. Ночь была бесподобна. Звездчатый купол над Олбани стал лишь немногим менее блестяще-синим, чем в тот час, когда я и Раффлс вернулись. Звуки движения с Пикадилли доносились до меня звонко, как в мороз. Вечер словно был полон игристого вина, а Божий день обещал быть полон нектара. Я все раздумывал, играл ли кто-нибудь раньше за Университет с таким грузом на душе, какой наш Гарланд унес в свои вынужденные сны, а еще – были ли у отягощенной подобным грузом души такие по-братски расположенные исповедники, как Раффлс и я сам.

Глава III. Военный совет

Раффлс все мурлыкал какой-то мотивчик, слишком изысканный, чтобы я узнал его, когда я наконец отвлекся от великолепия ночи. Складные двери были закрыты, и старые часы по одну сторону от них показывали почти полночь. Раффлс не стал прерывать ради меня мелодию, но указал на сифон с графином, и я пополнил свой стакан. У моего друга был такой же, что казалось довольно необычным, но он не просто сидел со стаканом – он казался слишком дерганым для этого; его внимание даже привлекли две картины, которые поменялись местами в его отсутствие, повинуясь чьей-то рачительной руке, две прекрасные копии Уоттса и Берн-Джонса от герра Хольера, которых Раффлс, на моей памяти, раньше и не замечал. Но казалось, что они должны висеть там, где он их повесил, и я впервые видел, чтобы они висели ровно. Книги также пострадали от чьей-то благонамеренности, но он оставил их, пожав плечами. Он исследовал справочники и сверялся в записях, так что немало минут пролетели в молчании. Но когда он тихонько прокрался во внутренний покой, подождав немного у распашных дверей, у его губ все лежала напряженная складка, а едва вернулся, захлопнув двери безо всякой заботы о тишине, то начал говорить, имея притом самый мрачный вид.

– Парень увяз в болоте поглубже, чем он думает. Но мы должны вытащить его вместе до начала матча. Это определенно зов судьбы, Банни!

– А ты сам думал, что это болото настолько глубокое? – спросил я, прикидывая содержание того разговора, который так старался не подслушать.

– Я бы не сказал, Банни, хотя мне не стоило рассчитывать на то, чтобы впутать его отца. Признаю, я кое-чего не понимаю. Они оба живут в потрясающем деревенском доме в черте Лондона, причем только вдвоем… Но я обещал Тедди не обращаться к его отцу за деньгами, так что вся эта болтовня без толку.

Вот о чем, они, оказывается, переговаривались за закрытыми дверями, однако меня удивило, как близко к сердцу воспринял дело Раффлс.

– Так ты решил раздобыть деньги еще где-то?

– …Причем до того, как он откроет глаза поутру.

– Так он уже заснул?

– Как застреленный, – промолвил Раффлс, падая в кресло, и задумчиво опустошив бокал, – да так и будет спать, пока мы его не разбудим. Рискованное дело, Банни, но я скажу тебе, что даже раскалывающаяся голова в начале матча – лучше, чем бессонная ночь перед ним; поверь, я все это испытал. Не удивлюсь, если он завтра сможет на поле больше обычного; у него это бывает, если он чувствует себя недостойным. Это проходит вместе с острой способностью увлекаться, об которую молодежь так часто режет глотки.

– Но что ты думаешь обо всем этом, Эй Джей?

– Дело не особенно хуже, чем я внушил ему.

– Но, кажется, ты не удивлен?

– Я давно не удивляюсь тому, на что способны даже лучшие из нас, и наоборот, конечно же. Известный богач может оказаться нищим, а честнейший малый притворяться прощелыгой; каждый из нас способен на все, черт возьми. Давай поблагодарим звезды за то, что Тедди решился действовать, как раз когда мы вернулись.

– Но почему этот момент так важен?

Раффлс достал недописанный чек, взглянул на него, покачал головой и кинул мне через стол.

– Ты видел когда-либо подобное жалкое ребячество? Разумеется, его задержали бы в банке, послав за полицией. Если захочешь поиграть с подделками, Банни, позволь мне дать тебе сперва хоть пару уроков.





– Но, Эй Джей, это ведь совершенно не твое ремесло!

– И я этим был грешен, раз ли два; это дело мне никогда, впрочем, не нравилось, – заявил Раффлс, посылая кружочки дыма, чтобы увенчать девушек с репродукции «Золотой лестницы», которые наконец получили надежную опору в виде вертикальной башни. – Нет, Банни, один-другой случайный отпуск от школьных занятий – вот и все мои подвиги на ниве подделок, да и те, признаться, вышли мне боком. Ты ведь помнишь, перед тем, как это случилось, я оставлял чековую книжку без присмотра? Шанс стать жертвой преступления вместо того, чтобы самому преступить закон – вот что по всем законам может обелить человека до конца жизни. Я, прости мне Господи, думал бы на кого-нибудь вроде старины Бэркло или ему подобного. И надо же, это оказался «друг, которому я душу вверил»! Ничего, конечно, я ему не вверял, Банни, но этого парня я просто люблю.

Невзирая на бескомпромиссность последнего утверждения, это был все тот же Раффлс, старина Раффлс, которого я знал лучше всех, откровенно-циничный, любитель дерзких цитат и развязных jeux d'esprit[1]. Этот Раффлс всегда был откровенен лишь наполовину, но поступал так, как предусматривалось другой половиной! Я парировал его сантименты, указав, что, согласно его собственному календарю, солнце взойдет в 3:51 – а ведь он собирался решить дело этой ночью. Раффлс только улыбнулся в мою сторону.

– Я помню об этом, Банни – заметил он. – Но ради этих денег только лишь один ларец достоин взлома, а наш мистер Шейлок – не та крепость, которую сам Цезарь мог бы взять ex itinere[2]. Здесь придется строить войско testudo[3] и тому подобное. Ты ведь помнишь, что я знаком с клиентом, Банни; я хотя бы заглядывал в его «походную палатку», если позволишь перейти от древних к современным аналогиям. И если уж его временный лагерь был настолько неприступен, как мне стало очевидно, то его постоянная резиденция – настоящий замок, вознесенный на высоком утесе!

– Расскажи мне поподробней об этом, Раффлс – попросил я, уставая от этого калейдоскопа метафор. Пусть упражняется в красноречивых намеках сколько угодно, пока на носу нет рискованной работы, и тогда я буду его счастливой и преданной аудиторией хоть бы и до самого утра. Но ради темного дела я хотел бы избегать словесных фейерверков и прибегнуть к надежному свету его интеллектуальной лампады. Увы, именно подобные моменты запускали эти пиротехнические представления у моего друга.

– О, я, безусловно, все тебе расскажу, – ответил Раффлс. – Но сейчас несколько грядущих часов важнее нескольких прошедших недель. Конечно, Шейлок для нас – очевидный источник денег; но зная обычаи наших единоплеменников, я думаю, что будет лучше для начала деньги занять, как добрым христианам и подобает.

– Но нам придется их выплачивать.

– Вот тогда и настанет психологически верный момент, чтобы опустошить «темнейшие ларцы нашего скряги» – если таковые у него есть. Но так мы выиграем время, чтобы найти их.

– Ведь он не держит контору открытой ночью, – возразил я.

– Однако он открывает ее в девять утра, – заметил Раффлс, – чтобы перехватить биржевого брокера, ту раннюю пташку, которая предпочитает кровопускание отсечению головы.

– Откуда эти сведения?

– От жены мистера Шейлока.

1

Колких комментариев.

2

С марша, нахрапом.

3

Черепахой.