Страница 5 из 49
– Давай сюда и проваливай! Башку бы тебе расшибить за то, что спала в моей коробке.
Он отпустил ее голову, но кулак держал наготове. Несчастная копалась в торбе и непрестанно всхлипывала.
– Тут у меня кое-что есть, – бормотала она, – где-то тут…
– Выкладывай давай, – он подтолкнул ее ладонью, – и тогда, может, я не надеру тебе задницу.
Ее рука нащупала то, что искала.
– Нашла, – сказала она. – Ага, вот оно.
– Ну, давай сюда!
– Хорошо.
Всхлипывания прекратились, и голос ее стал тверд, как металл. Незаметным плавным движением она вытащила бритву, со щелчком раскрыла ее и, взмахнув, полоснула по голой руке бородатого.
Из раны струей брызнула кровь. Лицо мужчины побледнело. Он схватился за запястье, рот его округлился, и раздался вскрик, похожий на подавленный кошачий вой.
Бродяжка тут же вскочила и, держа перед собой холщовую сумку как щит, снова замахнулась лезвием на обоих мужиков, которые повалились друг на друга, поскользнувшись на захламленной мостовой. Бородатый, по руке которого струилась кровь, поднялся и двинулся на нее, вооружившись деревяшкой с торчащими ржавыми гвоздями. Глаза его сверкали яростью.
– Я тебе покажу! – вопил он. – Я тебе сейчас покажу!
Он кинулся на нее, но она пригнулась и опять ударила его бритвой. Он отпрянул и замер, тупо уставившись на струйку крови, стекавшую по его груди.
Сестра Жуть не медлила: повернулась и побежала. Поскользнулась в гнилой луже, но удержала равновесие. За ее спиной раздавались крики.
– Я тебя поймаю! – угрожал бородатый. – Подожди, я найду тебя! Стой!
Она не стала его ждать и кинулась наутек, шлепая кедами по мостовой. Достигнув барьера из тысяч драных мусорных мешков, она перебралась через него, на ходу подняв и засунув в сумку несколько интересных вещей вроде треснутого шейкера и размокшего экземпляра «Нэшнл джиографик». Уже недосягаемая для преследователей, она все же продолжала идти. Ее дыхание болезненно отдавалось в легких, все тело дрожало.
«Они были близко, – думала она. – Демоны чуть не схватили меня. Но, слава Иисусу, все обошлось, и когда Он прилетит на своей летающей тарелке с планеты Юпитер, я буду там, на золотом берегу, целовать Ему руки».
На углу Тридцать восьмой и Седьмой авеню она остановилась, стараясь отдышаться и глядя, как поток машин проносится мимо, будто охваченное паникой стадо. Желтое марево помойных испарений и автомобильных выхлопов стояло в воздухе, как дымка над заболачивающимся прудом, влажный пар действовал на Сестру Жуть угнетающе. Капли пота проступали на лбу и стекали по щекам, одежда промокла. Бедняжке так недоставало дезодоранта, но остатки «Секрета» закончились. Оглядывая лица незнакомцев, окрашенные сиянием неона в цвет сырого мяса, она не знала, куда идет, и едва ли понимала, где была. Но осознавала, что не может торчать на этом углу до утра, – стоять под открытым небом значило привлекать дьявольские рентгеновские лучи, бьющие по голове с целью выковырять твой мозг. Она пошла на север, в сторону Центрального парка. Голова ее тряслась в такт шагам, плечи понуро опустились.
Ей никак не удавалось успокоиться после стычки с двумя безбожниками, которые хотели ее ограбить.
«Кругом грех! – думала она. – На земле, в воде и в воздухе – мерзкий, черный, злой грех!»
Он читался и на лицах прохожих. О да! Видно было, как грех наползает на них, словно капюшоном закрывая им глаза и заставляя рты хитро кривиться. Этот мир и демоны делают простых людей безумцами, она это знала. Никогда раньше бесы не работали так усердно и не проявляли такую жадность до невинных душ.
В ее памяти всплыло волшебное местечко на пути к Пятой авеню, и глубокие морщины тревоги смягчились. Она часто ходила туда любоваться изящными вещицами в витринах. Они обладали властью успокаивать ее душу. Охрана у двери не позволяла ей войти, но бродяжка довольствовалась тем, что просто стояла снаружи и смотрела. Ей припомнился выставленный там однажды стеклянный ангел – впечатляющая фигура: длинные волосы откинуты назад и подобны блестящему огню, крылья готовы отделиться от сильного стройного тела, а на прекрасном лице сияют многоцветными чудесными огоньками глаза. Целый месяц Сестра Жуть ежедневно ходила созерцать ангела, пока его не заменили стеклянным китом, который выпрыгивал из бурного сине-зеленого моря. Конечно, на Пятой авеню имелись и другие места с сокровищами, и женщина знала их названия: «Сакс», «Фортунофф», «Картье», «Гуччи», «Тиффани». Но ее тянуло к статуэткам в витрине магазина хрусталя Штойбена, к волшебному месту мечтаний, успокаивающих душу, где шелковистое сияние полированного стекла под мягким светом заставляло ее думать, как прекрасно должно быть на небесах.
Что-то вернуло ее к реальности. Она заморгала от яркого, кричащего неона. Надпись рядом гласила: «Девушки! Живые девушки!»
«Как будто мужчинам нужны мертвые девушки», – удивленно подумала она.
Киноафиша зазывала: «Рожденный стоя». Надписи выскакивали из каждого углубления и дверного проема: «Порножурналы!», «Сексуальная помощь!», «Кабина для желающих быстро разбогатеть!», «Оружие боевых искусств!» Из дверей бара доносился грохот басов. Его дополняли другие бессвязные ритмы, извергаясь из громкоговорителей, установленных вдоль шеренги книжных лавочек, баров, стриптиз-шоу и порнотеатров. В половине двенадцатого ночи Сорок вторая улица около Таймс-сквер представляла парад человеческих страстей.
Юный латиноамериканец, подняв руки, заманивал:
– Кокаин! Опиум! Крэк! Прямо здесь!
Неподалеку конкурирующий продавец наркотиков распахнул пальто, чтобы показать прицепленные к подкладке пластиковые мешочки, и вопил:
– Только вдохните – и полетите! Дышите блаженством – почти задарма!
Другие торговцы кричали вслед автомашинам, которые медленно проезжали вдоль Сорок второй. Девушки в топах, джинсах, брючках в обтяжку или кожаных лосинах стояли у двери каждой книжной лавочки и кинотеатрика и соблазняющими знаками предлагали тем, кто за рулем, сбавить скорость. Некоторые уступали, и Сестра Жуть наблюдала, как юные девчонки уносились в ночь с незнакомцами. Шум почти оглушал. А через улицу на тротуаре перед «пип-шоу» сцепились двое молодых черных парней. Зеваки окружили их кольцом, смеялись и подзадоривали на более серьезную драку. Возбуждающий аромат гашиша плавал в воздухе – фимиам убежища от жизни.
– Кнопочные выкидные ножички! – горланил еще один продавец. – Кому ножички!
Сестра Жуть продолжала идти. Ее взгляд устало скользил с одного на другое. Она знала эту улицу, это пристанище демонов. Много раз она приходила сюда проповедовать. Но ее поучения никогда не имели действия, голос тонул в громе музыки и криках торговцев.
Она споткнулась о тело негра, распростертое на мостовой. Глаза его были открыты, из ноздрей натекла лужица крови.
Ослепленная неоновым светом, Сестра Жуть все шла, натыкаясь на людей. Ее отталкивали с бранью. Она увещевала:
– Спасайте свои души! Конец близок! Бог милостив!
Но никто, казалось, не замечал ее. Она вклинилась в месиво тел и внезапно лицом к лицу столкнулась со сгорбленным стариком в испачканной на груди рубахе. Он обругал ее, вцепился в сумку, выхватил несколько вещей и убежал прежде, чем она смогла хорошенько треснуть его.
– Чтоб тебе сгореть в аду, сукин сын! – крикнула она.
Но вдруг ее прошила волна леденящего страха, и она вздрогнула.
На миг ей показалось, что на нее летит товарный поезд. Она не увидела, как ее сшибает, просто почувствовала это. Жесткое костлявое плечо швырнуло ее на проезжую часть с такой легкостью, будто ее тело превратилось в соломинку. И в ту же секунду в мозгу возникла яркая картина: гора растерзанных, обугленных кукол. Нет, не кукол – она осознала это, как только ее бросило на мостовую: у кукол не бывает внутренностей, вылезающих сквозь ребра, не бывает мозгов, вытекающих из ушей, не бывает зубов, которые торчат в застывших гримасах. Сестра Жуть зацепилась ногой за каменный бордюр и упала. Такси вильнуло, чтобы не наехать на нее, водитель кричал и давил на гудок. Женщина оказалась цела, только от падения свело судорогой больной бок. Она с трудом поднялась на ноги, желая узнать, кто же так сильно ударил ее, но никто не обращал на нее никакого внимания. Несчастная застучала зубами от холода, охватившего ее, несмотря на духоту жаркой полночи. Она пощупала рукой плечо, там, куда этот подонок толкнул ее и где, она знала, будет черный синяк.