Лебединая песнь

Хатчинс почувствовал на плече слезы Сван, а когда захотел погладить ее по голове, его пальцы нащупали волдыри и щетинку вместо волос. И он попросил Бога: если им суждено умереть, пусть малышка умрет первой, чтобы не оставаться одной с покойниками.

Девочка выплакалась. Она в последний раз всхлипнула и обессиленно прислонилась к плечу Джоша.

– Сван, – сказал он, – я хочу, чтобы ты какое-то время посидела тут и не двигалась. Послушайся меня.

Она не отвечала. Наконец кивнула. Джош усадил ее рядом, взял лопату и топор. Он решил выкопать яму как можно дальше от угла, где лежала Сван, и стал отбрасывать солому, битое стекло и расщепленное дерево.

Его правая рука коснулась чего-то металлического, зарытого в рыхлой земле, и он сначала подумал, что это еще одна банка, которую нужно положить к другим.

Но это было нечто иное – узкий длинный цилиндр. Джош взял его обеими руками и ощупал.

«Нет, это не консервы, – подумал он. – Нет, не банка. Боже мой, Иисусе!»

Это был фонарик, и, судя по весу, с батарейками! Большим пальцем Джош нашел кнопку. Но не решался нажать ее. Потом он закрыл глаза и прошептал:

– Пожалуйста, пожалуйста. Пусть он еще работает. Пожалуйста.

Он сделал глубокий вдох и нажал выключатель. Ничего не изменилось, на его закрытых веках не появилось ощущения света. Джош открыл глаза и увидел темноту. Фонарик был бесполезен.

На мгновение борцу захотелось смеяться, но потом его лицо исказилось от гнева, и он крикнул:

– Черт бы тебя побрал!

Он уже отвел руку назад, чтобы разбить фонарь о стену, но в эту самую секунду лампочка вдруг мигнула и засветилась слабым желтым огоньком, однако Джошу он показался ярчайшим, чудеснейшим светом. Огонек этот чуть не ослепил его, но затем мигнул и снова погас.

Хатчинс яростно затряс фонарик. Свет глумился над ним, то вспыхивая, то угасая. Тогда Джош просунул два пальца под треснувшую пластмассовую линзу к крошечной лампочке. Осторожно, дрожащими пальцами он слегка повернул ее по часовой стрелке. На этот раз свет остался: смутный, мерцающий, но настоящий.

Джош опустил голову и заплакал.

Глава 22

Лето сгинуло

Ночь застала их на Коммунипо-авеню, в развалинах Джерси-Сити, восточнее Ньюаркского залива. Внутри здания без крыши они нашли горевший на обломках костер, и Сестра решила, что здесь они сделают привал. Стены защищали от ледяного ветра, и вокруг было много горючего материала, чтобы поддерживать огонь до утра. Они сгрудились вокруг костра, потому что уже в шести футах от него было как в морозильнике.

Бет Фелпс протянула руки к языкам пламени:

– Боже, как холодно! Почему так холодно? Ведь еще июль!

– Я не ученый, – отважился высказаться Арти, сидевший между нею и латиноамериканкой, – но, думаю, взрывы подняли в воздух тучи пыли и мусора, и из-за этого с атмосферой что-то произошло – отражение солнечного света или нечто в этом роде.

– Я никогда… никогда раньше так не мерзла! – Зубы у Бет стучали. – Я просто не могу согреться!

– Лето сгинуло, – сказала Сестра, роясь в сумке. – Наверное, его долго теперь не будет.

Она вытащила ломтики ветчины, намокшие остатки хлеба и две банки анчоусов. В ее сумке, заметно пострадавшей от воды, находились и другие вещи, найденные сегодня: небольшой алюминиевый котелок с черной пластмассовой ручкой, маленький ножик с зазубренным лезвием, банка растворимого кофе и толстая садовая перчатка без двух сгоревших пальцев. На дне лежало стеклянное кольцо, которое Сестра не вынимала, не трогала с того момента, как они выбрались из туннеля. Она берегла это сокровище на будущее, чтобы рассматривать его и касаться потом, как самый лакомый кусочек, оставленный напоследок.

Никто из них не заговаривал о туннеле Холланда. Он казался ужасным кошмаром, который хотелось забыть. Но теперь Сестра чувствовала, что стала сильнее. Им покорился туннель! Теперь они могли одолеть подобное препятствие и на следующую ночь, и на другой день.

– Берите хлеб, – сказала она им, – вот, ешьте с ветчиной.

Она жевала намокший кусок хлеба и наблюдала за латиноамериканкой.

– У тебя есть имя? – спросила Сестра.

Девушка смотрела на нее без интереса.

– Имя. – Сестра изобразила, что пишет пальцем в воздухе. – Как тебя зовут?

Латиноамериканка была занята тем, что рвала ломтик ветчины на маленькие, на один глоток, кусочки.

– Может, она чокнутая? – сказал Арти. – Вдруг она свихнулась, когда ребенок умер? Как вы думаете, такое может быть?

– Может, – согласилась Сестра и проглотила хлеб с привкусом пепла.

– Наверное, она пуэрториканка, – гадала Бет. – Я собиралась заняться изучением испанского в колледже, но потом выбрала музыку.

– А что ты… – Арти запнулся, и слабая улыбка коснулась его губ. – Чем вы зарабатывали на жизнь, Бет?

– Служила секретарем в компании «Хольмхаузер» по электроснабжению и обслуживанию водопроводных сетей. Это на Одиннадцатой Западной: третий этаж, угловой офис. Здание Броуорд. Я ассистент мистера Олдена, вице-президента. Я имею в виду… он был вице-президентом…

Она помолчала, пытаясь вспомнить.

– У мистера Олдена болела голова. Он попросил меня сходить через улицу в аптеку и купить ему бутылочку экседрина. Я помню… стояла на углу Одиннадцатой и Пятой, ждала зеленый. Симпатичный парень спросил, не знаю ли я, где суши-бар. Я сказала, что не знаю. Светофор переключился, и все стали переходить улицу. Но мне хотелось продолжить разговор с парнем, потому что он, по правде говоря, был очень милым и… Я встречала не много парней, с кем хотелось бы погулять. Мы уже наполовину перешли, он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Меня зовут Кит. А вас?»

Бет грустно улыбнулась и покачала головой:

– Я не успела ему ответить. Помню громкий ревущий звук. По-моему, волна жара просто сбила меня с ног. Потом… Кажется, кто-то схватил меня за руку и велел убегать. Я побежала. Неслась сломя голову и слышала, как кричат люди, и, наверное, тоже кричала. Все, что я запомнила, – это как кто-то сказал: «Она еще жива». Я взбесилась. Конечно, я еще жива! Почему бы это мне не остаться в живых? Я открыла глаза и увидела, что надо мной склонились мистер Каплан и Джек.

Бет пристально посмотрела на Сестру.

– Мы… мы не единственные, кто выжил? Я имею в виду… не только же мы, да?

– Сомневаюсь. Те, кому это удалось, вероятно, ушли на запад, или на север, или на юг, – сказала Сестра. – Уверена, им незачем было идти на восток.

– Боже мой! – резко выдохнула Бет. – Мои мама и папа. Моя младшая сестра. Они живут в Питсбурге. Как вы думаете… Питсбург похож на то, что здесь? Он может остаться цел?

Она криво усмехнулась, но глаза оставались дикими.

– Что там бомбить в Питсбурге, правда?

– Правда, – согласилась Сестра и сосредоточилась на открывании маленьким ключом банки с анчоусами. Она понимала, что после соленой рыбки захочется пить, но еда есть еда.

– Кому передать?

Сестра подцепила пальцами кусочек и положила в рот. Филе чуть не обожгло ей язык, но она проглотила его, рассудив, что в рыбе есть йод или еще что-то полезное. Арти и Бет взяли по штучке, а латиноамериканка отвернулась.

Они доели хлеб. Сестра убрала оставшиеся ломтики ветчины, потом вылила масло из баночки из-под анчоусов и положила ее в сумку. Ветчина и рыба могли поддержать их еще пару дней, если употреблять их экономно. А завтра необходимо найти питье.

Путники тесно сидели у костра, а за стенами бушевала непогода. Время от времени случайный вихрь залетал внутрь здания, взметал пепел и уносился наружу. Слышались только завывание ветра да потрескивание костра, и Сестра загляделась на кипящую оранжевую сердцевину пламени.

– Сестра?

Она посмотрела в сторону Арти.

– Вы не будете… не будете против… Вы позволите мне подержать его? – с надеждой спросил он.

Женщина поняла, что он имеет в виду. Ни она, ни он не рассматривали кольцо с тех пор, как нашли его в развалинах магазина хрусталя Штойбена. Сестра залезла рукой в сумку, раздвинула вещи и коснулась предмета, завернутого в мятую полосатую рубашку. Она вынула и развернула так и не просохшую ткань.