Лимон

– Вы просто не понимаете! Она ни за что на свете не сядет на скутер, любой.

Следователю захотелось кричать во весь голос.

– Хорошо, хорошо, дело не в тебе и не в твоем скутере, а в скутерах вообще. Она не ездит на скутерах. Теперь я все правильно понял?

– Никогда не ездит. Тем более на скутерах для доставки еды. Вы не представляете, как я удивился, когда она попросила. Потом слезла и сразу убежала, так ей не понравилось.

– Значит, сразу убежала? А что за срочное дело у нее было?

– Срочное дело?

– Ты сказал, она очень торопилась…

– Я не спросил.

«Что за идиот», – подумал детектив. Не знаю, был ли идиотом он сам, однако как можно не догадаться, что за срочное дело было у девушки, считавшей ниже своего достоинства ездить на скутерах, но при этом попросившей недалекого школьника ее подвезти и обогнать машину Син Чончжуна? Как можно не понять, что она хотела увидеть, кто едет в машине? А разглядев, что рядом с Чончжуном сидит моя сестра, Тхэрим больше не нуждалась в услугах подвозившего ее парня. Я хотела бы взглянуть на сцену в машине ее глазами. Увидеть, какой красивой, холодной и безжалостной показалась Тхэрим моя сестра.

Следователь тряхнул головой. Безмозглый недоросток приплел Юн Тхэрим и постарался все запутать, но, если подумать, в тщательно разработанной версии никаких трещин не появилось.

– Только знаешь что, Хан Ману? Все это вранье тебе не поможет.

– Я не вру. Но мне надо идти. Можно?

– Не врешь? Да все это стопроцентное вранье! Я, конечно, допрошу Юн Тхэрим, но тебе стоило придумать что-нибудь поубедительней. Как она могла видеть то, чего ты сам не мог видеть? Хорошо, допустим, тебе все-таки удалось разглядеть, что у Ким Хэон были распущены волосы и что на ней был топ. Но как девчонка могла увидеть больше? Она что, выше тебя ростом? Да пусть даже выше! Ни ты, ни она не могли видеть, что Ким Хэон была в шортах.

– Мне правда пора идти, – хмуро произнес школьник.

– Ты чем меня слушаешь?! Я уже сто раз повторил, что на твоем гребаном карликовом скутере никто не смог бы разглядеть, что она была в шортах!

– Хорошо.

– Хорошо?! Нет, посмотрите на него! Теперь ты наконец признаешься? – В запале вскричал детектив.

– Я просто не знаю, что еще сказать. Но я хотел попросить…

Следователь навострил уши.

– Не обзывайте мой скутер, пожалуйста.

Детектив обреченно засмеялся.

– Ну что ты опять несешь?.. Ладно, спрашиваю в последний раз. Ты видел, что Ким Хэон была в шортах, и поэтому думаешь, что Юн Тхэрим тоже могла это заметить. Все верно?

– Да.

– Я проверю, но если она не подтвердит, твои дела плохи.

– Теперь я могу идти?

– Давай, проваливай.

Следователь угрюмо наблюдал, как парень встал, попрощался и, шаркая кроссовками, заспешил к двери. Некоторое время он продолжал сидеть, погруженный в мысли, то и дело ударяя папкой с бумагами по столу. Я знаю эту его привычку. Как и манеру постукивать исписанной авторучкой по стопке безупречно составленных документов следствия. Хорошо помню его лицо, его интонации, короткую и толстую, как у гориллы, шею, мощные плечи. Он несколько раз приходил к нам домой, а мы с мамой, в свою очередь, несколько раз были в полицейском участке.

В тот день детектив сосредоточенно просчитывал ситуацию, сравнивая подозреваемых: похожее на сморщенный соленый огурец лицо Хан Ману и чистое, гладкое лицо Син Чончжуна; дешевую майку футбольного болельщика, в которую был одет один, и дорогую рубашку второго; мать-вдову и отца, работавшего бухгалтером; худшие оценки в классе и одну из лучших успеваемостей в школе; доверие, которое вызывали свидетели, подтвердившие алиби обеих сторон. Прикидывая все это, следователь не пытался понять, кто из двоих совершил преступление, а решал, кому из них разрушить жизнь, объявив убийцей. Потому что именно это он намеревался сделать.

Я часто проигрывала в воображении сцену второго допроса Хан Ману, подгоняя факты друг к другу, подобно тому, как сооружают постройку из конструктора «Лего». Его допрашивали семь раз, но именно второй допрос задал направление следствию и предопределил судьбу дела. Мысленно возвращаясь в тот день, я постоянно обнаруживала, что та или иная деталь слишком выделяется из остальных аккуратных кубиков «Лего». Однако это не было связано ни с детективом, ни с Хан Ману. Дело было только во мне.

Точно так же и в этот раз. Представляя, как следователь смотрит на руки подозреваемого, я написала, что не требовалось невероятной силы, чтобы пробить голову девушки с черными блестящими волосами. «Черные блестящие волосы» как раз и являются той неуместной деталью, которая по какой-то причине попала к остальным. Достаточно было сказать «пробить голову девушки» – разве существенно в данном случае описание ее волос? Да и мог ли следователь во время допроса рассуждать в таких бесполезных живописных подробностях? Хотя я уверена, что детектив время от времени не мог не думать, какой красивой была моя сестра. Но это неважно. Проблема во мне; в том, что, представляя сцену допроса, я использую кубики, не подходящие по размеру. В воссозданных размышлениях детектива отражаются мои собственные чувства и мое собственное отчаяние. Вероятно, это признак того, что я до сих пор не освободилась от прошлого. Все эти ненужные декоративные детали свидетельствуют, что и шестнадцать лет спустя я нахожусь в плену воспоминаний о той великолепной красоте. Красоте, из-за которой позволила перекроить свое собственное лицо, теперь ставшее похожим на дешевый платок, собранный из обрезков.

Сестра была настолько красива, что, однажды увидев ее, трудно было забыть. Завораживающее совершенство формы, не имевшей содержания. Ей было всего восемнадцать лет. Кто разрушил эту безупречную форму? Хан Ману, Син Чончжун, неизвестный третий? По крайней мере, теперь я знаю, кто из них точно не совершал преступления. Нет, убийца известен мне тоже. Именно поэтому я сделала то, что сделала, и нет мне прощения.

Я слышу, как ребенок смеется в ответ на шутку бабушки. Детский смех – как звук колокольчика, напоминающий о моей вине. Моя дочка скоро пойдет в школу. До шестнадцати лет, до того самого июньского дня, я не могла и представить, что за жизнь меня ждет. Я никогда не хотела такой жизни. Но все обернулось именно так, и в этом должен быть хоть какой-то смысл. Я не хотела такой жизни, но это не значит, что не я ее выбрала.

Стихотворение, 2006

Солнце светило совсем неохотно. Выйдя из библиотеки и спускаясь по лестнице, я заметила студентку, поднимавшуюся по противоположной стороне, – девушка был одета в бежевую блузку и желтую юбку. Весь день накануне лил дождь, и из-за недостатка солнца широкая цементная лестница все еще оставалась местами мокрого темно-серого цвета.

Увидев девушку, шагавшую по сырой лестнице вверх, я отвела взгляд, но затем опять посмотрела на нее. Я не могла воспротивиться ни тому ни другому. Студентка была очень худой; возможно, из-за цвета одежды бросалась в глаза желтизна ее кожи.

Когда мы приблизились друг к другу, я поняла, что девушка одета не в блузку и юбку, а в желтое платье, цвет которого книзу становился более сочным. Вверху совсем светлый, цвет менялся по всей длине, пока не превращался в почти оранжевый, как кожура мандарина. Однако мое внимание привлекала не одежда, подобно цветовой палитре представлявшая все оттенки желтого, а выражение лица незнакомки. Не хочу сказать, что ее лицо выражало что-то особенное. Напротив, в нем не было ничего, достойного называться собственно выражением. Мой взгляд привлекло лицо, выражение на котором отсутствовало.

Эта странность вызвала необъяснимое тревожное чувство. Никогда раньше я не встречала людей, выглядящих так необычно. Ничего не выражающее лицо девушки казалось не отрешенным, а загадочным, непостижимым. Оно мне было знакомо и незнакомо одновременно. Я поняла, что видела его в прошлом, однако в то же время знала, что гляжу на него впервые; оно было мне известно, но я не смогла бы этого утверждать; оно вызывало желание отвернуться, но в то же время притягивало взгляд. Лицо студентки не было отталкивающим или некрасивым. Напротив, девушку можно было назвать почти красавицей. В красном предзакатном солнце она, одетая в желтое, казалась яркой сердцевиной пламени. Однако за этим красочным существом, словно сырая лестница, тянулась мрачная серая тень.