Страница 2 из 11
– Деловая эффективность теперь не считается уделом привлекательных? – спросила я Генри.
Продолжая улыбаться, он кивнул:
– До встречи с вами я придерживался этого мнения.
Фрэнни снял перчатки и бросил их на стол.
– Ладно, пора сделать перерыв, – сказал он с ослепительной улыбкой. – Пойдем, Ева, я устрою тебе экскурсию.
Генри посмотрел на Фрэнни, потом снова на меня:
– Ну, конечно, идите к своим юным собратьям. Но послушай, Ева, если тебе вдруг понадобится работа, я как раз ищу эффективного ассистента на это лето.
Я рассмеялась. Видимо, это он так шутит.
– Конечно, мне будет непросто ездить сюда из Нью-Йорка, но я буду иметь это в виду.
Вслед за Фрэнни я пошла вверх по склону к дому. Оглянувшись, я увидела, что Генри продолжает смотреть на нас, и махнула ему рукой. Тот шутливо отдал честь, коснувшись лба ножом для устриц.
Фрэнни остановился перед застекленной верандой.
– Значит, ты тоже писательница? – спросил он и снял резинку с волос, распуская их. Длинные волосы Фрэнни рассыпались по его широким плечам.
– Мне бы хотелось стать писательницей. Но это сложно, когда не знаешь, что именно хочешь сказать.
– Правда? – удивленно спросил он.
– Для тебя это, наверное, просто, ты с этим вырос, и все такое.
– О нет. Книги – это точно не мое.
Он произнес это с такой легкостью, но мне было сложно поверить в это, учитывая то, кем были его родители. Я была уверена в одном. Если бы мои родители были писателями, а не налоговым инспектором и дизайнером интерьеров на полставки, я бы достигла гораздо большего на своем пути.
Фрэнни поднял голову. Я услышала энергичный мотив «Walk Like an Egyptian».
– Кажется, там танцуют, – сказал Фрэнни.
Он провел меня на веранду и в дом, внутри которого вся мебель была отодвинута к стенам, а ковры свернуты. В гостиной и столовой толпа молодых людей танцевала босиком. На кухне люди небольшими компаниями стояли, прислонившись к столам, пили пиво и разговаривали. Едва увидев Фрэнни, все неизменно радовались, хватали его за руки, трепали за волосы и заключали в объятия. Одна маленькая девочка вскочила со своего места и крепко обняла его. Он легко поднял ее, посадил себе на плечи и начал танцевать с ней на кухне. Потом он поставил ее на пол и она убежала, после чего он повернулся к пожилой морщинистой женщине невысокого роста с седыми волосами, собранными в высоком пучке. Руки ее были испачканы краской, а из-под длинной черной юбки выглядывали сандалии фирмы «Биркеншток». Фрэнни положил ладони ей на плечи, наклонился и громко заговорил с ней, чтобы она могла услышать его слова за шумом музыки. Он обещал ей, что скоро приедет и сфотографирует ее работы.
Фрэнни представил меня некоторым своим друзьям и кузенам как «писательницу из Нью-Йорка, знакомую Генри», и все с такой готовностью приняли этот факт, что я сдалась и уже не пыталась объяснить, перекрикивая музыку, что я лишь простой секретарь и редактор. Моя привычка начинать рассказы и рвать бумагу в клочья после написания нескольких страниц не давала мне права называться писательницей, как бы я того ни хотела.
– Это Рози Аткинсон, она занимается видеоартом, – рассказывал Фрэнни, целуя в щеку миниатюрную девушку с темными волосами, постриженными под каре, и с пурпурными губами. – Как там твоя инсталляция?
Но прежде чем она успела ответить, пухлый и розовощекий парень в круглых очках и выцветшей рубашке от «Брукс Бразерс» подошел к Фрэнни со спины и заключил его в крепкие мужские объятия, проревев:
– Фрэнстер!
Фрэнни развернулся:
– Дружище!
Они снова обнялись.
– Ева, запомни это имя – это Стефан Фрик. Это несуразное существо вот-вот станет известным композитором.
Творческая жилка, очевидно, была общей чертой для всех этих людей. Все описания Фрэнни так или иначе содержали упоминание о каком-либо таланте. Многообещающий драматург. Джазовый саксофонист. А этот управляет галереей. Тот актер. Кажется, среди них не было ни одного человека, который обладал бы обычной профессией. Здесь не было студентов юридических или медицинских училищ, младших консультантов или делопроизводителей, которых было так много среди детей друзей нашей семьи. Многие годы, в течение которых я приезжала на лето в Труро, я имела лишь смутное представление об этом обществе и никогда не думала, что смогу к нему присоединиться, а уж тем более, что меня встретят здесь как родную.
Вечеринка шла легко и непринужденно. Одетые в фирменные комбинезоны босые мальчишки то и дело пробегали через кухню – в руках одного из них мелькнул пакет с грибами. На крутых ступенях деревянного крыльца, ведущего на задний двор, сидели три женщины, поглощенные, судя по всему, очень серьезным разговором. Я взяла бутылку «Короны» из старого таза на кухонном столе и сделала пару быстрых глотков. Кто-то включил музыку, и Фрэнни начал танцевать, мягко подталкивая меня и еще нескольких человек, находившихся на кухне, в сторону столовой. Сначала мне было неловко танцевать – я жалела о том, что надела это жеманное хлопковое платье. Но расправившись с первой бутылкой пива, я почувствовала себя совсем расслабленной, закинула сандалии в угол и, кружась, направилась в центр комнаты. Там я, к своей радости, пару раз поймала взгляд Фрэнни, и он тут же закружил меня в танце, хотя я терялась в догадках, танцевал ли он только со мной или же со всеми людьми в зале сразу. По мере того, как на улице темнело, в дом набивалось все больше гостей, пока в нем не стало совсем тесно.
А в гостиной Генри танцевал со стройной женщиной в длинном платье с открытой спиной и едва заметной лямкой на шее. Ткань которого была покрыта узором из оранжевых и зеленых завитков. У нее была тонкая длинная шея, а седеющие волосы были заплетены в толстую косу, которая покачивалась в такт танца. Я решила, что это его жена, Тилли Сандерсон, чьи стихи я пыталась анализировать, когда училась в Брауновском университете. Генри, Тилли и остальные представители старшего поколения казались мне такими расслабленными и счастливыми! Нет, они не просто выглядели гораздо моложе моих родителей, несмотря на то, что были примерно одного с ними возраста – казалось, что время не имеет над ними силы, словно люди искусства и писатели были освобождены от такой условности, как старение. Смеясь, Генри и Тилли делали что-то похожее на «бамп» – танец, в котором нужно мягко толкать друг друга бедром или плечом. Я попыталась представить своих родителей танцующих под Talking heads или делающих «бамп», но у меня ничего не получилось. В этот момент рядом появился Фрэнни и схватил меня за руки.
– Что тебя так рассмешило? – спросил он, закручивая меня в танце.
– Да все, – ответила я, но он, очевидно, не понял, о чем это я.
Мои родители каждое лето тоже устраивали вечеринку. Но вместо танцев босиком, сдвинутых ковров и пожилых женщин в модных сандалиях коктейльная вечеринка моих родителей предполагала строгий подсчет и учет участников. Далее высчитывалось количество мини-пирогов из расчета по четыре штуки на каждого. В магазине «Филен», который в торговом центре на Честнат-Хилл, закупались приталенные летние платья, а в каждой туалетной комнате гостей ждали выглаженные полотенца для рук с вышивкой и подносы с мылом в виде морских гребешков.
Я ездила на каникулы в Труро с детства, и каждое лето было таким же предсказуемым, как местные приливы. В солнечные дни мы шли на Балстон-Бич и раскладывали свои полотенца по правую сторону от входа и никогда по левую. Если вода воняла водорослями, мы ехали на Корн-Хилл, чтобы поплавать там в заливе, где в безветренную погоду можно было легко оплыть скалу шесть раз, скользя по стеклянной поверхности воды. Родители при этом раскрывали пляжные кресла и усаживались читать. Мама читала семейные саги, повествующие сразу о нескольких поколениях одной семьи, перебравшейся из своего маленького штетла в Скарсдейл, а папа – одно из последних изданий биографии президента, напечатанных книжным клубом «Книга месяца», или же смотрел котировки акций. А мы с моим братом Дэнни в это время ныряли за манящими крабами или просто купались. Эта картинка немного изменилась, когда мы стали старше, но не слишком сильно. Вместо барахтанья в воде я теперь зачитывалась романами, а Дэнни боролся с задачками из колонки математических игр журнала «Сайнтифик Америкэн».