Страница 20 из 21
Я оказывал знаки внимания всем дамам, и сплетники приписывали мне полдюжины любовниц, рассказывая желающим пикантные подробности моих романов. Я задавался вопросом, слышала ли Джулия эти сплетни и что о них думала? Изредка мы встречались, но я не считал нужным вступать с ней в беседу. В Форли хватало места для нас обоих. И если ты с кем-то не нашел общего языка, то нет смысла общаться с этим человеком.
Однажды, во второй половине дня, мы с Маттео поехали на виллу, расположенную в нескольких милях от Форли. Там устроили праздник по случаю крещения. Прекрасная вилла поддерживалась в идеальном порядке. Били фонтаны, тенистые дорожки располагали к прогулке, выкошенные лужайки радовали глаз, и я настроился насладиться еще одним днем. Среди гостей увидел Клаудию Пьячентини. Сделал вид, что сильно сержусь на нее: недавно она устраивала бал, на который я не получил приглашения. Она подошла ко мне и попросила прощения.
– Это все мой муж.
Как будто я сам не знал причины.
– Он заявил, что ноги вашей в его доме не будет. Вы же опять с ним повздорили!
– Ничего не могу с собой поделать, потому что он для меня – обладатель прекрасной Клаудии.
– Он говорит, что не остановится, пока не увидит вашу кровь.
Меня это не встревожило.
– Он говорил, что даст обет не стричь волосы и не бриться, пока не отомстит, но я умолила его не делать этого, иначе он стал бы еще более отвратительным, чем теперь. Провидение и так жестоко с ним обошлось.
Я представил себе свирепого Эрколе с длинной нечесаной бородой и торчащими во все стороны волосами.
– Он выглядел бы как живущий в лесу дикарь. Пожалуй, мне пришлось бы принести себя в жертву на благо общества. Я стал бы одним из мучеников, пожертвовавшим собой ради спасения человечества – святым Филиппом Брандолини.
Я предложил прогуляться по саду… мы шагали по прохладным дорожкам, обсаженным миртом, и лавром, и кипарисами. Воздух наполняло пение птиц, легкий ветерок приносил ароматы полевых цветов.
В конце концов мы добрались до небольшой поляны, окруженной высокими кустами. Посередине журчал фонтан, в тени каштана стояла мраморная скамья на ножках-грифонах, напротив – статуя Венеры, обрамленная зеленью кустов. От остальных гостей мы ушли довольно далеко и не слышали гула голосов. Тишину нарушало только журчание фонтана: даже птицы, зачарованные красотой этого райского уголка, перестали петь. Шум воды убаюкивал как колыбельная, воздух благоухал лилиями.
Мы сели. Тишина радовала, умиротворенность и красота ласкали душу, и ощущение счастья наполнило меня, проникая в самые дальние уголки души. Аромат лилий начал возбуждать, и счастье переросло в любовь ко всему миру. Я чувствовал, будто могу раскинуть руки и обнять его целиком. Аромат лилий пьянил меня, окутывая, сокрушая…
Я посмотрел на Клаудию. Подумал, что и она испытывает те же чувства. Журчание воды, тепло и разлитые в воздухе ароматы возбудили и ее. Сладострастная красота Клаудии влекла к себе: чувственные и влажные губы, пухлые и алые. Упругая шея, с такой белой кожей, что сквозь нее я видел вены. Платье, облегающее ее пышные формы, эти холмы плоти. В этот момент она казалась мне богиней сладострастия. И пока я смотрел на нее, мною овладело желание обладать ею. Я протянул руки, и она со страстным вскриком сдалась моим объятиям. Я притянул ее к себе, поцеловал ее прекрасный рот, чувственные и влажные губы, пухлые и алые…
Мы сидели бок о бок, смотрели на фонтан, вдыхали благоухающий воздух.
– Когда я смогу увидеть тебя? – прошептал я.
– Завтра… после полуночи. Приходи на узкую улочку за моим домом. Дверь найдешь открытой.
– Клаудия!
– До встречи! И ты не должен возвращаться со мной. Мы отсутствовали так долго, что люди это заметили. Посиди здесь после того, как я уйду, а потом бояться будет нечего. До встречи!
Она оставила меня, и я еще долго сидел на мраморной скамье, наблюдая за маленькими кругами, расходящимися от падающих в воду капель. Моя любовь к Джулии теперь действительно умерла, и я похоронил ее, закопал под каменной Венерой, единственным свидетелем ее существования. Я попытался придумать подходящую эпитафию… Время может убить самую неистовую любовь, и прекрасная женщина, если ей помогает весенний ветерок, может развеять даже воспоминания. Я вернул себе душевный покой. Все удовольствия находились на расстоянии вытянутой руки: хорошие вина, вкусная еда, красивая одежда, приятное времяпрепровождение и, наконец, величайший дар богов – прекрасная женщина, согласившаяся стать моей. Я достиг вершины мудрости, постиг истину, которая открывается рано или поздно любому здравомыслящему человеку: живи текущим днем, не упускай удовольствий, избегай неприятного, наслаждайся настоящим, не думай о прошлом или будущем. Я сказал себе – мудрый из мудрых – никогда не думай. Счастье – это жить чувствами, как животные, и использовать разум, как это делает бык, жующий жвачку, только для того, чтобы размышлять о своем превосходстве над всем человечеством.
Я посмеялся, вспоминая свои слезы и терзания, вызванные разрывом с Джулией. Теперь страданий я не испытывал. Только пожурил себя, что по глупости не бросил ее первым. Бедная Джулия! Я сильно напугал ее неистовством своей страсти.
Следующим вечером я не позволил Маттео уйти спать.
– Ты должен составить мне компанию. Мне надо уйти в час ночи.
– Составлю, если ты скажешь мне, куда пойдешь.
– Нет-нет, – я покачал головой, – это секрет. Но я хочу выпить с тобой за ее здоровье.
– Без имени?
– Да!
– Тогда за безымянную нашу, и удачи тебе!
Мы поговорили о пустяках, прежде чем я услышал от него:
– Я рад, что ты больше не страдаешь из-за Джулии д’Эсти. Я боялся…
– Нет, это ушло. Я внял твоему совету и убедился, что наилучший способ утешиться – влюбиться в кого-то еще.
Я немного волновался, идя на эту тайную встречу. Задавался вопросом, а вдруг это ловушка, устроенная дружелюбным Эрколе, чтобы избавиться от столь ненавистного ему человека. Но трусливое сердце недостойно прекрасной девы, и, даже если бы он напал на меня с двумя или тремя сообщниками, я сумел бы постоять за себя.
Страхи мои не оправдались. По пути домой, когда только-только затеплилась заря, я улыбался, вспоминая обыденность, с которой какая-то женщина открыла мне дверь и провела в комнату. Вероятно, она к такому привыкла. Даже не потрудилась посмотреть на мое лицо, чтобы узнать, кого пускает в дом, и оставалось только гадать, сколь много закутанных в плащ кавалеров входили в эту дверь, но меня не волновало, будь их и полсотни. С какой стати Клаудии быть более добродетельной, чем я? Внезапно я подумал, что наконец-то отомстил Эрколе Пьячентини, и мысль эта, безусловно не самая оригинальная, заставила меня замереть на месте и расхохотаться. Конечно же, образ, возникший перед мысленным взором, эта голова, увенчанная роскошными рогами, которыми я его наградил, мог рассмешить и мертвого. Да, о такой мести я, пожалуй, и не мечтал! И кроме того, меня переполняла безмерная радость, потому что теперь я обрел полную свободу. Почувствовал, что разорвалась последняя тонкая цепочка, которая еще связывала меня и Джулию. На этот раз никакой любви я не испытывал. Только страстное желание овладеть этой роскошной, чувственной женщиной с такими пухлыми и алыми губами. Я желал ее телом, но не душой. Я вновь стал свободным человеком. И на этот раз мог не опасаться Немезиды.
Глава 18
Вот так какое-то время и текла моя жизнь, наполненная удовольствиями и развлечениями. Меня все устраивало, и я не хотел никаких перемен. Дни сменялись днями, началась первая неделя апреля. Джироламо устроил грандиозный бал, чтобы отпраздновать завершение строительства своего дворца. Он вселился в него, как только появились стены и крыша, но на внутреннюю отделку ушли годы. Он привлекал лучших мастеров Италии, и теперь наконец-то по ставил последнюю точку. Семейство д’Орси пригласили с особой учтивостью, и вечером мы прибыли во дворец.