Страница 8 из 9
Микаэль погасил долги, свернул работу фонда, отрегулировал уже готовившиеся возникнуть, связанные с убийством Домбровского, проблемы. Телохранителям Домбровского было заплачено, и они нашли себе работу у другого босса.
Казалось, что Дениз поправилась окончательно. Она стала веселее, болтала то с мамой, то с дядей Микой, улучшился аппетит. Конечно же, эта девочка делала погоду в их маленьком мирке, от нее зависело настроение всех. Однажды на пляже она взяла дядю Мику за руку и, глядя своими блестящими, совсем как лучи гавайского солнца, глазами, с наивной улыбкой спросила:
– Дядя Мика. Может, все-таки женишься, наконец, на маме? Я ведь тебе все же не племяшка какая, дядей называть…
– Дена! – строго окликнула ее мать.
– Дена! – шутливо передразнил ее Микаэль. – Я давно хочу сделать предложение твоей маме, но боюсь, что она утопит меня во время первого же прилива.
– Мама, не топи дядю Мику, – засмеялась девочка. – А лучше скажи, что согласна!
– Это запрещенный прием, дядя Мика! – смутилась Камилла. Но дальше эту тему развивать не стала.
Через несколько дней, поздним вечером, как всегда сидели на берегу. Нежное воркование ветерка и шум прибоя ласкали слух, а звезды золотыми бликами разукрашивали черные воды.
– Кама… пусть не звучит как-то банально… приторно, что ли… у меня такое чувство, что я тебя знал всегда… во все времена… Еще до сотворения этих звезд… Фу, как пошло… – Микаэль усмехнулся.
– Удивительно, – совершенно серьезно отозвалась Кама.
– У меня такое же чувство. Ты какой-то мне очень знакомый, понятный… – Камилла улыбнулась. – Нет, правда, как будто и в прошлых жизнях мы всегда, несмотря на препятствия и трудности, находили и прощали друг друга, были вместе во всех реинкарнациях… Ты веришь в реинкарнацию?
– Да, наверное… с тех пор, как мы с тобой… познакомились странно…
– Мы договорились не вспоминать, – оборвала Камилла.
– И я не хочу… Само собой как-то…
– Ну так вот, значит, и в будущих жизнях мы друг друга найдем?
Где-то за горизонтом упала звезда.
– Я загадал, чтобы мы не расставались хотя бы в этой жизни… Выйдешь за меня?
Камилла больше не раздумывала.
– Выйду.
– Кама, куда пропали твои эндорфины? Почему ты такая грустная?
Утро было прекрасным, день обещал быть еще лучше, и Микаэль не понимал, почему Камилла не вписывается в его настроение. Как все мужчины, он был эгоистичен в чувствах и не любил, когда его женщина испытывала эмоции, отличные от его собственных. Хотя они договорились, что не будут ворошить прошлое, Микаэль, в последнее время часто замечавший тень тревоги на лице Камиллы, стал приписывать это именно плохим воспоминаниям. Но ответ Камиллы насторожил его еще больше.
– Меня Дениз беспокоит.
– Что случилось? Ей же хорошо, иначе я бы заметил.
– Да, пока хорошо… А вдруг…
– Да не накачивай ни себя, ни меня! Мы все делаем. Микаэль обнял Камиллу, и она немного успокоилась.
Между тем Дениз вдруг выдала – стала называть Микаэля не дядей Микой, а как-то странно: па-ё.
– Что это значит? – удивились Микаэль с Камиллой.
Обоим стало смешно.
– Ну что тут непонятного? Посмотри, мама, волосы у дяди Мики как у ёжика. Значит, последняя буква означает «ёжик».
– Ну хорошо, а что означают первые две?
Дениз не ответила, упрямо поджала губы и убежала.
– Я, кажется, знаю, что означают первые две буквы, – сказала Камилла. Микаэль внимательно изучал песок под ногами, но на губах играла довольная улыбка. – Папа ёжик, вот что это значит! – озвучила догадку обоих Камилла.
– Значит, надо торопиться! Мне так не терпится стать ее официальным папой ёжиком!
Дениз стало плохо неожиданно. Микаэль с Камиллой срочно отвезли ее в Израиль. У девочки начались метастазы.
– Но вы говорили, что этого можно избежать!!!
– Вы лечение начали поздно! – развел руками врач.
Вечером Дениз обняла мать:
– Мама, прости, что опять заболела. Ведь папа ёжик завтра должен был стать моим настоящим папой ёжиком.
– Не думай об этом, – едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, отвечала мать, – тебе непременно станет лучше, и все будет так, как ты хочешь.
Но лучше Дениз не становилось. Прошел месяц, в течение которого она угасла совсем. В последнюю ночь Дениз попросила Микаэля вынести ее в сад. Они сидели на скамейке, и она вдруг сказала:
– Я и в школу не ходила.
– Да ты пойдешь, родная моя, – поторопился ответить Микаэль. Но получилось не очень убедительно.
Девочка не смотрела на него.
– Хватит. Я к маме хочу.
А мама уже к ним бежала.
Пять дней спустя вернулись на Гаваи. Было тяжело, здесь все напоминало о Дениз. С тех пор, как ее не стало, они почти друг с другом не разговаривали, между ними повисло то особенное напряжение, которое можно было бы объяснить двумя словами: обвинение – вина. Вскоре стало известно, что отправленные вместе с Дениз в израильские клиники два мальчика также не выжили.
Так прошла неделя. Наконец Камилла разорвала тягостное молчание.
– Нам нужно с тобой поговорить…
Микаэль знал наперед каждое ее слово.
– Езжай, – был простой, лаконичный ответ.
Микаэль прикрыл веками глаза, глаза, которые теперь не выражали ничего – ни сожаления, ни боли. Они были пустые. Тогда Камилла еще не поняла, что это означало нечто запредельное в душе, нечто, что уже несовместимо с реальным восприятием мира и своего эго в нем.
Камилла покинула его. А он стоял на берегу, бессознательно пытаясь оживить свои воспоминания счастливых дней звуками прибоя…воспоминания иллюзий.
Зов океана
Ром. На Гавайях его пьют много. Микаэль глушил горе ромом. Рома много, мыслей мало. А когда они, эти мысли, снова размножаются, тогда – еще ром. Однажды он пришел в себя, лежа на мирно дрейфующем сёрфе, недалеко от берега.
Вообще, все вокруг как в тумане. Сплошная несуразица, как вся его жизнь. Его действия какие-то механические, поступки лишены осмысления.
В этот раз Микаэль не просчитал поведение волн, как обычно полагается сёрферам перед выходом в океан, а в особенности покорителям Джоуз. Он понятия не имел, сколько их в каждом сете, как долго сохраняется пена после обрушения каждого «чудовища». Дал команду гидроциклисту забросить его на волну. Он пренебрег осторожностью, ведь океан был ему подвластен, он чувствовал его дыхание…Иллюзия, каких в жизни у него было немало.
Не подозревая, что напарник его всю ночь не спал и пил ром, гидроциклист забросил его на гребень волны. Вероятно, нога выскользнула из петли. Или еще проще – он просто не удержался. Почему-то последним воспоминанием из его короткой, но полной событий жизни был его, когда он был еще дайвером-любителем, неосторожно стремительный подъем из глубины на поверхность, и как результат – начальная стадия декомпрессионной болезни. Тогда его спасли – поместили в барокамеру.
Сейчас, опрокидываясь в самое нутро ревущего чудовища, он ощутил нечто противоположное – словно он только что поднялся на поверхность со дна самой Марианской впадины, да еще с огромной скоростью… Такого не бывает. И не могло быть такого в его реальной жизни, когда, находясь на самом дне «самой глубокой точки океана», он вообразил, что сможет молниеносно оказаться на поверхности и обрести истинное счастье.
Это было последнее, что донесло до него его разрушающееся сознание. Челюсти гигантского монстра сомкнулись и поглотили незадачливого райдера. Он навсегда исчез в пенистой бездне, так и не оставив следа в этом мире, даже такого обычного, как могила. Океан забрал его, и вряд ли кто-нибудь когда-нибудь спохватится о нем и спросит: а где этот, совершавший и злое, и доброе, человек? Он ведь был когда-то… Или это иллюзия?