Страница 13 из 22
Убедившись, что не происходит вообще ничего, я всмотрелся в облака над головой, не вставая, натянул на плечи достаточно легкий рюкзак с защитным «козырьком». Выполз из тесной норы и для начала спустился к стоящему между ледяными глыбами вездеходу — чтобы дернуть резервный энергорычаг. Машине остывать нельзя. Пусть кипит красная смазка. Взяв лопату, я буднично, уже не скрываясь, потопал на снегоступах к снежному вздутию. Действуя размеренно и спокойно, вырезал широкие ступени, отбрасывая комки в сторону, чтобы не создавать внизу снежную кашу. Добравшись до верха, осмотрелся, нашел нужное место и принялся копать тоннель, пробиваясь внутрь своей тюремной кельи. Буквально ввинтившись внутрь, добравшись до внешнего кирпичного слоя, я невольно замер в легком иррациональном страхе, наблюдая за вырывающимися изо рта облачками пара.
Страшно возвращаться в тюремную камеру…
Снова это безумное и глупое якобы предчувствие — как только окажусь внутри, крест оживет. Тяжелая машина вздрогнет, шевельнется в своей могиле и, пробив ее снежный свод, поднимется в небо, унося меня с собой. С трудом удержавшись от троекратного «тьфу» в левое плечо, я продолжил пробивать себе путь и вскоре снег передо мной провалился, открывая такую знакомую стылую темноту, что своим злым дыханием обжигала неприкрытые участки лица…
Нанеся еще один удар лопатой, чуть расширив путь, я заклинил ее снаружи, привязал к черенку веревку, закинув второй конец внутрь. Тут можно и без этого, но лучше иметь под рукой путеводную веревку. Поняв, что почему-то опять медлю, зло рыкнул на себя и ногами вперед скользнул внутрь, одновременно зажигая фонарик…
Разбившийся тюремный крест я покинул через полчаса, успев за это время забрать все, что там оставалось, а заодно осмотреть каждый почти родной уголок. Опять иррациональность — я сожалел, что все здесь разбито и приведено в негодность, я жалел, что моя тюремная нора лишилась света и тепла…
Выбравшись, вытянув за собой на веревке добычу, я по ступеням торопливо потащил ее к вездеходу, не забывая поглядывать в небо и по сторонам. Огромного медведя, что втаскивал себя по склону соседнего холма, я увидел сразу — трудно не разглядеть этого гиганта, что был больше похож на выползшего на лед морского обитателя, чем на сухопутное создание. Страшная голова раскачивалась из стороны в сторону, в вечную ночь рвался долгий постанывающий рык — медведь был голоден и выражал свое недовольство. Охотиться на такого гиганта с рогатиной и копьями… я не рискну. Хотя в голове тут же родилась глупая детская фантазия — улыбающийся я вездеходом подтаскиваю к Бункеру огромную медвежью тушу и с непринужденной улыбкой извечного победителя принимаю заслуженные аплодисменты и стакан крепкого сладкого чая.
Захода в вездеход, я смеялся и качал головой — похоже, живущий в каждом из мужиков хвастливый и охочий до похвал мальчишка не исчезнет до самой смерти. Затащив все внутрь и разместив уже не в загроможденном салоне, а в кабине за креслами, я покосился на лежащий поверх зеленоватого резинового костюма медный шлем с залитыми изнутри черной кровью оконцами. В кресте остался лежать нагой труп чертура — того, что навестил меня так невовремя и попытался убить за то, что я не проявлял смирения и продолжал дергать третий рычаг — оружейную гашетку.
У меня было желание вытащить и замороженный труп, но не рубя его на куски такое не проделать — не успев даже подгнить, вволю накатавшись по полу во время аварийной посадки, он замерз в нелепой позе с раскинутыми конечностями. Костюм пришлось срезать, шлем я содрал целиком.
Я уже закрывал дверь в салоне — к стене рядом прислонено короткое копье с перекладиной, а в моей левой руке нож, наружу голову не высовываю — когда заметил еще одно знакомое движение в снежном сумраке. Вглядевшись, убедился, что не ошибся и с глубоким вздохом напялив поглубже шапку, сгребя оружие и глянув наверху, я шагнул на высокую гусеницу, а затем тяжело спрыгнул в снег. Ни о чем не подозревающий небольшой медведь пугливо обнюхивал глубокий желоб оставленный его куда более крупным собратом. Моего приближения он не ощутил до самого конца и лезвие копья глубоко вошло точно в область как раз открывшейся левой подмышки. Вскинувшийся зверь с ревом изрыгнул фонтан едкой белой слизи, я поспешно сделал шаг назад, налегая на короткое древко и расширяя яму. И тут же снова налег на рогатину, вбивая поглубже… зверь рухнул на снег, рефлекторно вбивая до предела удлинившиеся лапы в матерый сугроб, со звоном ломая прикрывающий его ледяной панцирь…
Еще через полчаса вездеход уже катил прочь от места охоты, обогнув кишащую шипастыми снежными червями зону — я и так уже задумывался над тем, что наверняка стальные гусеницы подавили немало этих прячущихся под снежком тварей, напитавшись аммиачным запахом их крови. Кровь червей — лучшая приманка для медведей. Так что лучше не мазать себя этим… мерзким пахучим шоколадом.
Следующий пункт назначения наполнял меня предвкушением… нормальная еда, горячий чай, отдых…
А пока что я медленно жевал длинную и широкую полоску сырого медвежьего мяса, постепенно втягивая мясную ленту в себя. Нельзя отвыкать от реалий здешних мест. Нельзя… нельзя…
— Живой! — уже, наверное, раз в десятый повторил хлопочущий вокруг меня Апостол Андрей — Живой мать твою! Живой!
— Живой — какой уж раз ответил и я, стащив наконец свитер и прислонившись плечом к теплой стене — Ох…
— Лицо твое…
— Страшное?
— Да уж прелестями телесными душу не греет… в тебя будто снежками ледяными кидали. Давай мыться и греться! А я пока к столу все приготовлю… Живой чертяка! Живой!
— Живой… — кивнул я, потягиваясь всем своим усталым до последней клеточки телом — Живой…
— Сначала чай и еда, а потом уже мои жадные расспросы. Каждую мелочь выведаю! Как же я испереживался — ровно баба пугливая. А как не переживать при таком разе?