Страница 2 из 2
— Эти горы, эти деревья, эти леса — все они и правда растут вверх и стремятся туда. Множество вещей воспаряют над землей и летят… но не я. Почему? Для этого нет причины. Меня забросили сюда, чтобы я утонул в земле, будто червь. Да как же… Нет! – он воспылал злостью и даже яростью. – Вы тоже упадёте! Всё упадёт вниз. Я был прав раньше, но затем ослеп. И спутники, и деревья, и горы, и небеса – всё рухнет. Вы ничем не лучше меня. Вы прокляты, подобно мне, и нет у вас воли это изменить. Мы все обречены. Каждая частица этого проклятого мира будет сброшена со своего пьедестала и утоплена в этой грязи! Я знаю, точно знаю, мы все издохнем на дне этого чёртового озера. Да даже больше! Я сам – лично! – проклинаю всех вас на то, чтобы вы повторили мою судьбу! Меня воротит от всего, я терпеть не могу всё сущее. Ненавижу, я всё так ненавижу… – Он бессвязно что-то выкрикнул и бессильно ударил ладонями по водной глади.
После Бадма замолчал. И всё вокруг него мерно гудело в тишине. Над водой неторопливо ползли светлячки. Парень опустил свою голову, и одинокий ручей потёк вниз по его лицу. Спустя несколько минут, когда ноги Бадмы утонули в иле уже почти до колен, он вновь посмотрел наверх и заговорил, но теперь тихо-тихо.
– Как жалко. И как нелепо. Я снова вру, ни слова правды не сказал. Не хочу я, чтобы всё падало… Пускай всё и дальше поднимается вверх. Хотя бы, пока я смотрю на небо. Пока мои глаза устремлены туда и цепляются за звёзды, пусть они там себе горят, и пусть космос расширяется и разлетается всё дальше и дальше от меня, от низа.
Он опустил плечи и несколько неловко улыбнулся небесам.
– На самом деле, – продолжил Бадма, – я знаю и всегда знал, что все вещи одновременно и падают, и взлетают. Но мне так хочется, чтобы они только поднимались и только росли. Чтобы небо было вечным и таким же красивым, как сегодня. И мне всегда так хотелось, чтобы я тоже был там… а мне суждено лишь падать и тонуть в земле. Больше ничего. Это так трудно, постоянно чувствовать, как ты весь опускаешь всё ниже-ниже, как падаешь в такую чернь, в которой даже самый последний крот не бывал. Кажется, будто я самое низкое существо в этом мире. Кажется, будто я опустился ниже всех. Впрочем, нас здесь было только двое…
Бадма замолчал и едва слышно вздохнул, на его лице появилась ухмылка. Постепенно его тело опускалось всё глубже в ил, теперь, даже если бы он захотел, то не смог бы выбраться. Впрочем, это было уже не нужно. Он остался на своём месте и просто смотрел вверх, пока мог. Он отчаялся взрасти снова над землей, но хотел хотя бы цепляться взглядом за все эти облака, звёзды, луну и крылья птиц, свободно летящих во все стороны. Цепляться, пока ещё его глаза не утонули под комьями землями.
Не прошло и часа, как Бадма целиком ушёл под воду, а затем и ещё глубже. Недолго на поверхность озера всплывали маленькие пузырьки воздуха, но все они вскоре лопнули и стали частью неба. Всё опустело. Но…
Спустя тринадцать дней, поутру, на том самом месте вырост цветок лотоса. Весь день его крупный бутон был закрыт, но к вечеру он внезапно раскрылся и обнажил миру узор своих лепестков. Это был странный цветок. Своей формой он точь-в-точь повторял черты человеческого лица. Это лицо было устремлено вверх и широко раскрытыми глазами смотрело на облака. На цветок сели пчёлы. На своих телах они забрали пыльцу и полетели в свой улей. Однако им это не удалось: по пути на них вдруг налетели птицы и съели. Распахнув крылья, они воспарили над озером и устремились высоко вверх. Так высоко, как ни одна из птиц не летает. Прорезая своими крыльями облака, они поднимались всё выше, и выше. И тут! Их тела на огромной скорости врезались в тетрадный лист, на обратной стороне которого был написан уже совсем другой рассказ. Птицы размазались по бумаге, словно алые чернила. Капли их тел собрались вместе, отяжелели и – упали вниз. На земле начался дождь. Озеро вышло из берегов.