Страница 5 из 23
После русско-японской войны 1904–1905 гг. значительная часть южной ветки КВЖД, которая от Харбина на Порт-Артур и Дальний через Мукден, отошла победителю в войне – Японии. Но главная линия, соединяющая Забайкалье с Владивостоком, оставалась пока в единоличном владении Российской Империи, а затем и СССР. С 1924 года КВЖД находилась в совместном управлении СССР и Китая. Спорили, конфликтовали, даже воевали, но до поры до времени владели дорогой на двоих.
Так вот, когда Панфиловы обосновались на КВЖД и в начале 1922-го делали вызов племянницам, то доро́гой и всем вокруг неё командовал Дмитрий Леонидович Хорват.
А сейчас пару абзацев про начальников КВЖД после генерала Хорвата, когда назначения делала уже советская власть. С декабря 1922 года по апрель 1926-го начальником дороги был Иванов Алексей Николаевич, член ВКП (б) с 1913 года. Его сменил второй советский управляющий – Емшанов Александр Иванович, который руководил дорогой (и собственным благосостоянием) до 11 июля 1929 года, до советско-китайского военного конфликта на КВЖД. Этот Емшанов жил в особняке площадью с полутысячу квадратных метров, перед отъездом из Харбина купил и вывез в Москву автомобиль Мерседес. Всё как полагается!
И Иванова, и Емшанова военная коллегия Верховного суда приговорила в 1937 году к расстрелу. Иванову вынесли приговор 31 октября, привели в исполнение 1 ноября. Емшанов прожил на четыре недели дольше. Расстреляли не за КВЖД и не за Мерседес с особняком, а за то что – троцкисты.
Что такое «быть троцкистом» – вообще мудрёно, но они признались. А «признание обвиняемого есть царица доказательств», как говаривал сталинский прокурор Вышинский, который был прокурором СССР с 1935 по 1939 год, оправдывал многомиллионные убийства в своих «научных» трудах, и в благодарность за это его прах в Некрополе у Кремлёвской стены.
Ну вот, мы вроде разобрались с тем, что это за чудо такое – Китайско-Восточная железная дорога. Именно с КВЖД Усачёву Павлу Никитичу пришёл официальный вызов: приезжайте, Ваши рабочие руки нужны в Харбине.
Но завтрашние отъезжающие ещё пока в своём Троицке.
Собирают документы, пакуют дорожную утварь.
Харбинский блокнот. Троицк. 4 декабря 2017 года
Вместо храма – горком
Документы я собрал и дорожную утварь упаковал.
Мне вылетать в Харбин послезавтра. Из Екатеринбурга. Китайская виза – она уже в паспорте. А сейчас – за руль и быстренько в Челябинск, в областной архив. Закажу выписку из церковной метрической книги о рождении отца.
До Челябинска двести километров. Вот и архив. Заведение серьёзное. Строго прописано, в какой день недели и в какие часы «от» и «до» надо подавать генеалогический запрос. Я, конечно, ни в день, ни в час не уложился, не знал о них, но растерянности не выдал и с независимым видом известил строгого вахтёра, что иду в читальный зал архива. Изобразил завсегдатая, паспорт предъявил и всё такое.
И вот я в читальном зале. Как школьный класс, по четыре стола в ряд, а этих рядов шесть или семь. Половина парт, ой, столов, занято. Серьёзные люди. Перед ними старые толстые тома, стопки подшитых папок, они что-то выписывают от руки, что-то набивают на ноутбуки. Историки, профессура, не мне чета. Ведь я хочу найти всего-навсего один листочек из церковной книги. Одну запись на этом листке.
На столе, который, подобно учительскому, повернут лицом к классу, – объявление. У археографа Степановой М. Н. сейчас обеденный перерыв – до 13.45. Перекусывает персонал чем-то принесённым с собой в соседнем кабинете, оттуда доходят и голоса архивариусов, и запахи бутербродов или варёных сосисок. Марина Николаевна подходит к своей кафедре почти вовремя. К ней сразу два или три учёных, я не осмелился их оттеснить. Говорят полушёпотом.
Дошел черёд и до меня. Я боялся натолкнуться на какое-то раздражение, а Степанова удивительно заинтересованно обо всём расспросила, тут же стала искать в каталоге, сохранилась ли в архиве метрическая книга из церкви Михаила Архангела за 1917 год, обрадовалась:
– Есть книга, нам с вами повезло. Так, записываю, диктуйте. Ваш отец родился в семнадцатом году десятого ноября. По новому, наверное, стилю… Усачёв Михаил… Знаете, я сейчас схожу в архив, гляну, в какой сохранности метрическая книга, есть ли в ней запись о вашем отце. На всё про всё минут десять.
– Как, прямо сразу? – мне не верится. – Десять минут?
– Если всё в порядке, то я принесу эту книгу.
Сижу, жду, рисую в блокноте. Неужто?
Марина Николаевна возвращается, зовёт меня, разводит руками:
– Книга не самом лучшем состоянии, мягко говоря, выносить её нельзя, ненароком рассыплется. Так что мы сканируем запись в хранилище, на это нужно время. Вот вам бланк, заполняйте заявку с электронным адресом, и я на него перешлю скан.
Обрадованный таким внимательным отношением к моей рядовой просьбе, я прямо от архива рванул на своей машине в Троицк. Всего 130 км, не магистраль, конечно, но всё равно полутора-двух часов на дорогу может хватить. Цель – увидеть Храм во имя Архангела Михаила, откуда та самая метрическая книга. Я умудрился поехать в Троицк, ничего не прочитав о городе и его церквях. Такой лихой.
Вот он и Троицк. Не тороплюсь, кручу руль, осматриваюсь. По левую руку, в небольшом отдалении, – красивая церковь. Неужто Святого Архангела Михаила?
Припарковался. Церковь от дороги в трёхстах метрах, тропинки по снегу к ней от парковки нет. А тут по тротуару идёт интеллигентная дама, со вкусом одетая. Учительница, или бери выше – завуч школы, самонадеянно оценил я, и бегом к ней со своим животрепещущим вопросом:
– Простите, а это не Михайловская церковь?
– Увы, – развела она руками, – это не Михайловская, это церковь Дмитриевская. Она тоже очень красивая, но Михайло-Архангельской церкви вообще не было равных. И её полвека назад разрушили, а построили на месте храма, тьфу, – презрение на лице, – горком партии построили. Прекрасную жемчужину заменили неопрятной стекляшкой. С пустым народом внутри.
Моя эмоциональная собеседница, остыв, объяснила мне, на каком по счёту светофоре надо свернуть направо, чтобы оставить автомобиль и пройтись по красивой исторической улочке, которая приведёт к главной площади, где стоял храм.
– По нашему Васильевскому переулку ваши родные уж точно хаживали, там все старинные особняки сохранились, у властей на них рука не поднялась, – напутствовала меня дама, любящая свой Троицк.
Я действительно неторопливо походил по старому Троицку.
В баре гостиницы в Васильевском переулке, который теперь улица Климова, заказал капучино и на очень добротном сайте www.troitsk74.ru нашёл материалы о Михайловском храме, о городе вообще. Какие-то из этих материалов я уже пересказал, своими словами, не закавычивая. Добавлю ещё.
В том же переулке Васильевском, в особняке знаменитого купца, останавливался на ночлег в 1891-м наследник престола Николай Романов, спустя пять лет ставший Императором Николаем II-м. Он помолился в Храме святого Архангела Михаила и передал в дар икону святителя и чудотворца Николая, соизволив наградить церковнослужителей 150-ю рублями и певчих 50-ю рублями.
Михайловский храм закрыли «по ходатайству трудящихся» в 1936 году и использовали под хлебно-ссыпной пункт. После 1945-го там были магазинные склады.
Взорвали недействующую церковь 24 июня 1967 года, как «не представляющую исторической ценности». Выселили из округи людей, заклеили во всех окрестных домах окна и взорвали. Построили на этом месте в самом центре… Действительно, тьфу, построили горком КПСС. Сейчас здесь – школа искусств. А горком (или как они себя там зовут по-теперешнему) застыдился серости и убогости здания да переехал в историческую постройку.
Семейная история
Сеногной и козье молоко
И куда же это так потянуло-понесло семью Павла Прасковьи Усачёвых, а заодно и Татьяну Толстикову?
А всё складывалось так. Можно запутаться в фамилиях и в родстве. Приглашение выехать на КВЖД прислала из Харбина в Троицк Анастасия Константиновна Панфилова, в девичестве Толстикова, – она приходилась родной сестрой Лаврентию Константиновичу Толстикову, отцу Прасковьи. Вообще, у Лаврентия Толстикова и его жены Зиновии родилось тринадцать детей, из которых выжили только четыре дочки. Поэтому и путаница в фамилиях, ведь старшие сёстры – мужние. Мария Лаврентьевна стала Щёкотовой – вышла замуж за купеческого сына Андрея Ивановича Щёкотова. А девицами пока оставались под папиной фамилией Любушка и младшенькая – Татьяна.